Газета День Литературы - Газета День Литературы # 54 (2001 3)
Я подскочил к нему и, приставив пистолет к виску, прокричал:
— А теперь, скотина, ты мне все расскажешь!
5.
— Мы — слуги Сатаны! — хрипел длинный. — Мы приносим Повелителю жертвы, чтобы он смог явиться на Землю и установить порядок.
— Ты мне агитацию не разводи, — хмуро прервал я. — Почему Вы хотели убить именно эту девушку?
— Ее избрал жребий. Она села за стол, помеченный знаком Повелителя.
— Предыдущие жертвы тоже садились за этот стол?
— Да, — кивнул длинный и расхохотался, потом прервался. — Не понимаю, как Вы это вычислили?
— Я и сам толком не понимаю, — пожал плечами я. — Много ли вас, слуг Сатаны, всего?
— Этого я никогда не скажу, — усмехнулся длинный. — Сейчас появятся ваши коллеги, меня заберут, психиатры признают, что я ненормальный. Меня посадят в психушку, несколько лет полечат, потом я постараюсь выйти оттуда. У вас же не верят в существование Сатаны. Я еще послужу своему Повелителю! Ха-ха-ха!
— Этого я и боюсь, — медленно произнес я. Потом продолжил. — Я никогда не убивал не сопротивляющегося врага. И я знаю, что меня будет мучить совесть за столь противный для нее поступок. Но я не могу рисковать жизнями других людей, поэтому приму грех на свою душу!
— Что? — длинный изменился в лице.
Мой пистолет коротко тявкнул.
6.
— Жаль, что оба маньяка убиты, — сказал майор Никитин. — Это значительно облегчило бы следствие!
— Сами знаете, майор, одного примочил его подельник. А этот уж слишком активно сопротивлялся, я ранен. Взять живым его не удалось! — пояснил я.
— Что вы, капитан! — всплеснул руками майор. — Вы — молодец! И будете представлены к награде! Вы — герой!
— Спасибо за комплименты, майор! Рад стараться и так далее, — устало улыбнулся я.
Подошла смертельно бледная девушка, которую я спас.
— Я хотела вас поблагодарить, — сказала она.
— Всегда рад помочь красивой девушке, — я игриво взглянул на нее и чуть скривился от боли в боку. — А в кафе вы со мной знакомиться не захотели!
— Ой, извините, — растерянно пролепетала она. — У меня просто было плохое настроение. Я и не думала…
— Не оправдывайтесь, теперь-то мы все равно познакомимся. Не так ли?
— Теперь — точно, — она постаралась улыбнуться в ответ, и это у нее получилось.
7.
Я буду сражаться со злом. Пока есть силы, пока не отказывает воля. И я верю, что мы победим. Ведь я — русский православный воин!
Архангельск-Котлас
Роман Ромов ПОБЕГ
— Ты что, серьезно веришь в родителей?
Эдик даже не понял сначала. Все равно что спросили бы — "ты и впрямь ешь каждый день?" или "ты действительно ходишь, а не ползаешь на четвереньках?". Он недоуменно посмотрел на Максима.
— Веришь, что есть родители, которые ждут тебя и в конце концов заберут отсюда? — уточнил тот.
— Ну да. Как Петровна говорит — "родители дали нам жизнь, родители поставили нас на порог, родители встретят нас с другой стороны".
— Жизнь, значит, дали? — Максим усмехнулся. — Вон как жизнь дается. Наблюдай, шкет — он указал рукой куда-то в сторону больничного корпуса.
Там, на крыльце, стояла Аня Прохорова — растрепанная, усталая. К груди она прижимала округлый сверток. Из подъехавшего «газика» вышел незнакомый доктор — выскочил даже, халат прямо развевался. Он забрал сверток, потрепал Прохорову по щеке, поскакал вниз по ступенькам. Уже открывая дверь, что-то крикнул и расхохотался. Прохорова с каменным лицом глядела поверх окружающей среды. «Тупая», — подумал Эдик. Смысл произошедшего он так и не раскусил.
— Что, никаких перемен в ней не заметил? — спросил Максим.
— Это… Похудела вроде, — вдруг догадался Эдик.
— Дурак, — рот у Максима растянулся до ушей, и он отвесил Эдику довольно увесистый подзатыльник. — Ребенка она сделала.
