Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

виде бесчинствует и приказал запереть его, чтоб тогда, как он

проспится, объявить о нем его господину Булавке>.

Чем кончилось это дело, - нет известия, но оно достаточно

показывает нам вообще, какого рода дела в то время

производились в Лебедине.

Любопытно по чертам того времени показание прилуцкого попа

Мловского от 6 декабря о том, как шведы вели себя, установившись

на постое в городах Гадяче, Лохвице, Варве, Прилуках. <Я видел, -

говорил этот поп, - как прилуцкий полковник привел в свой полк

шведского генерала Крейца с его отрядом, и шведы наложили

собрать с Прилуцкого полка 12.000 волов, 17.000 свиней, 20.000

баранов, 30.000 осьмачек овса и ржаной муки, до 7.000 бочек соли, все это на один месяц, а на другой приказывали изготовить столько

же всего этого>. <Я видел, - говорил тот же поп, - как в доме

мещанина Лихопеки на образ Пресвятыя Богородицы шведы своя

ветхая испражняли и тот образ выкинули>. Прилуцкие жители ходили

жаловаться шведскому командиру, находившемуся в Прилуках, а

тот им сказал, что поступать таким образом с деревом нет греха.

Другой поп - из одного села в Лубенском полку, - в Лебедине, на

сделанном ему допросе показал, что лубенский полковник

Зеленский, у которого в полку жил священник, вызвал его к себе в Ром-

ны, где сам тогда находился при гетмане Мазепе. Священник застал

у него генерального асаула Максимовича. Зеленский спрашивал

попа: <ну, что мои маетности, целы ли? Не разграбила ли их Москва?>

746

<Ах, коли б только Днепр скорее стал и поляки подоспели бы к нам.

Тогда мы скоро бы разогнали московские войска!> - <Не

хвались, - заметил сидевший с ним Максимович. - Бог один ведает, что вперед станется>. - Поп присовокупил, что лубенский и при-

луцкий полковники, живучи в Ромнах, оба как-то <зело смутны>.

На дворе, где жил полковник лубенский, стоит шведский караул.”

Челядники лубенского полковника говорили попу, что после ухода

миргородского полковника их господин хотел было, по примеру

миргородского полковника, и сам уйти, да шведы, подметивши, что

у него есть такое намерение, поставили караул в сенях его

помещения, никуда его не выпускали, а когда приехала к Зеленскому жена

его вместе с женою Максимовича, то их обоих стали выпускать, только жен разом с мужьями не выпускали, когда же выходили со

двора жены, то мужья должны были оставаться дома. И у прочих

старшин стояло по два человека шведов на карауле. Мазепа <зело

болен>. Дальнейшая судьба этого попа, как и прилуцкого попа

Мловского, неизвестна.

Был в том же Лебедине допрос людям Ломиковского, которые

ушли от своего господина из Ромен. Их показания были во многом

схожи с показанием попа из Лубенского полка. - Мазепа зело

болен, - сообщали они, - лечит его шведский аптекарь. У

Максимовича и Зеленского поставлены шведские караулы и за ними шведы

политично присматривают, потому что вслед за миргородским

полковником и они думали уйти. К Мазепе теперь близки: их господин

Ломиковский, судья Чуйкевич, бунчужный Федор Мирович, Семен

Лизогуб, Зеленский, Максимович, но более всех - Орлик, Горлен-

ко и их господин; прочие <гораздо не в такой конфиденции.

Ломиковский говорил им, что король шведский думает идти с войском в

Московскую землю, а Мазепу оставить в Украине.

Из дел, производившихся в Лебедине и нам отчасти известных, бросаются в глаза, по оригинальности и важности данных при

допросе показаний, дела конюшего Мазепина, Фомы Городецкого, и

писаря Шептаковской волости, Пекалицкого. Первый, по своей

обязанности, ездил с возами и лошадьми в разных местах, а во время

следования Мазепы со шведами из-за Десны к Ромнам явился к

своему господину в его имении в Бахмаче, где Мазепа

останавливался на день или на два. Там гетман отдал его в услужение

шведскому генералу Крейцу и конюший Мазепы был у последнего до

великого поста, а тогда ушел от него и был доставлен русскими в

Лебедин. Другой шептаковский писарь Пекалицкий, Пархом, показывал, что Мазепин управитель в Шептаковской волости, Быст-

