Журнал Русская жизнь - Волга (июль 2007)
- Вчера у нас случилась беда. Андрей вечером вышел на палубу, и его заметили местные, они на берегу день рождения праздновали. Пригласили нашего товарища к столу и накачали двадцатипятирублевой водкой, теперь он очень болеет.
Мы сели за стол в трапезной (она же кают-компания) и обсудили планы на вечер. Службы сегодня не предполагалось, потому что за малолюдностью прихода служить здесь принято лишь по праздникам и воскресениям. Отплытие в ближайшие дни также не планируется, поскольку судно утратило всякую подвижность - неделю назад «Святой Иннокентий» умудрился попасть в бурю на Цимлянском водохранилище. Волна бросила церковный буксир на камни, и теперь он находится на ремонте, а храм дожидается его возвращения на якоре.
- И чем же вы занимаетесь? - спросил я у батюшки.
- С утра рыбку ловим, а потом купаемся и снова спать, потому что днем в такую жару ничего другого здесь делать невозможно. А вечером, как стемнеет, у нас будет крестный ход на палубе. Это мы постоянно делаем, без посторонних, для собственной безопасности. Мы же все-таки путешествующие.
Далее отец Геннадий рассказал о том, что плавает по Дону с 1998 года, когда купил у плавстройотряда подержанную баржу на деньги, выделенные международным благотворительным фондом «Церковь в беде». Одно время он был настоятелем всех плавучих церквей Дона, но потом отказался от хлопотной должности. Отцу Геннадию доводилось жить и в Москве, и в Липецке, и в Волгограде, но все это «муравейники». Оказалось, что по-настоящему душа лежит только к неспешной жизни плавающего священника. Ежегодное путешествие по Дону начинается весной и продолжается до самого конца навигации. А зимой церковь стоит на приколе в небольшом донском поселке в качестве обычной приходской церкви, и по выходным в ней служит батюшка из Волгограда.
- У меня вся семья церковная. Прадедушка вообще подвижником был, отшельничал, в лесной землянке спасался под Тобольском. Здесь тоже есть некая доля отшельничества, потому что тишина и покой на реке удивительные. Но в основном мне приходится заниматься миссионерской работой, пробуждать людей. А без церкви невозможно людям рассказать, чем хороша вера,- только на исповеди, на литургии люди начинают понимать, что это такое. Поэтому сюда, в селения, где храмов не было даже до революции, и приходит наша церковь, чтобы показать людям, что можно жить и другой жизнью, общаться с Богом. И мы пытаемся рассказать о том, что с Богом-то вот как хорошо: попроси у Него - Он всегда поможет. Люди вдруг начинают чувствовать, что их молитвы этот мир создают. Знаете, самое хорошее время для бесед на эти темы наступает после вечерних молитв, в тишине, когда мы выходим на палубу и неспешно общаемся. Вот тогда и потолкуем, а сейчас поедем к колодцу воды набрать, заодно зайдете в магазин, купите болящему матросу пива, а то мне как-то сан не позволяет.
III.
Мы спустились на сушу, сели в стоявшую рядом «Ниву» отца Геннадия и отправились пополнять запасы пресной воды. Станица, через которую мы ехали, оказалась большой и совсем не такой безлюдной, как чудилось в полдень. По дороге батюшка рассказывал о своих сложных отношениях с аборигенами этого берега.
- Народ здесь запущенный, ленивый. Они считают себя казаками, а стало быть, у них образ жизни должен быть такой беспечный, размеренный. Тут ведь хоть и вовсе не работай, Дон людям все дает. Полчаса посидел, наловил плотвичек на обед - с голоду не помрешь. Они даже курей рыбой кормят. А женщины их тем временем по домашнему хозяйству горбатятся без продыху. Казак считает, что это позор, если он пойдет каяться, - он сам себе бог. Случается, говорят мне: «Еще раз придешь - в лоб дам». До ближайшей церкви семьдесят километров, но если на службу человек двенадцать соберется, уже неплохо. Беженцы из Азии приходят и то чаще, чем местные. Хотя, разумеется, не в числе дело. Вот был у меня случай, крестил я неподалеку одного человека, точно зная, что он бандит. Потом он пришел ко мне спустя шесть лет, и я вам скажу, что до этого я не видел, что такое исповедь настоящая. Как он каялся и кем он стал - теперь это замечательный православный, честно трудящийся человек. Это случай, конечно, редкий, но очень меткий, ради таких чудес и стоит работать.
IV.
На борту нас поджидал болящий Андрей. Он нетерпеливо вцепился в бутылку «Балтики», перевел дух и наконец заговорил, словно продолжая оборванную фразу:
- …и меня пригласили в гости. А поди откажись: «Ты что, с деревенскими пить не хочешь?!» Очень хорошо посидел. Не-е, люди нормальные. Только одного там замкнуло, все понты на меня наводил, драться кидался. Но его угомонили быстро. Серег, я умираю.
