Журнал Русская жизнь - Волга (июль 2007)
Отец Геннадий подливает кагору и отвечает веселым добрым голосом:
- А я вот так хоть всю ночь готов с вами сидеть, Юрий Николаевич, и все в свое удовольствие. Потому что жизнь во Христе - это сплошная радость. Я ничего не делаю по обязанности, а все потому, чтоб самому порадоваться и других порадовать. Если человек унывает, значит, он не вполне христианин. А нам тем более нечего унывать, у нас еще три бутылки вина остались. Я, признаться, люблю это дело, потому что вино, я считаю, - это идиллия. Моя матушка, бывает, ругается, но я, как домой приеду, всегда с порога: «Матушка, а почему же у нас вина нету!» Вином не перепьешься, оно располагает к тому, чтоб человек чувствовал себя хорошо, к общению. Юрий Николаевич, почему не до дна? Вы что, хотите сказать, что вам не хорошо? Вам у нас не идиллия? Или вы, может, к ней не приспособлены?
- Я, батюшка, приспособлен к тому, чтобы ночью спать, как Господь располагает.
- Та-ак. Значит, не останешься? Ну, спаси Христос. Только последнюю чтоб до дна!
Вернувшись с проводов, батюшка вновь сел за стол и налил мне и себе по полному стакану (остальная команда уже давно спала).
- А теперь, Александр, давай с тобой разберемся, кто ты есть и что душу твою тревожит.
VI.
Разговор затянулся далеко за полночь. Я бы сказал, что по некоторым принципиальным вопросам мы с батюшкой не смогли выработать общую точку зрения. Такое, знаете ли, случается и с самыми обаятельными собеседниками, и с самыми старыми приятелями: разговор случайно сползает на скользкую тему вроде национального вопроса или бытовой демографии. И неожиданно понимаешь, что с этим милейшим человеком у тебя не то что приоритеты, а сами представления о добре и зле изрядно разные. И совершенно непонятно, как дальше продолжать беседу в цивилизованном русле. Поэтому где-то на исходе третьей бутылки он прищурился и сказал:
- У меня характер боевой, здесь все это знают. Вот я сейчас тебя приподниму да как шарахну об стол, чтоб не повадно было вступать в спор с духовной особою!
По счастью, мы сговорились выяснить правду посредством бескровного армрестлинга. Могучей десницею отец Геннадий сдвинул со стола посуду и разгромил меня в полную капусту. Потом сказал:
- Так-то. Завтра никуда не поедешь, буду тебя исповедовать по всей строгости. Крестный ход, пожалуй, тоже на завтра отложим. Эй, Андрюша, просыпайся, ставь чайник!
- Да что вы, батюшка, пощадите болящего!
- Ничего, пусть помнят, кто на корабле главный! Эх, все самому делать приходится.
Отец Геннадий отправился на камбуз, и через несколько минут я услышал уже знакомый заливистый храп, доносившийся из его каюты.
* ГРАЖДАНСТВО *
Аркадий Ипполитов
Размышления Евгения бедного
Председатель Комитета по охране памятников защищает кукурузу
Разговоры про кукурузу порядком надоели как ее противникам, так и защитникам. Бесконечно повторяется, что кукуруза нарушит архитектурную целостность города, испортит линию горизонта и до неузнаваемости изменит облик Петербурга, сейчас, как-никак, обладающий определенной значимостью. И ничего от разговоров не меняется. Более того, от бесконечного повторения эти истины как-то обесцениваются. Ведь все давным-давно должны были понять, что дело не в архитектурных ценностях, не про то речь. Какие там памятники, какое наследие! В действие вовлечены силы и соображения гораздо более важные.
Население разделилось на две неравные части: тех, кто хочет смотреть на город сверху, и тех, кто не хочет смотреть на башню снизу. Правда, войдите в положение строителей башни: специфика рынка недвижимости Петербурга такова, что красоты составляют существенный процент от ее стоимости. Вид, что будет открываться с башни «Газпрома», просто умопомрачительный: Нева перед носом, голубое пирожное Смольного монастыря, и Лавра, и шпили блещут, купола горят, и Дворцовая площадь прямо как на ладони, такая маленькая, такая игрушечная. Какой красивый город, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Кажущиеся столь разумными соображения о переносе строительства куда-нибудь в другое место просто никуда не годятся. Что же, смотреть на ленинградские новостройки? Глаз не радует, да и хорошо ли вести важные переговоры на столь унылом фоне? То ли дело, когда принимаешь делегацию знатных арабов или тайваньцев, обводишь величественным жестом завораживающую панораму и объясняешь: «Вот здесь у нас китайский квартал будет, здесь Диснейленд, а там гостиничный комплекс, лучший в мире». Совсем другое впечатление, все весомо и убедительно, и перед Биржей газовые маяки сияют как символ российского могущества и богатства, прямая, мифологическая, можно сказать, аллегория. Что уж так возмущаться, не Стрелку же Васильевского острова сносят.