рицкий, уезжая по поручению Мазепы в шведский стан известить, что гетман сам намерен туда прибыть, приказал своим челядникам

разглашать по Шептаковской волости, что он, Быстрицкий, попался

в плен к шведам. Пархом, услышавши такую весть и считая ее за

747

правду, поспешил в Батурин, где, как он слышал, находилась жена

Быстрицкого. Она сказала ему, что действительно муж ее в плену

у шведов, а Мазепа в Борзне, но что шведы уже вступили в Шеп-

таки. По этой вести Пекалицкий поспешил назад в свои Шептаки, но на дороге встречает его Быстрицкий и приказывает ехать вместе

с собою в Батурин. В Батурине Быстрицкий отдал его под караул, приказавши поместить в избе вместе с мазепиными певчими. На

другой день явился в Батурин сам гетман Мазепа. Он переночевал

в Батурине одну только ночь и на другой день утром уехал к

шведам. Когда русские подступили к Батурину, Пекалицкий нашел

возможность ускользнуть из Батурина вместе с какими-то другими

лицами в село Городище, за милю от Батурина, но потом в селе

Обмочеве мужики схватили его и отвезли к Мазепе, а Мазепа

передал его Быстрицкому. До праздника Рождества Христова

Пекалицкий находился при Мазепиных возах, а потом, улучивши удобный

случай, убежал и не без труда достиг царского войска.

Крупными событиями, в ряду отпадений от Мазепы

приставших к нему козацких старшин, были побеги из шведского стана

миргородского полковника Апостола, компанейского Кгалагана и

генерального хоружего Ивана Сулимы. Двое первых пришли в

царский стан не по собственному побуждению, а были подосланы

самим гетманом Мазепою, по крайней мере с большею вероятностью

можно это сказать о первом. Мазепа соображал, что счастье уже не

везет шведам, как прежде, а главное, видел ясно, что малороссияне

не пристают к шведам, не верят, чтоб они являлись к ним в их край

для освобождения от московского ига, и, напротив, повсюду

встречают пришельцев как неприятелей: поэтому Мазепа пытался

помириться с царем и обещать ему загладить свою измену важною

услугою - передать шведского короля во власть русского царя. Такое

поручение велел Мазепа передать царю. Отправляя тайно

миргородского полковника, он сообщил ему о том только словесно: письменных сношений не решался начинать Мазепа в этом роде, не будучи

уверен, что может вести их безопасно для своей особы. Есть

известие, что и прибывший в царский стан другой полковник из мазе-

пинцев, Игнат Кгалаган, имел такое же поручение от Мазепы.

Коварная затея Мазепы не удалась, хотя царь Петр благосклонно, если

и не совсем доверчиво, отнесся к этому. Сам Мазепа испортил себе

дело. Не дождавшись за месяц ответа на свое секретное

предложение и не зная, как примут его, он продолжал начатые сношения во

вред царю Петру и в пользу его противников, .они открылись - и

были опубликованы русским государем. Царь Петр имел тогда

более, чем прежде, поводов не доверять ни в чем тому, что исходило

от Мазепы; узнал это Мазепа; да и со стороны шведской за ним

такой быт надзор, что трудно было ему, и без того всегда крайне

осторожному и трусливому, отважиться на слишком опасное дело, 748

притом же он решительно терял последнее здоровье и явно

опускался к могиле. Так попытка примириться с Петром, ценою выдачи

Петру нового своего союзника и протектора, не состоялась, а лица, принявшие на себя звание посредников в этом щекотливом деле, Апостол и Кгалаган, увидевши к себе чрезвычайную милость Петра, стали искренно и полезно служить ему против Карла и Мазепы, не

заботясь более об устройстве примирения царя с отпавшим

гетманом. О третьем лице из старшин, перешедшем тогда из мазепин-

ского стана в царский, о генеральном хоружем Иване Федоровиче

Сулиме, мы не знаем ничего, кроме того, что он был принят царем

ласково, сообразно объявленной прежде амнистии всем, кто явится

в определенный срок с повинною.

Шведский историк Нордберг, передавши известие об уходе

миргородского полковника, говорит еще о каком-то полковнике, ушедшем от Мазепы, прибавляя, что гетман никак не ожидал этого, будучи особенно уверен в преданности к себе этого полковника. О ком

здесь идет речь - неизвестно: разуметь ли нужно кого-нибудь из