Кнут Гамсун - О духовной жизни современной Америки
Любой чужестранец, взявшийся изучить американскую уголовную статистику и следить за американскими судебными процессами, изумится грубости и идиотизму преступлений, совершаемых в Америке. Мало-помалу у него все больше будет крепнуть впечатление, что даже и в области преступности Америка — отсталая страна. Почти во всех без исключения случаях тщетно он стал бы доискиваться хоть сколько-нибудь усложненного, хоть какого-то элемента мысли. Он еще раз убедится, что американские преступления не столько похожи на современные, сколько на злодеяния отдаленных времен, о которых ему доводилось читать. В осуществлении своих злодеяний американские преступники сплошь и рядом проявляют ловкость, но сама идея преступления, его мотивы, равно как и цель, обычно свидетельствуют лишь о звериных инстинктах этого неразвитого народа, инстинктах, какими не способна управлять неимоверная, но дисгармоничная при том свобода. Возьмите, к примеру, типичные для всех стран преступления — обман, подлог, кражи, хищения; в Америке они носят совершенно иной характер, чем в других местах, правда, и тут случаются исключения. У нас на родине подлоги и кражи чаще всего проистекают от бедности людей, но в Америке те же преступления лишь в очень редких случаях мотивированы реальной бедностью — это известно всякому, кто хоть как-то следил за историей американской преступности. Нет, подлоги и хищения в Америке прежде всего следствие безумной страсти американцев иметь какую-то сумму в кубышке, пусть самую что ни на есть малую, поскольку она гарантирует им материальную самостоятельность, надежность положения. Банковский кассир бежит в Канаду, прихватив с собой кассу, не потому, что банк ему мало платил, он же получал здесь ежегодное жалованье в сумме от двенадцати до двадцати пяти тысяч крон, а потому, что он не в силах без конца любоваться деньгами, которые проходят через его руки, но ему не принадлежат, потому, что его американская душа подбивает его украсть эти деньги, ведь без них он всего лишь банковский кассир, а имей он эти деньги — он уже член финансовой аристократии, а американская аристократия сугубо денежная. Он истинный американец, ему нравится швыряться долларами, хорошо одеваться, козырять кольцами и разными золотыми побрякушками, обедать в дорогих отелях, быть в центре внимания жителей какого-нибудь городка в сердце прерий. Единственно к этому сводятся его честолюбивые устремления, и ради того, чтобы удовлетворить их, он не брезгует никакими средствами, вот это и толкает его, в конечном счете, на подлог и кражу. В содеянном им нет ни малейшего проблеска фантазии: он похищает кассу, садится в скорый поезд, едет ночь и еще день и сходит на перрон в Канаде уже как аристократ — в американском понимании этого слова.
Вот эта примитивная черта характеризует все преступления, совершаемые в Америке. Дайте чужестранцу возможность внимательно следить за судоговорением в американской ратуше, чтобы он мог как-то представить себе, каким духом порожден тот или иной проступок; пусть чужестранец постарается отыскать в полицейских протоколах, написанных на голубой бумаге, хотя бы один-единственный момент, свидетельствующий о тонкости ума, — почти всегда такие поиски будут тщетными. Если рассматривать преступления, совершаемые тем или иным народом, в точности так же, как мы рассматриваем другие явления жизни, а именно с рациональной точки зрения, то окажется, что даже и в этой сфере американской жизни мы убедимся, что Америка — отсталая страна. Даже в сфере преступности и то она несовременна. Злодеяния, которые совершаются там по сей день, повторяют преступления индейцев и первых голландских поселенцев. Скальпируют, к примеру, своих ближних или первого встречного. Совершают ограбление банка, чтобы добыть карманные деньги на сладости. Вспарывают животы пятилетним детям и насилуют маленьких девочек. Здесь способны ограбить какого-нибудь беднягу поденщика, дабы взять себе его деньги, — американские газеты попросту переполнены ежедневными сообщениями о зверских поступках представителей этой свободной нации. Американским преступлениям совершенно чужд внешний лоск: порок в этой стране отличается жестоким и примитивным бесстыдством, только в далеком прошлом можно найти нечто похожее, но современные пороки американцев начисто лишены внешнего изящества, да и хоть какого-то проблеска мысли.
Можно представить себе, какой шум, какое негодование должно было вызвать в подобной стране преступление, в котором обвинялись анархисты! Так оно и случилось. Всякий благовоспитанный первоклассник вопил: «Распять их!» Демократически настроенные тетеньки — впрочем, так поступали особи обоих полов — скупали портреты анархистов и «вешали» их у себя в окнах. Лавочники рекламировали свой товар следующим образом: «Поскольку мы стоим за то, чтобы анархистов отправили на виселицу, то огромный наплыв клиентов позволяет нам продавать наш знаменитый товар «Голубой Рио» по цене девять центов за фунт».
Но ни один из сотни, даже из тысячи человек не знал, что же такое этот анархизм. Словом, сомнительно, что американцев можно считать столь просвещенной нацией, какой мы представляем ее у нас на родине.