Да и вообще, как не понять, что с высоты кукурузы прольется на город изобилие и процветание. Сверху-то и недостатки будут виднее, там подправить, там подстроить, шпили позолотить погуще и понажористее, чтоб осанистей выглядели, а к западу и подавно помойка расстилается, убрать! Вся Охта будет перестроена, благоустроена, приведена в порядок. Сколько рабочих мест возникнет! И ведь не только гастарбайтерам прибыток, но и своим человечкам, надо же будет гастарбайтеров кому-нибудь обслуживать. Всем достанется. Вот прошел слух, что и Музей современного искусства, и даже вообще Центр Всех и Всяческих Искусств откроется, прямо там же, в небоскребе, так что и кой-кому из тявкающих интеллигентских шавок кое-что перепадет. Будет и им чем заняться, не все же прогресс охаивать. Снесли Чрево Парижа и ничего, Париж только краше стал. У нас же можно себе представить, как все будет сиять и переливаться долгими полярными ночами, и все изумрудом и яшмой горит, а света источник таинственно скрыт.
Но можно понять и тех, кого новое строительство раздражает. Вид-то -это же самое ценное, что у нас в Петербурге осталось. Аристократизм петербургских видов даже относительно демократичен. Риэлторы на нем зарабатывают, но пока что еще и у горожан остались свои радости. Едешь, например, после работы по Троицкому мосту в дрянной маршрутке, так как трамваи сняты, чтобы увеличить глухо стоящие пробки, свидетельствующие о всероссийском процветании, душно, жарко, настроение никуда, денег мало, работы много, личной жизни никакой, а посмотришь на Стрелку, крепость, дворцы и широко расстилающееся небо, так и отвлечешься, успокоишься, прямо как Болконский под небом Аустерлица. На восток, правда, вид похуже после строительства гостиницы «Ленинград» и домов среднеэлитного класса за ней, и здание Крестов имеет вид а la recherche du temps perdu, но небо пока еще не тронуто. Или, когда едешь по прямому и пустому Суворовскому проспекту, что порой бывает - пустота и прямота, особенно в белые ночи, рождается удивительный эффект: приближаясь, силуэт Смольного становится все меньше и меньше. Чудная иллюзия, напоминающая о фокусах собора Святого Петра в Риме. Тоже очень успокаивает. Теперь же на фоне Смольного будет маячить башня, символ отечественного процветания, пародируя Растрелли. Жутковатое зрелище.
Однако тем, кто смотрит на город сверху, башни не видно. Они-то, наверху, в контексте процветания, понимать проблемы тех, кого вид снизу на процветание раздражает, не то чтобы даже не хотят, а, наверное, просто не могут. Что же плохого в величественности небоскребов? Как красив Манхэттен!
А Чикаго! Что за прелесть башни Монпарнаса! Их, правда, сносить собираются. Но Лондон можно вспомнить, Токио, Осаку, Рио-де-Жанейро. Ведь Петербург вечно на что-то ориентировался, Амстердам там, Венеция, Северная Пальмира. Другое время, другие образцы. Кто уже помнит, что за Пальмира такая, какие-то руины на мусульманской территории. Есть сегодня примеры и получше, Северный Кувейт, скажем. И вообще, многим в башне будет и дом, и стол. Так что обнимитесь, миллионы, и давайте пить шампанское. Причем не какое-нибудь игристое, а настоящий брют вдовы Клико. А прием какой будет по поводу открытия, сущий рай! Такое ни Манилову вообразить, ни Вере Павловне во сне не увидеть.
Так нет же, толпа нищих и нищенствующих все портит. Заладили: не хотим да не хотим. Позиция уязвимая, шаткая, как и всякая добродетель, никакой критики не выдерживающая. Прецеденты были бесчисленны, прогресс всегда пытались остановить, а он, сволочь, никогда не останавливался. Представьте себе египетскую общественность, протестующую против сооружения пирамиды Хеопса на том основании, что она испортит линию горизонта пустыни и помешает ей, общественности, медитировать. С высоты тысячелетий это просто смешно, молодец Хеопс, что на своем настоял, ибо нет ни памятников, ни архитектурных сооружений вне контекста, все что-нибудь да олицетворяет. Только наивные люди полагают, что Медный всадник имеет отношение к Петру I. На самом деле это гимн екатерининскому правлению, и он разительно отличается от памятника Екатерине напротив Александринского театра, воплощающего пухлое благополучие Александра II.
