Петр Хомяков - Свои и чужие
Но ещё раньше было показано, что целевой функцией «классического» капиталистического производства в развитых странах была максимизация отношения выпуска продукции к затратам трудовых ресурсов. И в данном случае Маркс абсолютно прав, формулируя теорию «трудовой стоимости» товаров.
Более того, деньги идеально подходят именно в качестве мерила затрат труда. Тем более это качество в неявном виде было затвержено в мировом масштабе после становления капитализма и промышленной революции.
В классическом случае, при избытке ресурсов для производства, деньги, выражая в первую очередь затраты труда, действительно всесильны, как всесилен сам труд. Люди обмениваются плодами своих усилий и имеют полное моральное право предлагать любые свои услуги в обмен на услуги других.
Ситуация коренным образом меняется в феодально-социалистическом обществе, испытывающем дефицит ресурсов. Здесь стоит сделать одно разъяснение. Дефицит времени тоже есть дефицит одного из видов ресурсов.
А в производстве дефицит времени – это отсутствие материальных фондов и инфраструктуры. Ибо даже при наличии природных и трудовых ресурсов необходимо некоторое время, чтобы они стали набором готовых изделий и коммуникаций. Есть некое видимое противоречие в том, что деньги, если понимать их как мерило аккумулированного в продукте живого труда (т. е. в итоге – того же рабочего времени) не могут в условиях дефицита времени восполнить этот дефицит. В итоге «время» не в силах восполнить… «времени».
Однако это противоречие мнимое. Чтобы заменить в условиях дефицита времени «то, что надо», «тем, что уже сделано», надо иметь большой запас разнообразных продуктов. Только тогда с помощью денежного механизма можно сразу купить то, что надо. Если же этого запаса нет, то, помимо затраты денег, надо ещё ждать, пока на эти деньги товар будет не куплен, а сделан, т. е. помимо денег нужно ещё живое время.
Подчеркнём, в классической капиталистической экономике эта проблема весьма чётко понимается. Хозяйственный механизм Запада всегда функционирует с большими резервами товаров и ещё большими резервами производственных мощностей. Без этого резервирования просто нет рынка в западном понимании.
Таким образом, эффекты от дефицита природных ресурсов (как В Древнем Египте) или дефицита производственных фондов при наличии природных ресурсов (как было большую часть времени существования СССР) приводят к одним и тем же социально-экономическим тенденциям.
Но, как мы показали выше в главе «Родимые пятна государственности», в подобной ситуации дефицит ресурсов не компенсируется трудом, а следовательно (в рафинированно чистом случае) – деньгами.
И тогда возникает вполне закономерная, естественная для данного положения ситуация, когда «за деньги всего не купишь».
Вопросом вкуса остаётся выбор, что лучше – жить там, где «все покупается и все продаётся», или там, где «ничего просто так не купишь».
Однако наиболее интересная проблема в другом. Мы уже упоминали ранее, что хозяйственный механизм консервативен. Буржуа, даже перед дицом ресурсного кризиса, не будет спешить ограничивать своё потребление и свои прибыли. А бюрократ, видя угрозу для себя в «жиреющем» народе, поспешит в целях самосохранения создать дефицит. Ибо, напомним название одной из предыдущих глав, император не заинтересован в процветании империи.
Несомненно, перед СССР стояло много неотложных задач, которые надо было решать с помощью напряжённых планов. Но, тем не менее, при взгляде на наше недавнее прошлое невольно напрашивается вопрос: всегда ли напряжённость планов была вызвана реальной необходимостью? А может быть, очень часто «планов громадье» было просто механизмом создания дефицита времени?
Ведь в условиях такого дефицита государство проявляет своё несомненное превосходство как управленческая структура. А круги, заинтересованные в феодально-социалистической модели развития, всегда очень тонко, на интуитивном уровне, чувствуют, что надо, чтобы государственная машина не испытывала эрозии.
В этом месте иной дотошный читатель определённых взглядов может ехидно заметить: «Ишь ты, иррациональность поведения буржуа покритиковал в одной строке, а перекосы социализма в двух абзацах». Дорогой социалист! Капиталистическую действительность я знаю лишь в теории. Поэтому о ней пишу лишь то, что можно узнать из книг и вывести логически.
