Лоуренс Лессиг - Свободная культура
«Похоже, существует порядка двух-трех миллионов музыкальных записей. Вообще. Есть приблизительно сто тысяч экранных киноверсий… и порядка одного-двух миллионов кинофильмов ХХ века. Добавьте сюда примерно двадцать шесть миллионов наименований книг. Все это поместится в компьютерах, которые займут помещение не больше этой комнаты и могут обслуживаться небольшой фирмой. Итак, мы у поворотного момента в нашей истории. Цель – универсальный доступ. И возможность совсем иной жизни, в связи со всем этим, просто… очаровывает. Возможно, это одна из тех вещей, которыми человечество должно гордиться превыше всего. В одном ряду с Александрийской библиотекой, полетом человека на Луну и изобретением печатного пресса».
Кейл – не единственный библиотекарь. Его архив интернета – не единственный архив. Но Кейл и его детища доказывают, что у библиотек или архивов есть будущее. Когда кончается коммерческая жизнь творческой собственности – я не знаю, но она кончается. Но когда бы она ни кончилась, в существовании Кейла с его архивом брезжит мир, в котором эти знания, культура остаются доступными вечно. Кто-то будет оттуда черпать, чтобы понять, другие, чтобы критиковать. Некоторые станут использовать их подобно Уолту Диснею, чтобы воссоздавать прошлое для будущего. Эти технологии сулят нечто такое, что было невообразимым большую часть нашей истории – будущее для нашего прошлого. Технология цифровых искусств способна возродить мечту об Александрийской библиотеке.
Таким образом, инженеры ликвидировали экономический барьер, препятствовавший созданию подобного архива. Но пошлины юристов остались. Ибо как бы нам ни нравилась идея этих «архивов», сколь бы привлекательна ни была концепция «библиотеки», но «контент», который собирают в этих цифровых хранилищах, является еще и чьей-то «собственностью». А право собственности связывает руки таким людям, как Кейл и его единомышленники.
X глава
Собственность
Джек Валенти возглавляет Ассоциацию американских кинематографистов (MPAA) с 1966 года[154]. По сути, он впервые объявился в Вашингтоне вместе с администрацией Линдона Джонсона. На известной фотографии с авиабазы Эдвардс, где Джонсон принимает присягу, вступая в должность после убийства президента Кеннеди, Валенти стоит на заднем плане. За те почти сорок лет, что Валенти возглавляет МРАА, он зарекомендовал себя как самый, наверное, выдающийся и успешный лоббист в Вашингтоне.
Ассоциация американских кинематографистов – это американское отделение международной Кинематографической ассоциации. МРАА была основана в 1922 году как отраслевая ассоциация для защиты американской киноиндустрии от нараставшей в стране волны критики. Сейчас эта организация отстаивает интересы не только кинематографистов, но также продюсеров и дистрибьюторов развлекательной продукции для широковещательного телевидения, видеопроката и кабельного ТВ. Ее руководящий совет состоит из председателей правлений и президентов семи крупнейших производителей и прокатчиков кино и телепрограмм в Соединенных Штатах: Walt Disney, Sony Pictures Entertainment, MGM, Paramount Pictures, Twentieth Century Fox, Universal Studious и Warner Brothers. Валенти – всего лишь третий президент MPAA. Ни один из его предшественников не обладал таким влиянием ни на саму организацию, ни на Вашингтон. Будучи уроженцем Техаса, Валенти отработал единственный важнейший политический навык южанина – умение казаться простаком и увальнем, за которым скрывается недюжинный интеллект. По сей день Валенти разыгрывает наивного скромника. Но этот выпускник Гарварда, автор четырех книг, окончивший школу в 15 лет и сделавший свыше пятидесяти боевых вылетов во время Второй Мировой войны – далеко не простак. Приехав в столицу, Валенти овладел городом в самой что ни на есть вашингтонской манере.
В защите свободы слова и самовыражения, на которых зиждется наша культура, МРАА принадлежат неоценимые заслуги. Создав рейтинговую систему, МРАА, вероятно, предотвратила немало вреда, угрожавшего свободе слова. Но есть некий аспект в деятельности этой организации, основополагающий и важнейший, – это заметное в каждом поступке Валенти упорное стремление переосмыслить понятие интеллектуальной собственности.
В 1982 году в своем обращении к Конгрессу Валенти четко определил стратегию:
«Несмотря на долгие споры, взаимные обвинения, суматоху и крики, здравомыслящие люди будут постоянно возвращаться к сути вопроса, главному аспекту, который и возбуждает все эти дискуссии. Владельцы интеллектуальной собственности должны получить те же права и защиту, что и владельцы любых иных форм собственности в государстве. Вот в чем загвоздка. Вот в чем вопрос. И именно на этой проблеме должны основываться данное слушание и дебаты»[155].
