Сергей Кара-Мурза - Оппозиция, или как противостоять Путину
В личном плане довольно большая часть новых собственников — нормальные советские люди, которым глубоко противно то, что происходит в России. И они готовы, изменяя своему классу, помогать левым и с радостью сбросят с себя шкуру капиталиста, если коммунисты победят. Совсем иное дело — буржуазия как класс. В вопросе о борьбе или соглашении этот класс надо выражать фигурой, воплощающей классовую суть, а не личные качества. Не вызывал бы возражения такой тезис коммунистов: «В нашей борьбе за спасение России нашими союзниками, пусть не всегда явно, являются многие болеющие за судьбу страны люди из числа новых собственников. В конфликте между чувством патриотизма и своими классовыми интересами они выберут патриотизм». Таких людей может быть действительно много, но класс в целом не может отказаться от своих классовых интересов. Ю. Белов же говорит именно о классе.
Неявно Ю. Белов вводит такой критерий различения: банковский капитал (финансовые кланы) антинационален и криминален (у него «на каждом долларе — комья грязи и кровь»). Промышленный капитал — национальный и патриотичный (что у него на каждом долларе, не говорится). На мой взгляд, этот умозрительный критерий негоден. В силу самого механизма приобретения собственности (раздача ее узкому кругу номенклатуры) концентрация капитала в России очень высока, а еще Ленин говорил, что при этом неизбежно сращивание финансового и промышленного капитала.
Да мы это и без Ленина видим. Кто такой Березовский? Он и банкир, и владелец заводов. В какую категорию его записать? Кто такой Потанин, совладелец банка ОНЭКСИМ и Норильского комбината? На деле собственность — в руках финансово-промышленных групп, и разделить их на две антагонистические части буржуазии невозможно. Так что речь попросту идет о соглашении с буржуазией. При условии, что она примет патриотическую риторику.
Даже если удалось бы найти «промышленников», не связанных с финансовыми кланами, кого из них считать национальными? Вот символическая фигура — владелец «Уралмаша» Каха Бендукидзе. Кто он, буржуй какой нации? Грузинской? А если он сменит фамилию или вместо себя поставит, как ширму, какого-нибудь Петрова — положение изменится?
Ю. Белов принимает как аксиому, что буржуа-промышленники — патриоты России. Не как личности, а как класс, владеющий заводами. Откуда это следует? Откуда взялись те 200 или 300 млрд. долларов, что вывезены за рубеж? Они изъяты прежде всего из промышленности в виде ее готовой продукции, стратегических запасов сырья и материалов, лучшего оборудования. В Испании я как-то читал в газете интервью с одним молодым человеком из России, который закупал дома на южном берегу. Его спросили, откуда такие деньги. Он скромно ответил, что продал большую партию вертолетов. Он из «клана» промышленников.
Если мы говорим о буржуазии как субъекте политики, то надо назвать те ее политические организации, которые выражают волю к соглашению с левыми силами. Есть ли такие? На мой взгляд, нет. Ни НДР, ни «Яблоко», ни «Демвыбор» таких шагов не делают. Союз промышленников — организация скорее профессиональная, она выражает позицию директоров, а не буржуазии. Да и то Вольский по телевидению просит не называть их «красными директорами». Это естественно, потому что они хотят работать при любой власти.
Со стороны промышленников как социальной группы мы не видим даже мелких жестов, выражающих патриотизм. Если они их делают на личной основе, то тайком. Видимо, обстановка в их среде не позволяет «раскрываться». Посмотрите, как бедствует единственный центральный журнал русских писателей, «Наш современник». Он ежегодно снижает тираж, его нет в библиотеках. Поддержать его — ничтожная сумма для собственников российской промышленности, просто ничтожная. Но ведь никто ее не дает. Что-то мешает.
Еще вопрос — иностранные владельцы акций. Они уже сегодня владеют существенной долей собственности, а мы еще просим инвестиций. Кто они — часть национальной буржуазии или противники? Ю. Белов видит у Запада «стремление уничтожить Россию как централизованное, национально независимое государство». Значит, противники. Но разве пойдет «национальная» часть собственников на конфронтацию с ними?
Здесь надо вспомнить побочный тезис Ю. Белова: «будет Россия независимой, стало быть, будет она и социалистической». Почему? Если сейчас, при нынешнем распределении собственности, дела в хозяйстве вдруг пойдут так хорошо, что Россия станет независимой мировой экономической державой — то какие будут основания менять этот общественный строй, возвращаться к социализму?
