Эксперт Эксперт - Эксперт № 33 (2014)
Ступив на стезю политической деятельности, Вильсон прочувствовал и воплотил в своей деятельности тот реформистский импульс, который в первые десятилетия ХХ века пронизал все поры жизни американского общества; в должности губернатора он поддержал антикоррупционные и социальные законы. Платформа «Новой свободы» и действия на посту президента стали продолжением этого курса на разных направлениях: от таможенной и налоговой политики (закон Андервуда, 1913), банковской и финансовой системы (Федеральный резервный акт, 1913) до антимонопольного и трудового законодательства (закон Клейтона, 1914) и ряда иных.
Так что дальнейший вклад американского лидера в обновление системы международных отношений в годы мировой войны опирался на солидную основу. Но Вильсону, по его собственному признанию, до начала войны и думать не приходилось, что вопросы внешней политики займут в его деятельности столь важное место. Хотя разработанная с государственным секретарем У. Дж. Брайаном идея арбитражных договоров по предотвращению конфликтов между странами для недопущения войны (1913–1914) говорила о новаторском запале американского президента. Впрочем, тогда члены клуба «благородных» великих европейских держав, считавших своей привилегией решать принципиальные мировые проблемы, едва ли воспринимали США равными себе, намного превосходя «американского нувориша» по силовой составляющей, армии и флоту, а также опыту и изощренности дипломатии.
Над схваткой
Старый миропорядок, державшийся на соперничавших — и уравновешивавших друг друга — блоках государств, шлифовавшейся десятилетиями секретной дипломатии «больших европейских кабинетов», которые ставили народы в положение своих заложников, и силовом решении международных конфликтов, в августе 1914 года спихнул человечество в пучину кровавой войны, для многих доказав свою ненадежность. Убеждаясь в дальновидности заветов отцов-основателей, предостерегавших американцев от участия в склоках держав Старого Света и извлечения выгоды из торгово-экономических отношений с ними, Вильсон 4 августа заявил о нейтралитете США.
Президент, как и миллионы его сограждан, не мог не оценить исключительной выгоды такого положения. И речь шла не только о зримом росте экономического могущества страны и материального преуспеяния американцев (в результате бурного роста промышленного производства и торговли за счет заказов из Европы США превращались из страны-должника в страну-кредитора: в 1914–1919 годах экспорт увеличился с 2,4 млрд до 7, 9 млрд долларов; инвестиции за рубежом, государственные и частные, — с 3 млрд до 17 млрд долларов). В условиях кровавого безумия, охватившего народы вчера еще считавшейся цивилизованной Европы, Вильсон почувствовал себя избранным выразить волю к миру всего человечества. Заокеанский лидер укреплялся в мысли о новой роли США в мировой политике, по меньшей мере равной с признанными европейскими грандами, а в перспективе и о глобальной гегемонии.
Находясь как бы над схваткой, Вильсон призывает воюющие государства к ее прекращению, подкрепляя декларации попытками посредничества (вояжи советника президента Э. Хауза в Европу в 1915–1916 годах). Позднее, в декабре 1916-го, он призвал страны Антанты и германского блока открыто объявить цели войны. Обе коалиции, однако, верили в возможность военной победы и компромисса не искали. Навязывая себя в качестве миротворца, Вильсон и в практической политике демонстрировал непредвзятость США по отношению к участникам мирового конфликта, решительно протестуя и против притеснений американской нейтральной торговли британской морской блокадой, и против германской подводной войны (действиями подводных лодок). И все потому, что в планы президента победа одной из враждовавших коалиций и неизбежный разбойничий мир «по праву сильного» никак не вписывались; заключенные странами Сердечного Согласия в 1915–1916 годах секретные соглашения о разделе послевоенного мира едва ли учитывали интересы США.
Вильсона не устраивала «старая» дипломатия, в Белом доме искали новые подходы к проблемам международных отношений. В период нейтралитета (до апреля 1917-го) Вильсон нащупывает принципы «новой» дипломатии, изредка выдавая напряженную работу лаборатории своей мысли (в разговоре с французским послом Ж. Жюссераном, в выступлении перед Лигой принуждения к миру 27 мая 1916 года). Президент предлагает, в частности, принципы невмешательства во внутренние дела других государств, равноправия наций, создание интернациональной организации для решения спорных международных проблем.