— Как?! — поразился Эдик.
Максим в общих чертах описал младшему товарищу процессы, предшествующие деторождению.
— …Потом его увозят — в такой же детский дом, я думаю. Нам ведь откуда-то тоже привозят. Если ты девке вставил, станут налог вычитать — когда зарплата пойдет.
— А я скажу, что не трогал ее…
— Медицина докажет. Наука. ДНК и все такое.
Что такое ДНК, Эдик еще не знал.
— Но это тоже не беда, — продолжал Максим. Он вытащил из кармана пакетик — маленький, блестящий, непрозрачный — и протянул его Эдику. Тот нерешительно выставил ладонь.
— Держи, держи, нам таких сколько хочешь дают. Это гондон. Надел — и нет проблем. Гигиена, брат. Разумный выбор — разумный человек.
Объяснения Максима звучали как бессмысленный набор слов, но набор этот был таким напористым, агрессивным, даже опьяняющим, что Эдику стало удивительно радостно и легко на душе. Гондон он спрятал в нагрудный карман. "Талисман будет", — решил Эдик.
А вот заявление о том, что родителей нет, его порядком задело. От такой крамолы мог, казалось, обрушиться весь уютный миропорядок «Чебурашки» — детского дома номер 125-019А "с ортопедическим уклоном". Между тем говорил Максим вполне убедительно. И утреннюю песню о маме и папе, которые ждут своих деток на райском острове посреди океана, Эдик не пел как все, а едва изображал губами — оскорблять давно затверженные слова таким состоянием духа было бы просто подло.
А потом Эдик отказался идти на прогулку во "внешний круг" детдома. На удивленный вопрос наставницы — "Почему?" — выпалил как на духу:
— Потому что родителей нет!
Та серьезно посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Ну хорошо. Сиди здесь. Вернемся — обязательно поговорим.
"Сиди здесь" вряд ли означало "не сходи с места ни на шаг", однако Эдика обуяло какое-то злое упрямство, и он действительно проторчал три часа, облокотившись на гипсового футболиста. Тот размахнулся для решающего удара, но вместо мяча уже года три торчал голый металлический штырь. На бутсу кто-то налепил несколько стикеров с автомобилями, и Эдик задумчиво сцарапывал наклейки, обстреливая флоксы на соседней клумбе липкими бумажными шариками.
За полчаса до обеда появилась наставница.
— И кто же тебе такое рассказал?
— Что рассказал?
— Что родителей нет.
— Никто.
— Сам додумался? Ну-ну. Не выдавай. А как же ты тогда на свет появился, если не секрет?
— Как-как. От секса.
— Тоже сам догадался? Языки вам всем повыдирать надо, чтобы чушь всякую не мололи.
Она помолчала немного, сгоняя с лица некорректную иронию и антипедагогичное раздражение.
— Слушай, а какая тебе, в конце концов, разница — есть родители, нет родителей?
— Я президентом футбольного клуба стать хочу, — признался Эдик.
— И что?
— Так денег много нужно, чтобы футбольный клуб купить. Можно, конечно, банк ограбить или миллионера убить, но мне не хочется. Лучше родителей найти и попросить. Если они есть.
— Попросить, значит?
Она резко схватила Эдика за руку и потащила к административному корпусу. Так быстро и энергично, что он болтался следом за ней, едва успевая переставлять ноги.
— Знаешь, кто это? — наставница ткнула его носом в мемориальную доску перед плацем.
— Издеваетесь? Как себя знаю. Матросов. Александр Матросов.
— А ведь он, Эдик, тоже безотцовщина. Потому и герой… Вот представь себе — десять человек во взводе, у девяти родители дома чай пьют, а десятый — один как перст. Никого у него нету.
Эдик попытался представить себе сразу девять человек с живыми родителями и не смог. Зато Матросова представил.
— И получается, что один он взрослый на девять детей, — продолжала наставница. — Они все защищены, они все любимы, они все безответственны. За них по-прежнему родители решают, отвечают, поступают. А Матросов — один на один с судьбой. Сам себе отец. Потому и на пулемет кинулся. Право имел. Право на подвиг.
— А зачем подвиг? — вырвалось у Эдика.
— Я попытаюсь объяснить. Ты когда-нибудь думал, в чем смысл жизни?
