Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте
– Между нами, девочками, – спросил рекрутер, – но сейчас-то ты как думаешь попасть?
– Между нами, девочками, – неловко прошептал Тибор, – я думаю, что и в этот раз провалюсь.
– Ладно, пойду поговорю с парнями.
Рекрутер и еще один здоровяк в униформе о чем-то поговорили, затем вместе вернулись к Тибору. «Ты, похоже, и правда хочешь попасть в армию, – сказал второй, – но тест ты не пройдешь. Если вздумаешь мухлевать, тебя выгонят. Но раз у тебя такие честные намерения и раз нам кажется, что из тебя выйдет славный солдат, мы тебе поможем».
Они взяли Тибора в комнату с двадцатью другими претендентами и посадили его между двумя ребятами, которые уже служили – главным старшиной на флоте и бывшим морпехом. Оба они были опытными вояками, которые хотели снова попасть в армию. Затем рекрутер указал на еще одного громилу в униформе – ответственного за проведение теста.
– Следи за ним внимательно. Это сержант, и он довольно резкий. Если увидит что-то, что ему не понравится, ближайшие полгода тебе сюда ход заказан.
Сержант курсировал по комнате, пока кандидаты писали тест, но как только он прошел стол Тибора, тот заглядывал налево и направо и заполнял свой листок чужими ответами. Вскоре сержант закончил тест, собрал бумаги и вышел, оставив потенциальных рекрутов в ожидании результатов.
– Тибор Рубин! – позвал его сержант. – Тебя хочет видеть капитан.
Тибор был уверен, что снова провалился. Сержант отвел его в кабинет и закрыл дверь. Остриженный под ежик капитан с кучей наград на груди знаком пригласил его подойти поближе.
– Поздравляю, – протрубил он, ухватив руку Тибора мертвой хваткой. – Вы набрали наивысший балл.
– То есть я подхожу? – спросил он.
Капитан просиял: «Нам таких, как ты, надо как можно больше».
– Так, где подписать, потому что мне надо ходить еще на работу сегодня.
Капитан показал ему сесть и заглянул в его резюме. «Я смотрю, ты говоришь по-венгерски, немецки и немного по-русски. Мы хотим отправить тебя в особую армейскую языковую школу в Монтерей. Если оправдаешь ожидания, значит, потом отправишься в офицерскую школу».
– Что значит «оправдаешь ожидания»?
Офицер посмотрел на него, засмеялся. Он, кажется, решил, что малой шутит.
Тибор не сомневался, что здорово влип. В первый же его день языковой школы они поймут, что с английским у него все плохо. Тогда они сообразят, что он безграмотный иммигрант, и выгонят даже до того, как он успеет надеть униформу.
Война, 1950-й
1
Тибор так никогда и не добрался до армейской языковой школы в Монтерей. Он также так никогда и не добрался до армейской школы мясников. После учебки его отправили на дополнительную боевую подготовку пехоты на Окинаву, где он стал стрелком-пехотинцем. И больше никто не называл его Тибор. Как только он надел униформу, его стали называть рядовой Рубин или просто «Рубин», согласно имени на левом кармане его боевой формы.
Рядовому Рубину нравилась американская армия. Он сдал все физические нормативы и довольно быстро получил значок «снайпер», который носил с большой гордостью. Армейская дисциплина не напрягала его: на фоне того, через что он прошел в Европе, это была ерунда. Еда была классной; три плотных обеда с добавкой. Ему нравилось то, как он выглядит в форме, а еще он надеялся, что его-таки отправят в школу мясников в Чикаго. Большинство остальных ребят были детьми бедняков, которые записались в армию, чтобы сбежать из родных городов, чтобы путешествовать или чтобы воспользоваться льготами и заплатить за колледж. У Тибора были другие планы. Он ожидал, что армия научит его ремеслу и поможет получить гражданство.
По завершении обучения в Форт Орде Тибора отправили в Кэмп Стоунмэн, распределительный пункт для солдат, которые должны будут служить за границей. Там он присоединился к четырем с половиной тысячам рекрутов на транспортно-десантном корабле General Nelson М. Walker и отправился на Окинаву, большой остров в Тихом океане с населением за полмиллиона человек.
Весь опыт морских путешествий Тибора сводился к теплому и спокойному пересечению Атлантики из Германии в Нью-Йорк на корабле Marine Flasher. Но вот сейчас все было совсем по-другому. Корабль хлестали волны, затем на них напал мощный тайфун, затем еще несколько штормов. Лежа в койке с тысячами других таких же сопляков, половину из которых рвало каждый шторм, Тибор боялся, что море разорвет корабль на куски. Это был один из тех редких моментов, когда Тибор Рубин потерял аппетит.