22 января 1917 года Вильсон выступает с принципиальной речью «О мире без победы», главная идея которой была очевидна: торжество одной из коалиций и грабительский мир вызовет у проигравших чувство ненависти и желание реванша, сделав новую войну неизбежной. Маневрируя, Вильсон в 1916 году поддержал увеличение армии и флота («разумная готовность» к войне) и одновременно, продолжая политику нейтралитета, сохранил репутацию миротворца; переизбрание президентом ему в 1916 году обеспечил лозунг «Он удержал нас от войны». Притом что, пользуясь занятостью европейских держав войной, США в 1914–1916 годах активно использовали силовые методы экспансии (Мексика, Доминиканская Республика, Гаити) в странах Западного полушария, именно они стали полигоном для испытания новых, более гибких методов ведения политики завоевания доверия народов под лозунгом общности интересов американских государств (панамериканские экономические конференции, вывод войск из Мексики, установление более справедливых отношений с Никарагуа и Колумбией).
Искавший новаторские подходы государственный деятель, сложный человек, Вильсон считал принятие принципиальных внешнеполитических решений своей прерогативой. Он формировал команду министров из инициативных исполнителей, самодеятельности от подчиненных не терпел (замена в мае 1915 года У. Дж. Брайана на посту госсекретаря Р. Лансингом, с которым президент «разругался» в начале 1920-го, назначив вместо него Б. Колби). На государственную службу хозяин Белого дома привлекал ученых и журналистов (военный министр Н. Бейкер, глава Комитета общественной информации с апреля 1917-го Дж. Крил, У. Липпман). Официальным дипломатическим контактам Вильсон нередко предпочитал неформальные, опираясь на пользовавшихся его доверием людей (полковник Э. Хауз, ближайший советник; британский дипломат и разведчик У. Вайзман, предприниматель Ч. Р. Крейн). Вильсоновский стиль дипломатии включал в себя и обращение к народам «через головы правительств», и длительные паузы в ответ на самые настойчивые обращения (если реакция вообще следовала; иногда президент просто «впитывал мысли»).
Модель либерального интернационализма
Отвечавшая интересам США линия равноудаленности от участников мировой войны заставляла Вильсона и его англосаксонское окружение маскировать все же проявлявшиеся симпатии к странам Антанты (разрешение частным банкам предоставлять кредиты этим странам, отказ поддержать эмбарго на поставки им вооружений и проч.). После гибели 7 мая 1915 года торпедированного германской подводной лодкой британского пассажирского лайнера «Лузитания», на борту которого находилось 128 американцев, США дрейфовали в сторону антигерманской коалиции. Ее позитивный образ в Америке, не в пример милитаристской Германии, определяли родственные заокеанской демократии Англия и Франция. Эту картину несколько портила Россия, до начала войны, да и после нее воспринимавшаяся в США как авторитарный режим с характерными для него политической несвободой и массой национальных и социальных проблем.
В апреле 1917-го, мотивируя решение преступными и неуклюжими действиями Германии (печально знаменитая телеграмма А. Циммермана о привлечении Мексики на германскую сторону, подводная война), президент принял трудное решение о вступлении США в войну. Но, думается, определили это решения другие соображения: одержи Антанта верх в военной кампании 1917 года, которая по всем признакам могла стать решающей, Вильсона при сохранении США нейтралитета к организации послевоенного миропорядка не допустили бы, о «новой» дипломатии пришлось бы забыть. События в России — свержение царизма, весьма неожиданное для американцев, вызвало за океаном всплеск эйфории и стало для Вильсона подлинным подарком. 2 апреля 1917 года он, объясняя свой выбор в пользу войны высокими моральными соображениями, мог представить ее как столкновение «сил демократии» (антигерманская коалиция) и авторитарных режимов (Германия и ее союзники); США же не искали ни территориальных приращений, ни других выгод, а только достижения справедливости.
Между тем к 1917 году почва для появления заокеанского «мессии» готовилась по мере нарастания страданий народов и отрезвления правящих элит. Либеральные политики и социал-демократы разных мастей искали пути завершения бойни и создания «мира без войн». Весной 1917-го Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов (меньшевистско-эсеровский) высказался за справедливый мир «без аннексий и контрибуций». 1 августа с весомой мирной инициативой выступил папа римский Бенедикт XV. У Вильсона же, занятого связанными со вступлением США в войну проблемами (организация экономики и проч.), цельная программа «новой» дипломатии еще не сложилась. Но необходимость в ней в Вашингтоне осознавали остро, и в начале сентября 1917 года Э. Хауз собрал для ее создания ведущих ученых в специальный исследовательский центр The Inquiry («Исследование»).
