Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории
Найденная на квартире личного доктора Сталина Виноградова крупная сумма в долларах, по логике полковника Щадова, свидетельствовала: следующей жертвой врачебного заговора в Кремлёвке, вслед за Щербаковым и Ждановым, должен стать сам Вождь. А кто за ним? Любой из тех деятелей Советского государства и Компартии, который неугоден еврейской общине СССР, правителям США и Великобритании, де-факто объявившим Советскому Союзу холодную войну.
К исходу 1952-го версию полковника Щадова о шпионско-террористическом заговоре в Кремлевской больнице подтвердили своими показаниями арестованные кремлевские врачи, и с ней ознакомили всё высшее руководство страны.
На 13-й день нового 1953 года Телеграфное агентство Советского Союза через печать и радио известило всю страну об аресте «группы врачей-вредителей». ТАСС, казалось бы, дал команду «фас» только на кремлевских медиков. Но вслед за сообщением Агентства посыпались такие газетные статьи, содержание которых травлю группы врачей-вредителей незаметно оборачивало в травлю всей еврейской общины СССР.
В «Правде», в «Известиях» и затем в прочих газетах замелькали публикации, где с ярлыком «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей» назывались Вовси и Коган, Гринштейн и Фельдман, Карпай и Певзнер, Гельштейн и Этингер. Евреи-медики из Кремлевки, подспудно и прямо внушалось советскому обществу, вошли в сговор с врагами СССР на Западе и по их заданию отравили Щербакова и Жданова, а теперь пытались умертвить Сталина и его ныне здравствующих ближайших соратников.
Чтобы понять, какую реакцию в общественном сознании вызвала такая подача дела врачей-вредителей, надо принять во внимание: в глазах широких масс в то время Сталин был суровым и справедливым земным Богом, без которого нет и не может быть Правды, Добра и Победы в труде и в бою. Поэтому к тем, кто замахнулся на его жизнь, в сердцах масс вспыхнула буря ненависти. И обрушилась она не только на кремлевских убийц-евреев в белых халатах. Коль нашлись врачи-евреи, готовые погубить самого бога-Сталина и его апостолов, то, значит, полно среди еврейских медиков и желающих навредить здоровью рядовых граждан. К такому выводу приходило всё большее количество умов, и в обществе вовсю пошли гулять слухи: врачи-евреи прививают нееврейским пациентам рак, заражают их туберкулезом и другими страшными болезнями, наносят травмы младенцам при родах.
Дабы народная ненависть к еврейству не ограничилась врачами-евреями, в прессе по заказу из сталинской канцелярии запустили серию фельетонов о махинациях в разных сферах дельцов с еврейскими фамилиями. Это стимулировало всплеск так называемого бытового антисемитизма. То, что раньше говорилось шепотом в курилках на предприятиях-учреждениях и на кухнях коммунальных квартир, стало громко произноситься и в очередях в магазинах, и в тесноте трамваев-автобусов, и в домашних застольях, и на вечеринках в кафе-ресторанах:
– евреев нет ни на стройках, ни у станков на заводах, ни на фермах и в поле – они по блату захватывают самую денежную и непыльную работу;
– евреи, в большинстве своем, отсиживались в войну в эвакуации в глубоком тылу, а после Победы вернулись в Москву, Питер, города Центральной России и не по праву получили там лучшее жилье;
– евреи ради личного благополучия всегда и любыми способами стремятся обжулить народное государство.
Огласка дела кремлевских медиков с выпячиванием в нем евреев и нехитро замаскированные антисемитские выпады в прессе по разным поводам в январе-феврале 1953-го по сути легализовали ранее потаенную в стране неприязнь к еврейству. Открытая молва теперь превращала всех евреев-врачей в злодеев, а остальных – в прохиндеев. И у еврейской общины в СССР появился повод опасаться не только преследований со стороны власти, но и погромов рядовыми гражданами иных национальностей.
Дискомфорт советские евреи уже ощущали везде и как им при том было не думать о том, чтоб податься прочь из страны? А это значит, что операция «Чемодан – Вокзал – Израиль» подходила к завершению. Оставалось лишь провести суд над врачами-вредителями, обнародовать их признания в преступных деяниях и намерениях, довести таким образом антисемитскую истерию до пика, чтобы затем приступить к организации массовой добровольной эмиграции евреев на Землю Обетованную и, возможно, к родственникам в другие страны.
Во второй половине февраля 1953-го следователи Министерства госбезопасности отрапортовали о полной готовности «дела врачей». Суд над ними планировали запустить в течение ближайшего месяца. То есть до середины марта. Тогда же советским дипломатам надлежало вступить в переговоры с лидерами мирового сионизма: мы обеспечиваем переезд советских евреев на историческую родину, а вы их там привечаете и обустраиваете.
