США и мировой порядок - Владимир Алексеевич Колганов
Куда опаснее «нелиберальной» демократии другое явление – недемократический либерализм, то есть либерализм, навязываемый странам и народам апологетами «либеральной» демократии без учёта местных традиций и особенностей жизненного уклада населения. Недавние события на Ближнем Востоке и в Северной Африке показали, что это может привести к анархии и к разгулу терроризма. Напрашивается вывод, что все рассуждения о преимуществах демократической формы управления государством – пустая трата времени.
Проблема в том, что нет реального народовластия – нет этого, и в ближайшей перспективе не предвидится. Во всех странах, за исключением тех, где установлена диктатура, действует иной принцип – власть на доверии. Избиратели, самостоятельно или по подсказке, решают, кому из кандидатов на выборную должность можно доверять. Иной раз могут ошибиться, но вряд ли проголосуют второй раз за человека, который не оправдал доверия. Вот так и «властвует» народ – в Америке избиратели доверились Обаме, потом Трампу, теперь Байдену, ну а в России большинство населения доверяет Путину.
Вроде бы можно утверждать, что народ реализует своё право на власть, оказывая доверие кандидату в президенты. Однако этого мало – нужен механизм оценки степени этого доверия в промежутке между выборами. Вроде бы есть для этого социологические опросы, но можно ли сказать, что народ властвует, если рейтинг президента упал, скажем, до 10%? Вроде бы есть возможность выразить недоверие президенту через своих представителей в парламенте, но для отстранения от власти требуется доказать, что он совершил преступление или не в состоянии выполнять свои должностные функции. Так что реального народовластия нет и не было. Есть только доверие (если оно есть), что не так уж плохо.
Выше речь зашла о либерализме, который провозглашает права и свободы человека высшей ценностью. Тут самое время привести рассуждения на эту тему Брента Скоукрофта, изложенные в книге «Америка и мир. Беседы о будущем американской внешней политики»:
«Прежде всего, следует договориться о терминах. Например, мы бросаемся словом "свобода", но каждый понимает свободу по-своему. Свобода – от чего? Свобода – для чего? Чем ограничена эта свобода? Так возникает очень серьёзное непонимание. А надо было бы говорить о достоинстве, достоинстве личности. Слово "достоинство" понять легче. У того, кто воспринимает это понятие сердцем, меняется взгляд на вещи».
Достоинство основано на самоуважении, которое возникает и исчезает как бы само по себе, вне зависимости от наличия аргументов «за» и «против». Это и в самом деле что-то из разряда ощущений. В чём полностью согласен с экс-политиком, так это с его сомнениями по поводу использования понятия «свобода». Слишком часто мы слышим, как это слово оказывается средством политической борьбы, целью которой является достижение благ только для себя и себе подобных. Слишком часто мы видим, как люди стремятся освободиться от общепринятой морали, и если это удаётся в каком-то государстве, оно провозглашается образцом либерализма.
Довольно просто ответить на вопрос: чем ограничена свобода? Помимо этого расплывчатого и неоднозначного понятия, есть ещё права и обязанности, определённые в конституции страны. Если нет внешнего насилия, свобода человека ограничена необходимостью выполнять свои обязанности перед другими людьми и перед государством.
Когда заходит речь о свободе, демократии и либерализме, нельзя не упомянуть и ещё об одном понятии, весьма популярном у американских политиков и политологов – «американские ценности». Нас уверяют, что это нечто всеобъемлющее, включающее в себя всё лучшее, всё самое ценное, что есть на этой земле. Судя по всему, в это понятие пока не входят доллары, нефть и прочие атрибуты материального благополучия отдельных людей и целых государств. Но вот что хотелось бы понять: за что ополчился на эти ценности Стивен Уолт, профессор Гарвардского университета? Его статья, опубликованная в журнале Foreign Policy 3 июля 2014 года, так и называется: «Американские ценности – вот причина хаоса в мире».
«Каждый из трёх президентов в эпоху после холодной войны совершил свою порцию ошибок, но у этих неудач есть общий стержневой корень. Речь идет о всепроникающем влиянии либерального идеализма при проведении американской внешней политики».
Действительно, неудачи в Ираке, Афганистане и Ливии стали следствием ничем не обоснованной веры политиков США в то, что американские ценности будут с радостью восприняты людьми в любой стране, вне зависимости от местных традиций, жизненного уклада и религиозных канонов. Этот «либеральный идеализм» можно также объяснить нежеланием или неумением просчитывать последствия своих действий. Эйфория после распада СССР, вызванная уверенностью в том, что «Запад победил», лишила американских политиков способности тщательно анализировать ситуацию перед принятием решений. Если удалось победить такую державу, как СССР, то с другими странами не возникнет ни малейших осложнений. Исключение могут составить Бразилия, Индия, Китай, Иран. На самом деле, распад СССР был вызван не политикой США и даже не экономическими причинами. Власти США должны поблагодарить за этот щедрый подарок бездарных руководителей КПСС, которые тоже не отличались способностью предвидеть результаты своих действий. Сохранение власти в своих руках стало приоритетом в принятии решений и причиной отказа от проведения продуманных, давно назревших экономических реформ. Когда же ситуация стала ухудшаться из-за падения цен на нефть, руководители СССР начали политическую перестройку вместо того, чтобы использовать преимущества централизованной власти и сосредоточиться на реформировании экономики.
В своей статье американский политолог анализирует попытки экспорта демократии в другие страны:
«Они легли в основу стратегии "расширения и сотрудничества" Билла Клинтона, "доктрины свободы" Джорджа Буша, первоначальной поддержки арабской весны Бараком Обамой и его решения осуществить интервенцию в Ливии. <…> Либералы полагают, что демократия – это оптимальная форма государственной власти, и выступают за торжество права, за свободу выражения и за рыночную экономику. Они также полагают, причём не без оснований, что людям будет гораздо лучше, если эти ценности станут универсальными».
Тут следовало бы уточнить: не лучше, а проще – проще управлять людьми, если они разделяют одни и те же взгляды и признают одни и те же ценности. Станет ли людям лучше после установления «оптимальной формы государственной власти» – это ещё большой вопрос, поскольку для изменения менталитета потребуется время, а улучшение
