Федор Волков - Тайное становится явным

Но, конечно, английская разведка и без Гесса знала, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз. Беседы с Гессом лишний раз подтверждали уже известное.

Закончив первый разговор с Гессом, Киркпатрик позвонил в Форин-офис и сообщил о ходе переговоров. Он получил инструкции продолжать их «по своему усмотрению».

После очередной беседы, когда Гесс и Киркпатрик выходили из комнаты, фашистский лидер заявил, что его предложения могут быть представлены лишь в том случае, «если переговоры между германским и британским правительствами будут иметь место при другом правительстве». Черчилль и его сотрудники «не являются лицами, с которыми фюрер мог бы вести переговоры»[182]. Позднее, в тюрьме Шпандау, Гесс признавал: такое условие было его «самой большой ошибкой»[183].

Когда Киркпатрик вернулся в Лондон и доложил о беседе, Черчилль заметил: «Если бы Гесс прилетел год тому назад и сказал о том, что Германия сделает с нами, мы были бы несомненно испуганы. Но чего нам бояться теперь?»[184] Черчилль полагал, что, как только фашистская Германия нападет на Советский Союз (а он знал об этом от своей разведки и из других источников), Англия и вся Британская империя будут спасены от угрозы фашистского порабощения.

Из заявления, сделанного 22 мая 1941 г. английским министром авиации Арчибальдом Синклером, следовало, что переговоры с Гессом закончились. Но это было не так.

На специальном заседании английского кабинета, проходившем в узком составе под председательством Черчилля, было решено продолжать беседы с Гессом и поручить это лорду-канцлеру Джону Саймону. Снова выбор пал на человека, известного в Англии своими прогерманскими настроениями.

9 июня на вилле Мишет-Плейз, куда Гесса перевели из Тауэра, произошла встреча между ним и двумя уполномоченными английского правительства. Она происходила в обстановке еще большей секретности. Как видно из стенограммы переговоров (а стенографами и переводчиками были офицеры секретной службы), один из английских уполномоченных назвал себя «доктором Гутри» (Дж. Саймон), а другой — «доктором Маккензи» (А. Киркпатрик); Гесс фигурировал как «господин У».

После взаимного представления Саймон, обращаясь к Гессу, заявил: «Я, доктор Гутри, облечен полномочиями правительства и буду очень рад выслушать Вас и обсудить с Вами… все, что Вы пожелаете заявить»[185].

Саймон поставил следующий вопрос: являются ли привезенные Гессом предложения сугубо личными, или их поддерживают влиятельные круги Германии? Гесс ответил, что он излагает взгляды Гитлера и других ведущих деятелей Германии[186]. В документе, переданном Гессом Саймону, перечислялись четыре условия. При их принятии Англией Гитлер, по словам Гесса, готов был пойти на мир с ней. Они гласили: «1) Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн, между державами „оси“ и Англией должно быть проведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов „оси“ должна быть Европа, сферой интересов Англии — ее империя, 2) возвращение Германии ее колоний, 3) возмещение германским гражданам, которые жили в Британской империи до или во время войны, ущерба, причиненного их имуществу или жизни мероприятиями правительства в империи или такими действиями, как грабеж, беспорядки и т. д. Германия обязуется обеспечить на равных условиях возмещение ущерба британским подданным, 4) заключение перемирия и мира с Италией»[187].

Если сопоставить условия мира с Англией, изложенные Гессом, с условиями мира с Англией, выставленными ранее Гитлером, то станет ясно, что они почти совпадали. В самом деле, вскоре после разгрома английских войск под Дюнкерком Гитлер, по свидетельству Риббентропа, сказал ему: «Есть только четыре пункта, на основании которых я бы хотел заключить мир с Англией». Они сводились к следующему: «Во-первых, он (Гитлер) сказал, что Германия во всех отношениях готова признать существование Британской империи, во-вторых, Англия вследствие этого должна признать Германию крупнейшей державой на континенте Европы, в-третьих, он хочет получить немецкие колонии, в-четвертых, фюрер сказал, что он стремится заключить с Англией длительный союз»[188].

Уточняя вопрос о «разграничении сфер влияния» между Англией и Германией, Саймон спросил Гесса: «Европа в этом смысле означает, конечно, континентальную Европу?

