Без хлеба. Очерки русского бедствия (голод 1898 и 1911-12 гг.) - Александр Саввич Панкратов

— Другие, — говорю, — "местные интеллигенты" сами отказываются...

Земские начальники всего Сызрынского уезда не пожелали руководить общественными работами:

— У нас своих дел по горло, — заявили они.

Недавно вице-губернатор Ширинский-Шихматов при проезде предложил им все-таки признать и продовольствие населения своим делом.

Исключение — земский Ребровский. Он с самого начала заявил:

— Я принимаю руководство. Это — моя святая обязанность...

Есть у него в Томышеве заслуженный старшина с тремя шейными медалями. Один из тех немногих, которые бывают на торжественных процессиях, церемониях и приемах в Петербурге и других местах.

Господин Ширинский-Шихматов, проезжая около Томышева, спросил крестьян:

— Отчего не работаете на общественных работах?

— За нас старшина все сработал...

— Как так?

Оказывается, "руководство" господина Ребровского было не из сложных. Старшина ведал все. Сам нанялся в десятники, сыновей и зятя взял в помощники, родне и всем зажиточным дал работу.

— Напрасно на тебя надели эти медали, — сказал ему начальник.

Старшину уволили. Земского оставили.

— На много наработал заслуженный старшина? — спросили я в комитете.

— На пять тысяч.

Я рассказываю это отцу Румянцеву, а он смеется:

— У нас, в соседней Саратовской губернии, тоже хороший случай произошел. Десятник напился и попросил сельского старосту расплатиться по табели. Тот читает табель:

— Иван Петров... Да он умер лет пять! Петр Иванов... Какой это? Уж не Петька-ли? Да он родился недели две тому назад!

Словом, "мертвые души". Старая и вечно юная русская быль.

Техник, — чуть ли не один на уезд, — земский. Работы производятся десятниками. Но их мало. От этого работы только намечаются. Но не производятся.

Одна, много две старых работы в каждой волости, начатых месяц, полтора тому назад. А селений в волости 10—11. И везде злейший неурожай.

— С августа сулят нам работы, — говорят везде. — Сулят, но не дают. А с посулов сыт не будешь.

— Мало у нас технического персонала, — говорил один десятник.

— Да зачем он вам? — спрашиваю.

— Как же без надзора?

Работы производятся десятниками. Но их мало. От тер. Только, чтобы рыли что-нибудь. Больше положенного все равно не заработают!

В трех деревнях Новоспасской волости так и сделали: открыли работы без десятника. Не умирать же с голоду!

Словом, "меры приняты вовремя". С помощью "спешили". Как в "Вампуке":

— "Бежим! Спешим!"

— Сколько же у вас денег? — спросил я в комитете.

— Истрачено на работы 90 тысяч. Просим еще 50.

Ассигновано около 400 тысяч.

В других местах сотни тысяч уже израсходованы. В Сызрани "экономят". Остаток будет.[2]

— Просто некому распорядиться, — объяснил мне один сызранец.

Действительно, весь уездный комитет почти в одном секретаре, — мрачного вида чиновнике. Это Гог и Магог всех земских и дворянских дел и делишек. Он и в земстве секретарь, и у предводителя работает, и еще где-то, и еще...

"Некогда" ему "возиться с этой обузой"! Крестьяне далеко. А на приговорах и прошениях, как на золоте, слез не остается...

К тому же и в Сызрани известен "пароль":

— Голода нет.

Не даром в начале осени сюда два раза приезжал губернатор.

А сызранский полицмейстер, "во исполнение предписания", "посоветовал" газетам ничего не печатать о голоде...

"Волость" — место, где можно скорее всего узнать о деревенской неурядице.

Мужички непрестанно ходят туда и жалуются:

— Кругом одна обида.

Жалуются на десятников:

— Прижимают.

На какого-нибудь "шабра":

— У него две лошади, он принят на работы, а я...

Волостной старшина мне говорил:

— Сколько ссоры, зла подняли общественные работы в деревне! Житья нет...

Прямо дерутся из-за куска.

При мне такая сцена. Толпа пришла к старшине.

— Не допускают на работы...

— А в списках значитесь?

— Нет.

— Зажиточны?

— Полоса осталась не засеянной... Жрать нечего.

— Отчего же не попали в списки?

— Да видишь, когда списки составляли, мы отказались. Трофим смутил: "Будем, — говорит, — работать, нас ушлют на Амур". А теперь желаем...

— Ну, хорошо, мы внесем вас в дополнительные списки.

— Когда же допустят?

— Подождать надо.

Ждать им придется долго. Административная машина скрипучая, немазаная, тяжелая. Когда составит списки в волости, то направят их прежде всего к земскому начальнику. От земского списки пойдут в уездный съезд. Из съезда в уездный комитет. А уж из комитета в сельское общество через волость.

— Канитель долгая, — рассказывал мне старшина. — А в результате...

— В результате будет, пожалуй, работать один томышевский старшина, — смеюсь я.

— Это как водится. Трудно начальству за всем уследить. Да вот, возьмем, к примеру, земский хлеб.

Только в начале ноября сызранское земство удосужилось открыть продажу хлеба по заготовительной цене в пяти пунктах.

Цена высокая — 1 рубль 30 копеек за пуд сеяной муки. С покупкой, видимо, также спешили.

Купили "вовремя".

— Хороша мука?

Старшина качает головой:

— То-то вот не уследили...

Еще в Окуловке одна баба мне передавала:

— Мука кра-а-асная...

В Канадее говорили:

— Если такая вся, покупать не будем... Труха какая-то.

Один волостной писарь жаловался:

— Плохая мука. Отрубей много...

Я спросил у мрачного секретаря комитета:

— У кого купили муку?

— Тут, у своих...

— Да у кого?

— У помещицы Катковой и у полковника Абратанцева-Нечаева... 

— Абратанцев? Это родственник предводителю дворянства Давыдову?

— Да... — нехотя ответил секретарь.

Потом вдруг встал и ушел.

Я подождал. Думал, случилось что-нибудь с секретарем "внезапное". Но так и не увидал его. Очень деликатный человек секретарь комитета...

Госпожа Каткова, урожденная княжна, по мужу из "стаи славного" М. Н. Каткова. 

Потолкавшись в Сызрани, я узнал, что земство избрало уполномоченным по продаже хлеба населению некоего господина Е.

— Кто это такой, — спросил я одного сызранца, — общественный деятель?

— Нет, просто мелкий хлебный торговец...

Изумляюсь. Мой собеседник смеется.

— Мало ли что у нас бывает?.. Мы ко всему привыкли.

11.

В Самарской губернии. — Цинга в селе Зерыклах. — Энергичный священник. — Безучастие начальства. — Картина голода.

В Самаре я принял решение прямо ехать на места голода в деревню и там из непосредственного опыта черпать сведения о продовольственной эпопее. Поэтому, не заезжая в самарское земство и губернское присутствие, я взял билет до Абдулина, чтобы объехать прилегающую к этому селу часть, Бугурусланского уезда.

Праздник не оживил села Зерыклы. Мы двигались по улице,