Лоуренс Лессиг - Свободная культура
И последний аспект, касающийся этой простой модели, тоже достаточно ясен. В то время как четыре модальности аналитически независимы, закон особым способом воздействует на остальные три[157]. Иными словами, закон иногда подключается, чтобы усилить или ослабить давление одной из модальностей. Соответственно, закон может использоваться для повышения налога на бензин и, тем самым, стимулировать более осторожное вождение. Закон может требовать укладки большего количества «лежачих полицейских», что максимально усложняет вождение на высокой скорости. Закон может использоваться для того, чтобы финансировать рекламу, клеймящую безрассудных водителей. Или же закон может требовать от других правовых норм большей строгости (например, федеральное постановление о снижении предельно допустимой скорости в отдельных штатах), чтобы сделать скоростное вождение менее привлекательным. Иными словами, эти ограничения могут что-то менять и могут меняться сами. Для понимания эффективности защиты свобод или собственности в любом конкретном случае необходимо отслеживать такие изменения с течением времени. Ограничение, накладываемое одной модальностью, может размывать другая. Свобода, обеспеченная одной модальностью, может замещаться другой[158].
Почему Голливуд прав
Совершенно очевидно, что данная модель прямо указывает, почему Голливуд прав. Борцы за авторские права мобилизовали Конгресс и суды для защиты копирайта. Модель помогает нам постичь смысл такого сплочения сил. Предположим, следующая схема иллюстрирует регулирование авторских прав до появления интернета.
Существует баланс между законом, нормами, рынком и архитектурой. Закон лимитирует возможность копирования и распространения контента, предусматривая наказания для тех, кто копирует и распространяет. Эти наказания подкрепляются технологиями, которые осложняют копирование и распространение контента (архитектура) и делают дорогостоящими вышеуказанные действия (рынок). Наконец, эти наказания смягчаются общепринятыми в обществе нормами. Дети, например, переписывают понравившиеся диски друг у друга. Эти виды использования материала, являющегося авторской собственностью, вполне могут считаться нарушением, но общепринятые нормы не видят никакого криминала в такой форме нарушения. Войдите в интернет, точнее, воспользуйтесь такими технологиями, как MP3 или пиринг. Тут преграды архитектурного происхождения кардинально меняются, равно как и ограничения, накладываемые рынком. Поскольку и рынок, и архитектура ослабляют контроль за соблюдением авторских прав, тут же все сильнее начинают напирать нормы. Благостный баланс до появления интернета (по крайней мере, для борцов за копирайт) с появлением Сети превращается в настоящую анархию.
Отсюда смысл и оправдание реакции поборников копирайта. Технологии эволюционировали, твердят правообладатели. Такая смена плюс воздействие хитросплетений рыночных условий и общественных норм подорвали равновесие в защите авторских прав.
Похоже на Ирак после свержения режима Саддама, только здесь ни одно правительство не оправдывает последовавшего разграбления. Ни этот анализ, ни выводы, которые из него следуют, не новы для борцов за копирайт. Действительно, в «Белом листе», подготовленном Министерством торговли в 1995 году (поборники авторских прав оказали на него сильное влияние), имеющийся набор регулирующих модальностей уже был определен и составлен план реагирования. В ответ на перемены, связанные с появлением интернета, «Белый лист», во-первых, призывал Конгресс усовершенствовать закон об интеллектуальной собственности, во-вторых, требовал от компаний взять на вооружение инновационные маркетинговые технологии, в-третьих, принуждал разработчиков создавать системы программной защиты материала, охраняемого копирайтом, и, в-четвертых, убеждал педагогов с младых ногтей прививать детям благоговейное отношение к авторскому праву.
В такой многоплановой стратегии как раз и нуждалось авторское право, если оно вообще стремилось сберечь тот специфический баланс, существовавший до переворота, к которому привело появление интернета. И именно таких действий нам следовало бы ожидать от индустрии развлечений. Абсолютно американская черта: рассматривать свою счастливую жизнь как данность и надеяться на закон, который защитит, если вдруг произойдет нечто, способное перевернуть ее. Владельцы домов на заливной равнине, не колеблясь, апеллируют к правительству с требованием восстанавливать (снова и снова) их жилье, после того как наводнение (архитектура) смоет их собственность (закон). Фермеры, не раздумывая, обращаются к правительству за компенсацией, когда вирус (архитектура) уничтожает их посевы. Профсоюзы смело требуют помощи от правительства, когда импорт (рынок) подрывает сталелитейную промышленность США.