Гесс. Да, континентальную Европу.

Саймон. Включает ли это понятие какую-нибудь часть России?

Гесс. Европейская Россия, несомненно, интересует нас.

Саймон. Я хочу знать, что означает понятие „европейская сфера интересов“? Вы понимаете? Если это сфера интересов Германии в Европе, то, естественно, хотелось бы знать, имеется ли в виду Европейская Россия или Россия, занимающая территорию Азии, Россия к западу от Урала?

Гесс. Азиатская Россия нас не интересует»[189].

Гесс совершенно ясно дал понять о намерении Германии захватить Советскую Россию вплоть до Урала, а Саймон и Киркпатрик со своей стороны выражали полное понимание этого.

Назойливо повторялись старые мюнхенские мотивы: столкнуть Германию в смертельной схватке с Советским Союзом.

О высоком уровне англо-германских переговоров в Лондоне свидетельствует то, что по личному указанию Черчилля Гесса посетил и лорд Бивербрук, наиболее влиятельное после премьера лицо среди английских политиков. Он занимал в то время пост министра авиационной промышленности. Тайная встреча Бивербрука с Гессом состоялась 8 сентября 1941 г. за несколько дней до его отъезда в Москву на конференцию представителей СССР, Англии и США. Бивербрук именовал себя «Ливингстоном», а Гесс для стенографов значился под именем «Джонатан»[190].

К сожалению, стенограмма переговоров Бивербрука с Гессом скрыта в недрах английских архивов. Сам Бивербрук через 20 лет приоткрыл лишь немного таинственную завесу вокруг этих переговоров. В беседе с ним Гесс настаивал на необходимости заключения англо-германского союза, направленного против СССР. Гесс откровенно заявил о своем «разочаровании» ходом переговоров и, указав, что он очень рассчитывал на английских лидеров, «имеющих здравый смысл», просил Бивербрука разрешить Гессу связаться с Гитлером. Гесс пытался запугать Бивербрука «советской опасностью»[191]. Однако, будучи реалистическим политиком, Бивербрук понимал, что СССР не угрожает Англии или любой другой стране, в то время как фашистская Германия поработила многие страны Европы и пытается завоевать Англию.

Во время московских переговоров между СССР, Англией и США осенью 1941 г. Бивербрук на вопрос Сталина о цели миссии Гесса ответил, ссылаясь на свои впечатления: Гесс прибыл с чьего-то ведома в Англию, полагая, что с помощью небольшой группы английских аристократов может быть создано контрчерчиллевское правительство для заключения мира с Германией… Затем Германия с английской помощью могла бы напасть на Россию[192].

Действительно, британская дипломатия пыталась использовать миссию Гесса как средство давления на СССР. 13 мая 1941 г. Ст. Криппс в письме в Форин-офис предлагал «усилить опасения у Советского правительства тем, что оно может остаться в одиночестве».

В парламенте была высказана гипотеза о встрече Черчилля с Гессом в загородной резиденции английского премьера Чекерс. Черчилль якобы предложил Гессу заключить мир между Германией и Англией после того, как Германия нападет на СССР. Во время дебатов по вопросу о том, зачем прилетел Гесс, депутат Стоке спросил Черчилля: имеются данные, «что Гесс находился в Чекерсе. Зачем он приехал в Чекерс? Об этом говорят очень многие».

Заявление Стокса вызвало раздражение в правительственных кругах. С ответом от имени правительства выступил заместитель министра иностранных дел Батлер. Он категорически отрицал факт пребывания Гесса в Чекерсе[193]. Но нередко подобного рода опровержения буржуазных политиков лишь подтверждают обратное.

Тактика, проводившаяся Черчиллем после нападения фашистской Германии на СССР, свидетельствовала о стремлении британского премьера ко взаимному истощению Германии и СССР. Саботаж открытия второго фронта в Европе — красноречивый пример этого. В то же время Черчилль понимал, какую смертельную угрозу для интересов Британской империи представляла фашистская Германия, претендовавшая на господство во всем мире. Он не мог не сознавать: союз с Англией нужен Гитлеру для того, чтобы добиться победы над СССР, после чего следующей жертвой нацистской агрессии в борьбе за мировую гегемонию явилась бы Англия. Это соображение и стало в конечном счете определяющим в выборе политического курса Лондона.