Рядовой Тибор Рубин, Корея, 1951-й. Семья Ирэн Рубин
Корабль благополучно добрался до Окинавы, и рядовой Рубин приступил к боевой подготовке недалеко от столицы острова Нахи. На момент приезда он умел обходиться со стандартной винтовкой Ml. Теперь же он научился пользоваться тридцати– и пятидесятикалиберными пулеметами, автоматической винтовкой Браунинга и базукой – оружием, научиться стрелять из которого оказалось проще, чем правильно произнести его название.
Почти все парни, с которыми тренировался Тибор, были восемнадцати– и девятнадцатилетними мальчишками, попавшими в армию прямиком из южных городков и поселков. Мало кто из них когда-либо выезжал за пределы Луизианы, Джорджии, Алабамы и Миссисипи, и уж точно никто не был ни в Нью-Йорке, ни в Европе.
Южане, как они себя сами называли, были в основном баптистами и методистами. Они выросли в провинциальных христианских городках в семьях фермеров и работяг, большинство из них никогда не говорили и даже не видели еврея. Зато много чего слышали: например, что древние евреи убили Иисуса; что еврейские бизнесмены – вероломные скряги; или, что хуже всего, что еврейская религия выступала в поддержку коммунизма. Некоторые из ребят, которые не желали евреям зла, знали, что их религия чем-то отличается от христианской, но вот чем именно – этого они сказать не могли. Знали, что Рубин – еврей, но больше ничего почти не знали; он не появлялся на воскресных службах, и это как-то, каким-то неясным для них способом отличало его от них.
Была и еще одна особенность, которая выделяла рядового Рубина: его странное произношение.
Не то чтобы он вообще не умел говорить; в день призыва он вполне сносно разговаривал по-английски. Просто каждое выходившее из него слово было густо окрашено венгерским акцентом. Он постоянно путал местами местоимения и глаголы, а произношение его было каким-то искаженным. Вдобавок он пел какие-то странные еврейские песни по пятницам – язык сломаешь. Поначалу южане не обращали на него внимания, но после того, как услышали его молитвы и песни и заметили его постоянное отсутствие на службах, сдерживать свое любопытство они были больше не в силах.
– Рубин, а ты Иисуса любишь? – спрашивали они его так часто, что он даже научился распознавать соответствующее выражение их лиц до того, как они успевали задать сам вопрос.
– Ну конечно люблю, – отвечал он будничным тоном. – Иисус был братом моим.
По их лицам он понимал, что его ответ запутывал их. Приходилось объяснять. «Иисус и я – оба евреи», – объяснял он с улыбкой.
– Ну то есть ты принимаешь его как Спасителя своего?
Тибор не знал, что отвечать, когда ему задавали этот вопрос на гражданке, но чувствовал, что с сослуживцами надо быть максимально откровенным.
– Нет, не думаю. Иисус не смог спасти себя. Как же он может спасти меня?
Обычно они молча уходили прочь, почесывая головы.
Будучи изгоем, Тибор изо всех сил пытался произвести положительное впечатление на других солдат. Больше всего на свете он хотел, чтобы его приняли. Инструкторы по строевой подготовке ясно дали понять, что выживание в бою напрямую зависело от ответственности и командной работы. Раз за разом они повторяли, что когда над головой засвистят пули, солдатам не на кого будет надеяться, кроме как друг на друга. Тибор искренне хотел, чтобы его сослуживцы доверяли ему, но когда они спрашивали его про религию, он считал необходимым рассказать, кто он и во что верит. И все же он иногда и сам сомневался в аутентичности этого образа.
Тибор уже счет потерял, сколько раз он слышал, что евреи – богоизбранный народ. Раввины, его родители, учителя в еврейской школе – все в один голос заверяли, что у евреев особая роль в деле распространения слова и закона Божия. Но оглядываясь на беспредельные разрушения войны, уничтожение его семьи и смерть миллионов невинных по всей Европе, он начинал задаваться вопросом: что же, собственно, значит быть избранным народом?
Путешествия по бескрайним просторам Америки, ее богатства только усугубляли сомнения. Очевидно было, что американцы никогда не испытывали ничего даже близкого к страданиям и ужасам, постигшим его народ в Европе: Перл Харбор, единственное место в Америке, пострадавшее от бомбежки, было так далеко в Тихом океане, что никто из тех, кого встречал тут Тибор, никогда там не был. И вот он спрашивал себя: так для чего, собственно, Бог выбрал евреев? Их гнали на протяжении всей истории: от испанской инквизиции до русских погромов, их гоняли из страны в страну, пока нацисты чуть не стерли их с лица земли. Почему Бог не выбрал себе, например, китайцев? Вот они-то могли бы себе позволить потерять миллион-другой человек.