Итак, последняя стадия операции «Чемодан – Вокзал – Израиль» должна была начаться в первый месяц весны 1953-го. Но не началась. Нежданно-негаданная смерть Сталина поставила крест и на этой последней стадии, и на всей операции в целом.
27 февраля 1953-го Сталин посетил репетицию в Большом театре. Следовательно, никакие недуги не мешали ему наслаждаться искусством. 28 февраля Сталин после сна долго гулял окрест дачи в Кунцево, затем поехал в Кремль и посмотрел там кино вместе с Булганиным, Берия, Маленковым и Хрущевым. После того все четверо получили от Сталина приглашение отобедать на его даче. Обед длился до четырех утра 1 марта. Проводив гостей и отпустив внутреннюю охрану на отдых, Сталин лег спать. И с того момента на ногах его больше никто не видал.
Сын Вождя – Василий Сталин позвонил отцу по прямому проводу 1 марта около полуночи. Ему ответил охранник: «Товарищ Сталин не может подойти к телефону – он нездоров». Что случилось? Вчера еще отец был, как обычно, бодр и деятелен, на недомогание не жаловался и находился в добродушном настроении. И вдруг сегодня он нездоров – так нездоров, что не может взять трубку телефона?
В бессознательном состоянии Сталин пребывал пять дней. Дыхание его остановилось 5 марта в 21 час 50 минут. В дни угасания отца Василий Сталин стал заявлять: Вождя медленно действующим ядом отравили соратники за едой-питием в ночь с 28 февраля на 1 марта.
Официальное заключение патологоанатомов версию об отравлении не подтвердило. Но можно ли верить анатомам, за пером которых пристально следили люди, наделенные огромной властью?
Причины смерти Сталина – тайна. Ну, а если все-таки его отравили соратники, отравили в канун завершения операции «Чемодан-Вокзал-Израиль», то двигало ли ими желание предотвратить эмиграцию советских евреев или они исходили из иных мотивов?»
Глава 7. Верёвочка с Берия
До вопросительного знака, завершавшего текст на последнем из данных мне листов, я дошёл в одиночестве. Евгений Петрович и Потёмкин все еще где-то шептались, и мне в сей момент ничего не оставалось, как захлопнуть папку с листами и вспомнить реплику из советского юмора:
– Токарь Сидоров, возвращаясь с женой с балета «Спартак», чувствовал себя неудовлетворенным: он никак не мог понять – кто выиграл на сцене и с каким счетом.
Подобное неудовлетворение и мной овладело. Я абсолютно не понимал – ну, на фига Евгений Петрович, человек из бизнеса ельцинско-путинской поры, уже не один час грузит меня устными и письменными рассказами о полковнике эпохи Сталина – Тихоне Лукиче Щадове? Нет, рассказы эти были мне не скучны. Напротив – интересны. Но чего ради Евгений Петрович с трудами превеликими добыл информацию о деяниях полковника Щадова и зачем ее обрушил на меня?
С чувством токаря Сидорова я сидел минут пять. Сидел бы и больше – куда деваться? Но нужда подняла с насиженного места. Я вышел из кабинета в зал ресторана. Оглядел в нем столы и ни за одним из них Евгения Петровича с другом моим Серегой не обнаружил. Зато углядел роскошно отделанную лестницу вниз и по ней устремился – туда, где должны были быть комнаты для уединения.
Вернувшись из туалета в кабинет, я застал обоих сотрапезников на их стульях. Они уже не спиртное пили, а кофе – протрезвевший почти Серёга вкушал его с удовольствием, не охмелевший ранее Евгений Петрович пригублял чашку с выражением фарфорового сосуда.
Мне кофе тоже был поставлен. Я приступил к потреблению слегка дымившейся черной жидкости, думая: как вопросить Евгения Петровича на предмет истребления моей неудовлетворенности? Но он первым завел со мной разговор, показав на закрытую мной недавно папку:
– Вам там всё удалось прочитать?
– Конечно.
– Благодарю вас. Вы, надеюсь, уразумели из прочитанного, что смерть Сталина означала крах операции «Чемодан – Вокзал – Израиль». Вы, полагаю, догадались, что крах этой операции не мог не повлиять на карьеру ее дирижера – сталинского особиста полковника Щадова. Ну, и каково ваше предположение: где оказался товарищ Щадов Тихон Лукич в те дни, когда страна скорбела о кончине Вождя?