Таким образом, нет ничего дурного или удивительного в кампании, организованной индустрией развлечений для самозащиты от пагубных последствий новых технологий. И я не рискну утверждать, что развивающиеся интернет-технологии мало подействовали на бизнес-методы индустрии развлечений или, в терминах Джона Сили Брауна, на «архитектуру ее прибыли». Но только оттого, что некая заинтересованная сторона просит поддержки у правительства, не обязательно следует, что просьбу надо уважить. И только потому, что технологии подорвали чей-то способ ведения бизнеса, правительство не обязано вмешиваться, чтобы поддержать старый бизнес-метод. Kodak, например, потеряла не меньше 20 процентов своего традиционного пленочного фоторынка с появлением цифровых фотоаппаратов[159]. Разве кто-то считает, что правительство должно запретить цифровые фотоаппараты только для того, чтобы поддержать Kodak? Автострады ослабили позиции железнодорожных грузоперевозчиков. Разве кто-то считает, что надо запретить грузовики ради поддержки железных дорог? Если подойти ближе к предмету нашего разговора, то разве пульты дистанционного управления не снизили эффективность телерекламы (когда начинается нудная реклама, с помощью пульта можно легко переключаться с канала на канал)? Вполне возможно, эта перемена подорвала рынок телевизионной рекламы. Но разве кто-то полагает, что надо регулировать использование пультов ДУ, чтобы поддержать коммерческое телевидение (например, разрешив переключение не более десяти каналов в час)?
Очевидный ответ на эти очевидно риторические вопросы – «нет». В свободном обществе со свободным рынком, базирующимся на свободном предпринимательстве и свободной торговле, роль правительства заключается не в том, чтобы поддерживать тот или иной вид бизнеса в ущерб другим. Его задача – не в том, чтобы выбирать победителей и ограждать их от потерь. Если бы правительство занималось этим повсеместно, никакого прогресса мы бы не добились. Как писал в 1991 году председатель совета директоров Microsoft Билл Гейтс в служебной записке, критикуя патенты на программное обеспечение, «зрелые компании заинтересованы в устранении будущих конкурентов»[160]. И в отличие от начинающих фирм, состоявшиеся компании обладают для этого необходимыми средствами (возьмите RCA и FM-радио). В мире, где конкуренты-инноваторы вынуждены сопротивляться не только рынку, но и правительству, носителям нового ни за что не добиться успеха. Это мир застоя и нарастающей стагнации. Это Советский Союз при Брежневе.
Если стремление искать у правительства защиты по понятным причинам возникает у тех, чьим бизнес-методам смертельно угрожают новые технологии, другие, кто принимает решения, призваны обеспечить гарантии того, что такая защита не станет помехой прогрессу. Другими словами, они обязаны следить за качеством вносимых ими новшеств, вызванных просьбами обиженных. Эти новшества должны оберегать стимулы и возможности инноваций.
В контексте законов, регулирующих свободу слова (в число которых, разумеется, входит закон об авторских правах), эта обязанность еще важнее. Когда индустрия, жалуясь на меняющиеся технологии, просит Конгресс о чем-то, что ограничит свободу слова и творческую деятельность, те, кто принимает решения, должны отнестись к таким просьбам особенно осторожно. Когда правительство начинает регулировать свободу слова, это всегда дурно пахнет. Именно учитывая риски и опасности этой игры, отцы-основатели приняли Первую поправку к Конституции: «Конгресс не должен издавать законов, ограничивающих свободу слова». Поэтому когда Конгресс просят принять закон, который «ограничил» бы свободу слова, следует – очень осторожно – задаться вопросом, оправдано ли такое регулирование. Настоящая аргументация не касается «оправданности» поправок, которые навязывают борцы за соблюдение авторских прав. Речь идет об их эффекте. Потому что прежде чем обсуждать оправданность – сложный вопрос, который во многом зависит от вашей шкалы ценностей, – надо сперва выяснить, осознаем ли мы степень воздействия тех перемен, которых добивается индустрия развлечений.