По-моему, в тезисе Ю. Белова спутаны причина и следствие. Россия будет независимой только в том случае, если вновь станет социалистической. Во многом именно вследствие этого и произошла революция 1917 г. Независимая в прошлом веке Россия быстро стала терять независимость при развитии капитализма и усилении банков. Основной капитал главных отраслей промышленности прибрали к рукам иностранные банки. Перед Первой мировой войной в горной, горнозаводской и металлообрабатывающей промышленности России 52 % капитала было иностранным, в паровозостроении— 100 %, в электрических и электротехнических компаниях — 90 %. Все имеющиеся в России 20 трамвайных компаний принадлежали немцам и бельгийцам и т. д. Почему же сегодня будет иначе? Разве решится и сможет «национальная буржуазия» порвать с МВФ, отказаться от вступления в ВТО — бросить вызов Западу? Не решится и не сможет.
Третий вопрос — как совместить идею соглашения с буржуазией и программу КПРФ, не говоря уж об идеологии? Ю.Белов пишет, что соглашение возможно, если КПРФ «в непримиримой и последовательной борьбе добьется гарантий социального минимума, социальной справедливости для людей наемного труда». Это — парадокс, которого я лично понять не могу. Или соглашение— или непримиримая борьба, вместе никак. Соглашение (в виде перемирия, мира или капитуляции) возможно после непримиримой борьбы, но именно против нее Ю. Белов и выступает, вернее, считает ее невозможной. В этом пафос статьи.
Скорее всего, оговорка о борьбе — риторика, ибо понятия «социальный минимум и социальная справедливость» туманны и даже неопределимы. Все их обещают, но у всех они различны. Правительство установило «минимальную зарплату» — 5 долларов в месяц. Чего же еще? Ах, мало? Тогда вообще ничего не получите. Если КПРФ возглавит непримиримую борьбу за социальную справедливость в понимании трудящихся, ни о каком соглашении с буржуазией не будет и речи. Потому что, если в этой борьбе КПРФ победит, национальная буржуазия потерпит поражение в конкурентной борьбе и перестанет существовать. Она может продержаться на открытом рынке только за счет зверской эксплуатации рабочих. Подпитки из «третьего мира» она не имеет.
Если КПРФ всерьез переходит к поиску соглашения с буржуазией, это означает, что она берется блокировать борьбу рабочих. Только этим и может быть ценно соглашение с ней для буржуазии. Хорошо это или плохо — дело выбора, и я не буду давать оценку. Надо лишь, чтобы выбор был трезвым.
Наконец, пятый вопрос, которому посвящено 2/3 статьи, — воплощение альянса КПРФ с буржуазией в виде госкапитализма (видимо, предполагается, что левые на волне социального протеста приходят к власти, а иначе буржуазия сама определит свои отношения с государством).
Чем хорош госкапитализм и что это такое, Ю. Белов объясняет так: «Государственный капитализм— предтеча социализма, доказывал Ленин… Атрибуты госкапитализма представлены в характеристике «нового курса» Рузвельта». Это утверждение — парадокс, потому что «новый курс» никаким предтечей социализма не был, он укрепил капитализм, вдохнул в него новую жизнь.
Аргументация «от истории» предельно противоречива. Да, «Ленин доказывал» — но ведь не доказал. Пожалуй, даже наоборот. После Октября, надеясь на мирный ход революции, он развивал концепцию госкапитализма. Она была положена в основу политики ВСНХ, готовились переговоры с промышленными магнатами о создании крупных трестов с половиной государственного капитала (иногда и с крупным участием американского капитала). До марта 1918 г. Госбанк выдал очень крупные ссуды частным предприятиям. Но ничего из этого не вышло — буржуазия на соглашение не пошла.
Владельцы крупных предприятий повели дело к распродаже основного капитала и ликвидации производства. В ответ начался стихийный захват промышленных предприятий рабочими. Требуя национализации, обращаясь в Совет или правительство, рабочие стремились прежде всего сохранить производство (в 70 % случаев эти решения принимались собраниями рабочих потому, что предприниматели не закупили сырье и перестали выплачивать зарплату, а то и покинули предприятие). Невыплата зарплаты рабочим за один месяц уже была основанием для постановки вопроса о национализации, а случаи невыплаты за два месяца подряд считались чрезвычайными.
