Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6483 ( № 41 2014)
– У меня мания величия... – прошипел я сквозь зубы. – ...Я рассчитывал сегодня остаться у тебя. И я умею заделывать стены. По крайней мере, раньше моих навыков всем хватало. Но тут появился «Ауди-6»[?]
Лицо у неё пошло пятнами.
– Ты что, хочешь меня оскорбить?!
– Разве этим можно оскорбить? – парировал я. – Связь со специалистом – успех для женщины. Ты не ответила на вопрос.
– Так вот знай... – По лицу её всё ещё ходили цветные пятна. – Обычному маляру, тупому штукатуру... ты в подмётки не годишься со своим величием! Так и знай!
– Ну, что-то подобное я предполагал... Я, конечно, поеду на такси. Я, слава Богу, срубил недавно бабок. Не всё же задаром корячиться по хатам у свободных женщин. Надо и о себе подумать.
Она теперь была совсем красная.
…Мы не виделись полгода. За это время у меня случилась пара историй, я получил повышение по службе и сменил автомобиль. И вдруг нос к носу столкнулся с ней на пешеходке. Мы обнялись. Я, обхватив её плечи, гладил ей кончиком пальца щеки и верхнюю губу. Она запустила руку мне под куртку...
– Ты руки мыл? – наконец произнесла она с вызовом. – Лезешь руками в лицо... А потом прыщи из-за тебя лечи...
– Что новенького? – спросил я несколько несвязно.
– Соседи-идиоты сверху. Представляешь, у них лопнул огромный аквариум и у меня в гостиной протёк весь потолок...
С понедельника я взял отпуск, расставил в её гостиной леса и принялся скоблить штукатурку.
Теги: Александр Барсуков
Нерукотворное, земное
Поэт, переводчик, бард. Родилась в Новосибирске, ныне живёт в Дюссельдорфе. Обладательница "Золотой короны", главного приза международного поэтического конкурса «Пушкин в Британии», лауреат Грушинского фестиваля.
АВГУСТ
Луна заходит с разворота,
вплывает в тёмное окно,
и ночи тёплое болото
бог знает чем населено.
Стрекочет, плачет, дышит, ноет
и вьётся, как веретено.
Нерукотворное, земное,
оно на жизнь обречено.
Оно не доброе, не злое,
на нём невинности тавро,
и нежность тонкою иглою
беззвучно входит под ребро...
ТОСТ
Старый дом скрипит на ветру
Косяками дверными, рамами.
Если к осени не помру,
Примирюсь со своими ранами.
Время лечит теплом ночей,
И чем жарче они, тем праведнее.
Время - худшее из врачей,
Потому что оно беспамятнее.
Чтобы боль не вернулась вновь,
тянет к милому от немилого.
Выпьем, друже мой, за любовь,
Даже если она и минула.
ВЕЧЕР У ОКНА
Крутись, вертись,
помахивай крылом,
Куда подует ветер – там и ты...
Железный флюгер, чёртик с помелом
На крыше дома редкой красоты.
И я опять гляжу через окно,
Да, восхищённым взглядом, много лет;
Немое заграничное кино
На наше счастье проливает свет.
А наше счастье – гнаться не догнать,
Куда подует ветер, там и ты.
И фонарей непуганая рать
Идёт войной на сгустки темноты.
Качаются от ветра провода,
И слышу я вечерний тихий звон.
В окне напротив двое, как всегда,
Он и она. Она и рядом он.
А наше счастье – тощая сума,
А наше счастье, как ни назови...
И вижу я, что отступает тьма
Под натиском сюжета о любви
В чужом окне. Там заливает свет
И стол, и стул, и детскую кровать,
И эту пару, что за много лет
Друг друга не устала целовать.
Теги: Марина Гершенович
Мне под утро снилось…
Родился в 1951 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский электротехнический институт (ЛЭТИ). Работал радиоинженером, литературным консультантом в Ленинградской писательской организации СП СССР, редактором в газетах и издательствах. Печатается с 1967 года. Первый сборник стихов вышел в "Лениздате" в 1988 году. Автор семи сборников стихов (два последних выходили в Германии) и двух книг прозы. С 2002 года живёт в Германии, в г. Аалене.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕЧЕР В БЕРЛИНЕ
Читал стихи один пиит.
Его полубиблейский вид
Был смешноват случайной гостье.
Эх, пожилые соловьи!..
(Мы с ней сидели визави,
Потупившись, как на погосте.)
Не убоявшись аонид,
Признаюсь, что меня тошнит
От пиитического слова.
