Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз
И вот — концерт закончен, и Северный произносит свои прощальные слова: "Ждите меня таки в гости в Одессе, а Косте… Царство ему Небесное! Пусть ему земля будет пухом! Спасибо за внимание! До новых встреч, дорогие товарищи!"
Но в Одессе Северного на этот раз так и не дождались, потому как. Фукс и Северный решают продолжить "делать Одессу" в Питере.
У них уже готова программа ещё одного концерта, который состоялся в начале лета опять же в "Ленпроекте". А вот ансамбль, играющий в этом концерте, оказался не совсем обычным! Ефимов на этот раз в организации записи не участвовал и поэтому пришлось пригласить уже тесно сыгранный коллектив "фуксовских" "Жемчужных" — Архангельского, Маслова и Фёдорова. Но оказалось, что на этот раз им предстоит сыграть в другой роли, и выступить под другим именем. Поскольку Фукс решает продолжить свой выдающийся проект, и сделать очередной, третий по счёту, "одесский концерт", то и ансамбль, разумеется, должен носить уже заявленное ранее название "Четыре брата и лопата" и никакое другое! Но какой же "одесский концерт" и "Четыре брата" без колоритнейшего пианиста Александра Резника?! И, конечно, за клавиши приглашают именно его.
Усилия организаторов и музыкантов не пропадают напрасно, и "Третий одесский" оказывается очень своеобразным концертом. В первую очередь уже тем, что он хоть и "одесский", но по репертуару очень мало похож на предыдущие концерты этой серии. Одесской, да и вообще блатной классики здесь совершенно нет: концерт по крайней мере на три четверти состоит из песен, написанных Фуксом (причём, в черновом сценарии этого концерта, сохранившемся у Рудольфа Израилевича, оригинальных песен было запланировано раза в два больше!). В том, что у Фукса хорошо получаются стилизации под блат, или за Одессу-маму, можно было убедиться уже не один раз, — а в этом концерте его талант разворачивается во всю мощь:
Вернулся-таки я в Одессу,Иду-таки подобно бесу,И пяточки о камешки чешу,Подмёточки таки сопрели,Колёса таки еле-елеНа пятках моих держатся, но я спешу…
А следом — ещё целый "залп" замечательных песен: "Милости просим", "Дядя Ваня", "Скокарь", "Я родился на границе", "Сидели мы с керюхой". впрочем, пришлось бы перечислять все песни этого концерта! Они моментально становятся народными, подхватываются и исполняются в самых разных концах Союза. Конечно же, этому в большой степени способствует и мастерское исполнение Аркадия. И музыка. Ведь это "Четыре брата", и, разумеется, это опять он — классный одесский джаз! С неповторимым колоритом и шармом, и тем же самым "эффектом присутствия" в старой Одессе. Под такое дело песни были просто обречены на успех. Да и в технике игры новые коллеги Резника не подкачали, и в этом концерте вновь звучат сложные и красивые аранжировки, на высоком уровне сыгранности — не "из-под волос", как говорят джазмены. И, как уже стало традицией у "Четырёх братьев", после каждого куплета идут довольно большие проигрыши. Музыканты действительно постарались, чтобы советские люди могли послушать эту музыку, которую в СССР никто тогда не играл.
Да и сам Рудольф Фукс очень высоко оценивал этот концерт, и, по воспоминаниям современников, говорил: "Я сам на себя удивляюсь — что мы сделали!". Мы же не рискнём присваивать этому концерту какие-либо "превосходные" эпитеты, но, тем не менее, признаем, что он вошёл в число лучших образцов классики советской неподцензурной песни.
Однако, надо сказать, что далеко не во всех затеях Фукса Северному удавалось принять полноценное участие. И если "зигзаг" с концертом памяти Вертинского ещё объясним творческими экспериментами, то в концерте "На проспекте 25-го Октября" Аркадий "пролетает" совсем по иной, банальной и печальной, причине. А ведь задумано опять было совсем неплохо — "нэпманский" концерт, из тех самых песенок, про которые когда-то сам Северный говорил: "Что-то мы уклонились от блатной лирики в сторону салонно-мещанских романсов.". Фукс пишет художественное вступление, сочиняет несколько песен, собирает вместе с Виктором Кингисеппом музыкантов, — а это тоже оказывается непростым делом. После гибели в автокатастрофе Леонида Вруцевича от записей в "Ленпроекте" пришлось отказаться, и решили записывать дома у Драпкина, на Среднем проспекте Васильевского Острова. К музыкальному сопровождению Фукс подходит творчески: несмотря на то, что у Драпкина дома стоит пианино, его решают не использовать. Фоно прекрасно шло в музыке "одесских концертов", а здесь-то нас приглашают в Питер времён НЭПа! Должен же он отличаться от Одессы. Но электрооргану в "двадцатые годы", по своей сути, делать нечего, поэтому приходится теперь Владимиру Лаврову играть на аккордеоне. Драпкину же остаётся только взять в руки гитару. Но вот музыканты всё-таки собраны, можно начинать. а где же Аркадий?