Риторика этого выступления, как и большинства других речей Валенти, – блестящая и простая. Блестящая именно потому, что простая. «Главный аспект», к которому постоянно будут возвращаться «благоразумные люди», таков: «Владельцы интеллектуальной собственности должны получить те же права и защиту, что и владельцы любых иных форм собственности в государстве». Нет граждан второго сорта, мог бы продолжить Валенти. И не должно быть собственников второго сорта.
Это заявление провоцирует очевидный и мощный интуитивный импульс. Сказано с предельной ясностью, чтобы сделать идею столь же очевидной, как всенародные президентские выборы. На самом же деле, до такой крайности еще не доходил ни один серьезный участник данных дебатов, кроме Валенти. Джек Валенти, каким бы милым и умным он ни был, превращается, похоже, в самого отъявленного экстремиста нации, едва дело касается природы и границ «интеллектуальной собственности». Его взгляды явно не имеют никакого отношения к нашей правовой традиции, хотя его тонкое техасское обаяние постепенно переиначивает эту традицию – по крайней мере, в Вашингтоне. В то время как «интеллектуальная собственность», конечно, является «собственностью» в точном смысле, как ее приучены понимать юристы[156], никогда еще не было (и не должно быть) случая, чтобы «владельцы интеллектуальной собственности получили такие же права и защиту, что и владельцы других видов собственности». Действительно, если бы владельцам интеллектуальной собственности дали те же права, что и другим собственникам, это бы произвело радикальную и крайне нежелательную перемену в нашей традиции.
Валенти это знает. Но он представляет интересы отрасли, которой наплевать на нашу традицию и ценности, которые она воплощает. Он говорит от лица индустрии, которая борется за возрождение традиции, низвергнутой британцами в 1710 году. В мире, который создадут реформы Валенти, немногие власть имущие обретут абсолютный контроль над развитием нашей культуры. В этой главе у меня две цели. Во-первых, убедить вас в том, что с исторической точки зрения стремление Валенти крайне пагубно. Во-вторых, убедить вас в том, что было бы страшной ошибкой отвергнуть свою историю. Мы всегда относились к правам на интеллектуальную собственность иначе, нежели к правам других собственников. Они никогда не были идентичны. И они никогда не должны стать одинаковыми, потому что, как ни алогично это выглядит, уравнять их – значит фундаментально ослабить способность творить у будущих художников. Творчество произрастает из отсутствия абсолютного контроля у творческих людей.
Организации наподобие МРАА, в состав правления которых входят наиболее влиятельные представители старой гвардии, практически не заинтересованы (их риторика не в счет) в том, чтобы кто-то новый пришел им на смену. Повсюду так. Каждый – человек конформист (возьмите, к примеру, землевладение). Но то, что хорошо для МРАА, не обязательно полезно Америке. Общество, отстаивающее идеалы свободной культуры, должно зорко следить за тем, чтобы старое не угрожало новому. Достаточно заглянуть в Конституцию Соединенных Штатов, чтобы зародилось подозрение: в аргументах Валенти кроется что-то в корне неверное. Авторы нашей Конституции любили «собственность». В самом деле, они так сильно ее любили, что вписали в Конституцию важное условие. Если правительство забирает у вас собственность (выселяет из дома, приобретает участок земли на вашей ферме), то, согласно «Пункту о сборах» Пятой поправки, оно обязано выплатить вам «справедливую компенсацию» за конфискованное имущество. Таким образом, Конституция гарантирует, что собственность, в определенном смысле, священна. Ее нельзя отбирать у собственника, не заплатив за право владения.
Однако в той же самой Конституции совершенно иначе описывается то, что Валенти называет «интеллектуальной собственностью». В статье, дающей Конгрессу право наделять интеллектуальной собственностью, Конституция требует, чтобы по окончании «ограниченного периода времени» Конгресс забирал обратно дарованные полномочия, и «интеллектуальная собственность» становилась всеобщим достоянием. Хотя, когда Конгресс делает это, «отбирая» у вас по истечении срока авторские права и делая вашу собственность общественным достоянием, он не несет никаких обязательств по выплате «справедливой компенсации» за такое «изъятие». Напротив, та же Конституция, которая требует возмещения за отнятую землю, предполагает, что вы теряете право на интеллектуальную собственность вообще безо всякой компенсации.