Ну что за блажь на склоне лет?! -
Тому Орфей, сему Гамлет,
Там Дон Гуан, сям Казанова...
Искусник наконец умолк.
От встречи с гостьей был бы толк
Для кавалера де Сенгальта.
А мне пора, ауф-видерзейн!
...Подался б лучше я в музей,
Где тонны вавилонской смальты.
* * *
Мне под утро снилось слово «слатенький»
И объятий полновесный пыл.
Жёлтый самовар стоял на скатерти,
Шишечный дымок средь сосен плыл.
Дачный голос каркал: «Полно, батенька!
Нешто мужичок – не человек?..»
[?]Ты кого там обнимала, Катенька,
И какой у вас тянулся век?
У меня другая агрегация,
Я иные времена постиг…
И любуюсь белою акацией
Средь простых немецких забулдыг.
ОБЩЕПИТ
Раздатчицу с именем Ира
Забуду ли я, чёрт возьми?!
Хрущёвским бесплатным гарниром,
Как в детстве, меня накорми!
А Марьи Ивановны зразы? –
Их ели б и наши вожди!
(Читатель, ждёшь рифму «заразы»? –
Так нет же, любезный, не жди!)
А «недовложения», сумки
С продуктами, правила СЭС?..
Да где ж теперь те недоумки
Из – как там? – обэхаэсэс…
Пусть временем тема закрыта
И в бозе почил общепит –
Погасшей звезды общепита
В ночи моей лучик горит!
* * *
У свежевспаханного поля
В недоумении стою.
Такая уж досталась доля,
Всё нынче на главу мою.
Клокочет страсть, хоть день мой смирен
И жизнь отнюдь не на подъём.
…А всё-таки не слишком жирен
Наш вюртембергский чернозём.
* * *
Соответствовать веку стараюсь,
Чтоб не пережигать провода.
Меж двумя городами мотаюсь
Туда-сюда.
Не люблю эти плоские горы,
Эту резкую речь не люблю.
Но вполне обхожусь без опоры
И терплю.
И не лебеди Летнего сада,
И не в Павловске листопад,
А другое: грозы канонада,
Поцелуй невпопад...
* * *
Лето в разгаре. Летят волоконца.
В водочной склянке осталось на треть.
Не убоявшись полдневного солнца,
Выполз червяк на миру помереть.
Прёт в огороде. Дурманят левкои.
Чёрная туча над лесом видна.
Даже в субботу не зная покоя,
По телевизору дышит страна.
Благостней этих картинок – едва ли...
Велосипеды. Купанье в прудах.
Что говорили мы, как танцевали...
(Как Ходасевич – «на дачных балах»).
* * *
Я с поезда сошёл. Домишки – в ряд.
И «доппелькорн» мне тяжелил карманы.
Европа спит.
Не спят лишь оттоманы,
Огни их забегаловок горят.
Обретши новой бодрости заряд,
Под памятником принял два стакана.
И шевельнулась тень от истукана,
И стражи городской прошёл отряд.
О, если б мог какой-нибудь снаряд
Сюда влететь!.. Осталось полстакана…
Бреду… Вступают трубы, барабаны,
И ангелы под кепочкой парят!
LIMESMUSEUM
Здесь веками длилась «Санта-Барбара»:
Возникая из-за гор и дол,
Малообразованные варвары
Портили добротный частокол.
И, слегка германцами подрезанный,
Появлялся, как из-за угла,
Сам себя вообразивший Цезарем,
Крепкий мужичок Каракалла.
Поглазеть на вражеские линии
Лично залезал на каланчу.
Всё было всерьёз – вестготы, римляне…
А теперь музей, где я торчу.
* * *
Ленивая луна над черепичной крышей,
Хронический уют немецких городков.
О Петербурге здесь едва ли кто-то слышал –
Оставь надежду всяк...
Но там, средь облаков, –
Висит себе, висит, большая-пребольшая,
И светит в полный рост всем сбившимся в пути.
А ежели она маленько не такая –
Так ведь и мы не те... Уж ты её прости!
В НЕМЕЦКОМ СУДЕ
Днём туманным, волоконным
Без вопросов повязали.
Основанием законным
Приморили в мрачной зале.
Но, под флагом чёрно-жёлтым
Чудом избежав кутузки,
С незнакомым дядькой толстым,
Как с родным, трендишь по-русски...
* * *
Скользни в полночный сквер,
Сойди в кромешный мрак,
Где люди средь химер –
