Война в вишневом саду - Онур Синан Гюзалтан
Я спрашиваю, могу ли я взглянуть. Он открывает тетрадь на случайной странице и протягивает мне.
Да, это дневник. Почерк плохой. Дата, указанная в правом верхнем углу страницы, – 12 мая.
«Я не знаю, как долго мы еще сможем продержаться. Мы заперты в этой дурацкой, Богом забытой гробнице. Вода и припасы заканчиваются. Я уже три дня ем картофель и ужасный на вкус консервированный горошек. В соседней комнате разместили женщин с детьми. Дети постоянно плачут. Ночью русские открывают артиллерийский огонь. Звук ударов отдается эхом. Такое ощущение, что земля вот-вот обрушится на нас. В частности, они добиваются того, чтобы сломить нас психологически. Я знаю это. Мы, как курицы, которых должны зарезать, каждую секунду ждем, что они придут сверху. На двери мы установили ловушки. Не знаю, надолго ли их это задержит. Среди начальства начался спор. Они решают, сдаваться или нет. Будь что будет… Надеюсь, я не умру в этих коридорах».
У входа в убежище появляется старший военный. Солдат, недавно давший мне тетрадь, поспешно выхватывает ее у меня из рук и говорит, улыбаясь:
– Извините… Но на сегодня все.
Он убирает тетрадь в стоящий рядом рюкзак, встает со стула и быстро идет к своему командиру.
Старший военный кричит, что те, кто хочет, может вернуться в автобус, а те, кто хочет еще пофотографировать, могут ненадолго остаться. Солнце над головой и усиливающийся гул дронов подталкивают меня к тому, чтобы идти.
Часть группы, которую, как и раньше, сопровождают солдаты, выдвигается в обратный путь. Немного впереди продолжают ждать скорая помощь и пожарная машина. Из шланга пожарной машины течет тонкая, напоминающая веревку струйка воды. Я умываюсь. Военные медсестры смотрят на наш плачевный вид и улыбаются.
Дорога снова покрыта пылью, землей и гильзами…
Автобус ждет нас в тени. Как только открываются двери, наружу проникает прохладный кондиционированный воздух. Толпа журналистов падает на свои места. Вскоре многие из них засыпают с открытым ртом.
В тени танка напротив продолжают дремать солдаты. Я подхожу к ним. Прошу разрешения, чтобы присесть. Они приглашают меня на один из стульев. Солдат, возраст которого несложно определить из-за начинающей седеть бороды и большого живота, протягивает мне сигарету и ставит передо мной стакан чая. Несмотря на то что по цвету чай напоминает грязь, он неплох на вкус.
Молодой солдат щурит голубые глаза и спрашивает, откуда я. Хотя он немного морщится, когда слышит в ответ «из Турции», он не колеблясь говорит:
– Добро пожаловать.
Его товарищ, сидящий рядом, не так дипломатичен:
– Беспилотные летательные аппараты, которые ваши отправили хохлам, доставили нам здесь немало хлопот.
Старик вмешивается прежде, чем я успеваю что-то сказать:
– Вы не можете возлагать ответственность на государство за то, что делают частные компании, – говорит он так, как будто повторяет заранее отработанную фразу.
Я киваю. Хотя кажется, что слова пожилого солдата не особенно-то убеждают молодых, но они с ним не спорят.
Я спрашиваю, откуда они. Говорят, что они из этой области. Молодые – из Луганска, а старший – из Мариуполя.
Мы немного говорим о том о сем и переходим к осаде Мариуполя. Пожилой мужчина с животом начинает рассказывать:
– Они точно хотели заставить нас за все заплатить. После того как наши сначала взяли, а потом потеряли это место, батальон «Азов» поставил его своей целью. Они убивали и брали в заложники наши семьи. Когда приблизилась российская армия, они отступили и спрятались в дома. Мне повезло. Я смог отправить жену и троих детей за город, в деревню, до начала конфликта.
Использовалась артиллерия. Как вы, вероятно, заметили, в городе почти не осталось зданий, которые бы мы не разрушили. Мы сражались с ними день и ночь. Они бы не смогли так долго сопротивляться, если бы не получали разведданные с Запада. Когда они отступали, они везде разместили ловушки и мины. Мы до сих пор продолжаем их убирать.
Он делает глоток чая и продолжает:
– В конце концов, мы оттеснили их к заводу… Они смогли продержаться там некоторое время, но не выдержали нашего минометного и артиллерийского обстрела. Вы сами видели. В итоге им пришлось укрыться в этих похожих на могилы коридорах. Они пробыли там больше месяца. Они много раз предлагали обменять пленных мирных жителей на еду… Но им и это не помогло. Они по очереди начали сдаваться. Те, кто выходил, были измождены. Запах был ужасным. В какой-то момент они предложили открыть коридор в сторону украинских войск, но наши, естественно, не согласились. Почему мы должны позволить окруженным нами украинским военным сбежать?
В конце концов, у них кончились запасы еды и воды. Именно тогда все, кто продолжал оставаться в убежищах, подняли белый флаг и сдались. Среди них было много иностранцев. Поляки, чехи, выходцы из балтийских стран… Говорят, что были даже американцы и французы. Я их лично не видел, но внутри мы нашли их документы. Хохлы – это только предлог. Все мы знаем, что воюем здесь с Западом…
Энтузиазм, отразившийся на лице молодых солдат, свидетельствует о том, что они согласны со словами старшего. Когда я спрашиваю про батальон «Азов», пожилой солдат хмурится и продолжает рассказывать:
– Все азовцы – психопаты. Они ненормальные. Мы по внешнему виду тех, кого взяли в плен, могли понять, азовец он или нет. На их руках и ногах обязательно были нацистские знаки. Даже их взгляд был другим… Пустой, бесчувственный… Они напоминали зомби из фильмов ужасов. В изъятых телефонах были странные картинки. Они режут друг друга и совершают что-то вроде ритуальных действий со своей кровью. Они поклоняются непонятно чему. Пусть Всевышний защитит от них нашу землю. Большинство из них наркоманы.
Закончив говорить, он быстро крестится.
Пожилой солдат поворачивается к молодым:
– Вы помните группу, которую мы взяли в плен в одном из последних боев? Как один из них вышел из себя в камере?
Солдат, который недавно говорил о БПЛА, отвечает:
– Конечно, как такое можно забыть? Там было место, похожее на склад. Мы их закрывали там, когда брали в плен. Один из азовцев сошел там с ума: он бился головой о стену и кричал, его руки и лицо были в крови, но он не осознавал этого. У него был синдром отмены. Мы уже видели их в этом состоянии. Они сражались как сумасшедшие. В особенности тогда, когда мы вели ночные бои, мы постоянно слышали их крики. Они хотели нас напугать…
Пожилой солдат продолжает:
– И что же получилось… Они так кричали, но в итоге мы