III. Школа
Совершенно очевидно: стать просвещенной нацией американцы могли только чудом. Я ведь учитываю тот факт, что американцы — новая нация, состоящая из самых разных и чаще всего малообразованных людей, съехавшихся в Америку со всех концов света, людей самого различного душевного склада, принадлежащих к разным расам, обладателей разных темпераментов, характерных для тех или иных широт. И то я принимаю во внимание, что, по существу, американская нация — это некий искусственный продукт, всего лишь своего рода эксперимент, а отнюдь не конечный итог процесса. Я знаю: самый что ни на есть чистокровный янки — всего лишь сын своего отца, который в свою очередь сын своего отца, дед которого, нищий работяга, приехал в Америку из Европы. Знаю я и то, что 75 процентов современных жителей Америки — это мужчины и женщины, чьи родители с полвека назад лишились своих корней в старом мире, а дети их еще не успели пустить корни в мире новом. Если кто-то пересек океан, это еще не значит, что он стал просвещенным человеком. Однако именно в обратном нас, как видно, всерьез пытаются убедить. Во всяком случае, у нас в Норвегии принято считать, что, уж если человек побывал в Америке, стало быть, он семи пядей во лбу, не чета тем, кто только и выучил наизусть «Отче наш». А путешественник этот, может, совсем напротив, даже и «Отче наш» позабыл!
Самый чистокровный янки от рождения несет в себе наследие родителей-иммигрантов: все заглушающее стремление к материальному достатку у него в крови, поскольку единственно к материальному достатку стремились первые поселенцы, только ради этого и приехали они в Америку. Доминирующая страсть передалась потомкам. Образованность, реальные знания, культура — без этого, считали они, можно обойтись, пока не сколотишь достатка, но, сколотив достаток, человек уже оказывался за гранью того возраста, когда легко дается наука. Нет, это попросту было бы противоестественно — если бы американцы стали просвещенным народом.
Весомые выводы делались из того факта, что в Америке существует бесплатная, общедоступная школа. Я же глубоко убежден в том, что образование, которое дают эти школы, ни в коей мере не оправдывает огромных затрат на них. Даже в средних учебных заведениях и учителя и ученики порой проявляют грубое невежество, не знают — напомню приводившийся выше пример, — что в 1883 году в Норвегии уже был свой телеграф, а в неполных средних школах вообще не ведают, что на свете существует такая страна, как Норвегия, в лучшем случае они знают, что есть, мол, какая-то Скандинавия, она же —Швеция. Побывав на уроках в американских бесплатных школах, и вовсе теряешь к ним всякое доверие. Приходишь в такую школу, воодушевленный величайшими ожиданиями, с робостью и благоговейной дрожью в душе подходишь к воротам. Школы здесь похожи на дворцы, рекреационные залы настолько просторны, что без знания географии из них не выберешься. Наконец отыскиваешь нужный класс, постучав в дверь, входишь — и все ученики встают! Это сразу же настраивает стороннего человека на подозрительный лад: создается впечатление, что дети привыкли к такого рода показухе. И впечатление это сохраняется в процессе продолжения занятий, даже учитель и тот уделяет внимание стороннему гостю. Он встречает меня с улыбкой, пожимает руку, говорит, что рад меня видеть, спрашивает, откуда я родом, и на уроке английского языка, в знак внимания ко мне, более или менее обстоятельно рассказывает ученикам о «доблестных скандинавах», о том, как они открыли Америку, об их трудолюбии, умении быстро американизироваться, наконец, об их участии в войне Севера и Юга. Затем я слышу странный рассказ про королей, которые будто бы правили нами, про каких-то прославленных спортсменов и епископов, о каких я сроду не слыхал, про городок Шпицберген, обитатели которого будто бы разгуливают в тюленьих шкурах, про то, как у нас, скандинавов, навалом рыбы, так что упаси Бог такие рыбные ресурсы иметь, про наши горы, такие высокие, что от ужаса даже у любого лысого мужчины волосы стали бы дыбом. Рассказал учитель также и про конькобежца Акселя Паульсена. Из всех норвежцев наибольшей известностью в Америке пользуется именно он, быстрые ноги сделали его большим человеком, даже «Полицейская газета» и та опубликовала его портрет. Если ты, будучи скандинавом, хочешь, чтобы тебя уважали и принимали в Америке с почетом, тебе достаточно сказать, что ты соотечественник Акселя Паульсена. А уж коли ты изловчишься настолько, что дерзнешь выдать себя за кузена этого конькобежца, то не удивляйся, если американцы устроят празднество в твою честь. Сидеть в американском классе и слушать, как учитель ведет урок, — удовольствие неоднозначное. Преподавание в общедоступной американской школе ничего общего не имеет с методичным введением в суть преподаваемого предмета, оно прежде всего нацелено на развлечение: ученики должны развлекаться, в этот-то развлекательный материал вкраплены крупицы позитивных знаний. Как бы ни одобряли мы метод обучения, имеющий целью заинтересовать учеников и сделать для них школу притягательной, все же есть здесь и другая, негативная сторона: учитель, как правило, толкует обо всем и ни о чем, сплошь и рядом помышляя лишь о необходимости забавлять своих учеников, беспрерывно острит и потчует их анекдотами, в которых опять же временами вкраплены крупицы знаний. Учитель — истинный американец, он прирожденный оратор, который беспрерывно произносит речи, рассыпая по партам блестки и крупицы знаний, то и дело спрашивает, поняли ли его дети, и просит их запомнить все, что он им сказал. Любой урок, на котором по расписанию должен преподаваться такой-то предмет, может перерасти в урок совершенно иной науки. Как-то раз в субботу я посетил американскую школу; тему урока я выбрал заранее, это должен был быть урок риторики — а мне хотелось послушать, что же такое эта «американская риторика».