И не надо говорить, что в России уже более десяти лет капитализм. В России на рубеже тысячелетий осуществляется модель, совмещающая режим колонии и остатки феодально-социалистического режима. Это отнюдь не то, что можно назвать капитализмом в его классическом понимании.
Итак, капитализма автор не знает из непосредственного личного опыта. А вот социализм нам знаком досконально. Поэтому о чём больше знаю, о том и больше пишу.
Но по смыслу и духу данной книги любой беспристрастный читатель может понять, что нам одинаково противен и лицемерный западный капитализм, и хамский социал-феодализм.
Мы ищем свой русский путь. Путь, намеченный русским академиком Вернадским. И не надо ставить нас перед ложным выбором между нерусским Марксом (коммунизм) и нерусским Хайеком (неолиберализм).
8. Специфика нынешнего момента. Противоречия развития. Замечание о военной разведке. «Негосударственное» государство
Современный этап развития человечества является в определённом смысле переломным в его истории. Это не значит, что подобные переломные этапы не случались ранее. Мы показали в главах «Экология антропогенеза» и «Родимые пятна государственности», что по глубине изменений более ранние этапы были отнюдь не менее кардинальными, чем нынешний. Однако для нас по вполне понятным причинам наше время представляет наибольший интерес. Итак, особенности современной ситуации таковы.
Первое. Невозможность крупномасштабных войн, соответствующих современным техническим возможностям. Это, однако, не означает, что мир стал добрее. Он стал сильнее и умнее. Современная война бессмысленна, ибо для любого победителя потери многократно превысят его трофеи. И мир (вернее его наиболее развитые страны) это осознает. Однако осознание этого факта не приводит к однозначному отказу от попыток реализации стратегии захвата.
«Бескровной» реализацией такой стратегии стал неэквивалентный торговый обмен, осуществляемый благодаря особенностям сконструированной Западом мировой финансовой системы. Мы не будем здесь более подробно развивать данный тезис, он достаточно подробно будет проиллюстрирован нами ниже в третьей части, в главах «Россия и золотой миллиард» и «Россия в новом мировом порядке».
Второе. Появление ресурсно-экологических кризисов, вызванных косвенным воздействием на биосферу (загрязнения). Вовлечение новых видов ресурсов сразу требует высокой степени полезного использования (чем ниже коэффициент полезного использования, тем выше объем отходов на единицу полезной продукции). Фактически там, где раньше на отшлифовку технологий, что проявлялось прежде всего в повышении коэффициента полезного использования, отводились десятилетия, если не века, сейчас надо затрачивать на это считанные годы.
В связи с этим резко возросла роль технических наук, помимо всего прочего целенаправленно совершенствующих существующее производство. В современной ситуации нельзя выпускать новое изделие» производство и эксплуатацию, не доведя его до очень высокого уровйя в процессе теоретических исследований, компьютерных, модельных Экспериментов, лабораторных и стендовых испытаний. Отныне для гарнонично развитого цивилизованного государства дополнительным поощрением будет чистота собственной природы, а не возможность захвата чужих ресурсов.
Третье. Знания, овеществлённые в орудиях, стали такой заметной силой, что это было осознано людьми. Необходимые для поддержания приемлемых темпов прогресса затраты на науку возросли. Возникли целые отрасли информационной индустрии (человеческой деятельности, направленной исключительно на добывание информации, например, метеослужба, картографическая служба, государственная геологическая служба). Наука плюс отрасли информационной индустрии занимают значительную долю в бюджете, а то, что оценено в деньгах, не отдаётся даром.
Интересно в этой связи привести пример, «осязаемо» показывающий хозяйственный эквивалент знаниям. Известно, чтобы добыть, например, нефть, надо знать, где и как она залегает. По существу, и сама добыча нефти, и получение информации о её залегании осуществляются в значительной степени благодаря одной и той же технической операции – бурению.
Зачастую затраты на поиск и разведку нефти составляют до 40 % от общих затрат на её добычу. Однако, если искусный геолог по ряду косвенных признаков (благодаря своим знаниям) правильно определит положение нефтяной структуры, это многократно сократит объёмы разведочного бурения. Таким образом, знание одного (или нескольких) человека оказывается эквивалентно затратам труда и оборудования для тысяч метров бурения. Сэкономленных благодаря знаниям средств бывает достаточно для организации добычи практически до половины объёма месторождения.