"… А Аркадия нет и нет. Время идёт, и пришлось мне самому начинать. Хотя первую песню "В этот вечер на проспекте" должен был петь Аркадий. Вскоре и он явился… Вообще никакой. Положили его спать, так там и в концерте говорится: "Аркадию Северному, который спит за шкафом…" — вспоминает о событиях того вечера сам Рудольф Фукс. В итоге Аркадий спел одну-единственную песню — "Блины", растянув её до невозможности, совсем не в соответствии с режиссёрскими задумками. И, видимо, в результате подобных казусов Фукс в какой-то момент убеждается, что на тот уровень, который был достигнут в "одесских концертах", выйти не получается, а делать хуже — не имеет смысла; и решает пока отложить записи с Северным до лучших времён. Увы, для Рудольфа и Аркадия такие времена уже не наступят. Эта страница творчества Северного закрывается — великолепно задуманная и исполненная одесско-блатная легенда навечно останется в золотом фонде классики жанра, но продолжена больше не будет.
И здесь мы вынуждены прервать ход нашего повествования и извиниться перед читателями за следующее отступление. К сожалению, нам так и не удалось восстановить полностью хронологию — даже не жизни Аркадия Дмитриевича Северного — а хотя бы основных её событий… Столько лет прошло! "Иных уж нет, а те далече". Люди, которые близко знали Аркадия и часто общались с ним, зачастую уже не только не помнят конкретных дат, а подчас сомневаются, происходило ли вообще на самом деле то или иное событие. Поэтому просим простить нас за то, что в этом и других местах вам будут попадаться фразы наподобие "примерно в это время". А мы, в свою очередь обещаем постараться сделать так, чтобы этих "неопределённых времён" было как можно меньше.
Итак, примерно в это же время "Братья Жемчужные" лишаются своего лидера: Николай Резанов уезжает из Питера на заработки в Сочи, играть в ресторане "Кавказский аул". Для Сергея Ивановича это ощутимая потеря: ведь Николай выступал не только гитаристом и аранжировщиком, но и, в какой-то мере, организатором — именно он почти всегда собирал музыкантов в ансамбль. Но Аркадий всегда готов петь для друга Серёги, и новый концерт не заставляет себя ждать. За дело берётся басист "Жемчужных" Слава Маслов. В результате в ансамбль подписывают какого-то гитариста, никогда не участвовавшего в составе "Братьев" ни до, ни после этой записи, а также загадочного солиста с явно "зековскими" вокальными манерами, ни имя, ни происхождение которого никто уже вспомнить не может. И вот на квартире самого Маслова новый состав ансамбля записывает вместе с Северным очередной концерт "Проститутка Буреломова".
Название этот концерт получил опять-таки по первой песне. И, таким образом, у нас возникла возможность сказать несколько слов об её авторе — Александре Лобановском. Это имя многие годы было под запретом, хотя его песни звучали по всей стране. Автор "Баллады о свечах" и "Сенокоса" прошёл стандартный для неофициального сочинителя путь: заключение, работа грузчиком и смотрителем кладбища, пение в ресторанах Воркуты. Его тексты постоянно пелись многими исполнителями тех лет: Крестовским, Беляевым и, само собой разумеется, Северным и "Братьями Жемчужными". "Солнечный бард" прославился в основном лирикой, а также песнями, как он их сам характеризует, "сексуально-эротического" плана. Темы для которых он, по собственному признанию, находил во взаимоотношениях со своими многочисленными жёнами и подругами. "Буреломова" как раз этому пример:
Осенний вечер в коже хромовой"Взгрустнулось что-то" — шепчет в бороду,А проститутка Буреломова,Прищурив глаз, идёт по городу.
Но название "Проститутка Буреломова" концерт получил уже позже, кто-то из коллекционеров обозвал так для ясности. А сами организаторы его никак не назвали, хотя начало построили довольно-таки художественно. Почти как у Фукса. Причём с одним очень крутым, но очень скрытым намёком! Который поняли даже не все питерские, а в других городах — и подавно. Речь идёт о бывшем особняке графа Растопчина по улице Восстания, дом сорок пять. Мы не знаем, остались ли там от былого великолепия мраморная лестница и белый концертный рояль, о которых говорил Аркадий, потому что Бог миловал нас от посещения этого здания. Ибо в то время там находилась. кожно-венерологическая больница! Вот так Северный и товарищи подшутили над современниками и над потомками. А заодно и над Сашей Лобановским.