- Не умирай, а то чего ж я тебя вчера спасал! - отзывается белокурый псаломщик Сережа. - Не помнишь, как с трапа свалился?
- Я упал с трапа? А ты меня вытащил? Ну и что, какой моряк с трапа не падает!
- Трезвый, Андрюш, не падает.
- Не, Сереж, это моряк ненастоящий.
- А вот тебя корреспондент послушает и напишет: «Как ни прискорбно, в нашей церкви не изжит еще отвратительный порок пьянства».
- Но я-т не священник, я ж матрос! Настоящий!
- А люди скажут: каков поп, таков и приход. Если у них пьяная матросня на паперти разбросана, то чего же вы ожидаете увидать внутри сей несмиренной обители…
Андрей вдруг громко хихикает, вспомнив что-то из вчерашнего увольнения на берег.
- Представляешь, а мне одна кобыла местная говорит: это вы у них в лавке церковной бижутерией торгуете? Подарите мне цепочку серебряную, а я вам за это ну прямо все, чего ни пожелаете, ага. Дикий народ.
Благоразумный псаломщик Сергей отправляется на камбуз - пора варить суп. Чистит картошку и рассказывает:
- Я и сам семинарию оканчивал - мог бы служить, но не хочу пока, ответственность большая. Я теперь с неверующими общаюсь, только если это друзья детства, а иначе какой интерес? Слушать, как они матом ругаются? Про жизнь разговаривать? Чего про нее разговаривать, когда и так все ясно.
На двери Сергеевой кельи висит бумажка с аккуратно выписанной цитатой: «Если кто живет в каком-либо месте и не приносит плода, свойственного этому месту, то самое место изгонит его вон, как не приносящего плода, требуемого местом».
V.
Вечером отец Геннадий принимал дорогого гостя. В сумерках на борт поднялся мужчина средних лет по имени Юрий Николаевич, местный правоохранительный авторитет, в свое время три года проработавший шерифом в Америке (затянувшаяся командировка по обмену опытом), а сейчас преподающий в милицейской академии Волгограда. В Донской у него подсобное хозяйство: 15 кур, петух, 10 кошек и две собаки. Он один из самых активных прихожан церкви св. Иннокентия на этом побережье. На палубу выносится стол, на столе появляются ведерко вареных раков и пять бутылок кагора. Батюшка поднимает бокал.
- Посмотрите вокруг, какая здесь красота, какое умиротворение! Что еще человеку желать? Разве только того, чтобы этот момент длился дольше, потому что он нам раскрывает самую сущность мироздания. От всех мирских сует мы сейчас освобождены, так давайте выпьем за то, чтобы это удивительное единство Бога и человека хотя бы в данный момент все мы ощущали. Юрий Николаевич, какие твои желания? Хочешь глотнуть винца - пожалуйста, хочешь рыбу половить - тоже пожалуйста. А можешь и совместить, все благословляется.
Наконец отступает жара. Громкие голоса на пляже уже стихли; слышно, как стрекочут цикады и плещется в реке рыба. То, что мы находимся не просто на пришвартованном корабле, но еще и в церковной ограде, так же удивительно, как и то, что это не просто храм у воды, а еще и настоящий корабль. Юрий Николаевич с удовольствием рассказывает истории из своей заморской практики, более всего удивляясь контрастам казацкого и американского мироустроения.
- Мне там у них временами так тяжело делалось, не передать. Ведь все наоборот, у нас день - у них ночь, вот так проснусь по привычке в четыре утра и смотрю в окно. А там лампочки разноцветные мигают. А я сижу, чуть не плачу и думаю: Господи, спаси мою душу грешную! Мне бы только домой вернуться, я и жене сразу перестану изменять, и вообще заживу по-новому. А потом вернулся. Выхожу в Шереметьево из самолета, а вокруг снег, грязь, таксисты эти хищные носятся. Я снова прослезился и думаю: Господи, наверное, я погорячился. Заживи тут по-новому, когда глаза у всех такие дикие и никто не улыбается. А вот в Америке улыбаются все. Наступишь кому на ногу, а он у тебя прощения просит. Только ж это все ненастоящее, а у нас хоть и глядят, как звери, но зато по-честному! А потом американские шерифы приехали в Волгоград с ответным визитом, пятьдесят человек из разных штатов. И я их принимал вот тут у себя, батюшки, что творилось! Икру они жрали ведрами, пили, плясали - все как у нас положено. Знаете, что их больше всего поразило? У вас, говорят, многое можно себе позволить, вы свободные люди! В Америке бычок поди брось под ноги, сразу штраф впаяют. А здесь - да бросай ты его куда хочется, а можешь мордой спать в салате, никто тебе слова не скажет! Наша донская земля вольная.
