Антон Антонов-Овсеенко - Проект «Украина». Три войны России с Украиной
Самому Нестору Махно, в отличие от многих других большевистских союзников, которые расходились с ним во взглядах, удалось впоследствии благополучно эмигрировать и также оставить для потомков краткие, но яркие воспоминания о происходившем в те бурные годы в Украине. И нам здесь вновь представляется чрезвычайно важной именно его точка зрения для понимания движущих механизмов событий. «Я утверждаю из жизненного опыта районов, за которыми я серьезно следил, — напишет впоследствии Нестор Махно, — что в первые два месяца — именно ноябрь и декабрь — торжество Октябрьского Переворота в России украинскими тружениками на местах было только приветствуемо», они «считали, что в основе Октябрьского Переворота лежат идеи подлинной революции», «к первым числам декабря в Екатеринославе фактически торжествовал уже блок большевиков и левых социалистов-революционеров»[117].
Но это происходило в украинской глубинке, в столице же действовали совершенно другие механизмы: Рада и последовавшие за ней режимы с очевидностью не учитывали чаяний масс на местах, и именно этот дисбаланс интересов не позволил в итоге отстоять независимость Украины от постоянно покушавшихся на ее территорию внешних врагов. Причем одному из этих врагов, а именно большевистской России, сопутствовал успех в захвате Украины как раз потому, что ее лидеры на местах, наоборот, учитывали чаяния народных низов и от них отталкивались. «В наш район доходили слухи, что Украинская Центральная Рада не помирилась (из-за власти) с большевистско-левоэсеровским блоком и, втянув в свой партийный спор трудовые массы, затеяла… кровавую бойню»[118], — напишет впоследствии Махно. Но и Центральную раду, конечно, несмотря ни на какие пролетарские пристрастия Махно, сложно осуждать за такую позицию: большевики были для Киева силой, представлявшей прежде всего интересы Петрограда и Москвы, а именно оттуда в течение веков происходило угнетение национального самосознания украинцев. Для Махно же, как и для большевиков — даже и несмотря на то, что он с ними так и «не сработался», — первоочередными оставались социальные интересы.
Таким образом, в противовес симпатиям к большевикам, которые поначалу испытывали крестьяне Гуляйполя — малой родины и будущего войскового штаба Махно, у тех же крестьян формировалось неприятие деятельности Центральной рады. Еще в декабре 1917 г. в Екатеринославе состоялся губернский съезд советов, на котором от имени районного совета Гуляйполя выступил его председатель Нестор Махно. В ходе съезда, как отмечает в своих воспоминаниях сам знаменитый анархист-революционер, не раз вспыхивали словесные столкновения между представителями националистических и других политических течений в Украине. В итоге на состоявшемся вскоре съезде советов Гуляйпольского района была вынесена лаконичная резолюция: «Смерть Центральной раде», каковую, по свидетельству Махно (и надо думать, что при его деятельном участии), рабочие и крестьяне в дальнейшем «неуклонно проводили в жизнь»[119].
Однако и к большевикам гуляйпольские крестьяне вскоре также охладели. Это произошло после того, как они узнали, что большевик Эпштейн заявил на губернском съезде буквально (его слова приводит в воспоминаниях Махно): «Городской пролетариат пришел к власти, и нужно надеяться, что он создаст себе свое “пролетарское” государство. Мы, большевики, все силы отдадим на помощь созданию этого государства, так как только через него пролетариат достигнет максимума своего счастья»[120]. По свидетельству Махно, «трудящиеся Гуляйпольского района усмотрели в этих словах большевика, что партия большевиков обнаглеет и будет строить за счет крестьянства свое большевистское “пролетарское” государство»[121]. И ведь что характерно: именно так все впоследствии и произошло, включая продразверстку, то есть фактическое ограбление крестьян, приведшее, в свою очередь, к жесточайшему голоду на селе, и так называемое «раскулачивание», а по сути — уничтожение самой лучшей, трудоспособной части крестьянства.
Взгляды самого Махно в этой части формировались, исходя из того небезосновательного убеждения, что желание большевиков «властвовать над всем народом, над всеми его думами, над творимой народом Великой Русской Революцией, настолько одурманило этих социалистов-государственников, что они на время забыли и думать о своем коренном расхождении по вопросу “Брестского мира” с немецкими и австро-венгерскими монархами, к которому революционное население относилось враждебно, с чем с.-р. — ы считались. Этот коренной вопрос с его жесткими спорами они оставили на время в стороне. Теперь перед ними во весь рост встал другой вопрос: каким образом остаться в глазах революционных трудовых масс передовыми застрельщиками и руководителями революции и в то же время исказить самую сущность социальной революции так, чтобы не провалиться на пути осуществления своих стремлений вывести революцию из ее самостоятельного, широкого творческого русла и подчинить всецело государственническим доктринам, вытекающим из постановлений Ц-К и правительства?»[122].
Впрочем, нелюбовь к большевикам, как это видно из собственных размышлений Махно, сформировалась у него в том числе исходя из коренных различий между идеологией большевизма, которая тесно соотносилась с необходимостью создания государства рабочих и крестьян, с идеологией анархизма, которую все-таки исповедовал Махно, и которая, наоборот, отрицала саму необходимость существования государства как такового. Махно впоследствии с досадой утверждал, что «большевики и левые социалисты-революционеры, при помощи политической мудрости Ленина, развивают еще с большим бешенством идею власти правительства Ленина над революцией»[123]. В конце концов этот происшедший из народных низов самоучка решил для себя вопрос об отношении к большевикам отрицательно: Махно в итоге перешел на сторону Белой гвардии и после окончательного поражения вместе с ее остатками эвакуировался из страны.
Но не только личность Нестора Махно явила миру история украинской государственности на рассматриваемом здесь этапе.
Скоропадский и Петлюра
Взлеты и падения
В марте 1918 г. на Дону командование Добровольческой армии принимает на себя генерал Антон Денинкин — сразу после того, как большевистским снарядом, попавшим в штаб, был убит ее прежний командующий — генерал Лавр Корнилов. Деникин впоследствии сыграет свою немаловажную роль в событиях в Украине…
Тогда же, в марте 1918 г., территории Украины, еще остававшиеся до того незанятыми, оккупируют германские и австро-венгерские войска. Наряду с фактическим ограблением Украины, поскольку, напомним, для содержания оккупационных войск изымались громадные запасы хлеба, немцы и австрияки поддерживали в 1918 г. в Украине порядок; силу своих штыков они использовали, в частности, для того, чтобы заставить обывателей убирать улицы; в столице и других городах если не прекратились совсем, то сильно поуменьшились грабежи и убийства и т. д. Не допускали насилия со своей стороны в отношении местного населения и сами германские и австрийские военные. Не этим ли, в частности, следует объяснять теплую встречу на украинской земле немецких оккупантов впоследствии, в 1941 г.? Ведь немцы и австрияки не нанесли и десятой доли такого ущерба человеческим и сырьевым ресурсам страны, какие нанес Украине большевистский и пришедший ему на смену совсем уже людоедский сталинский режим.
Советский миф состоял в том, что немецко-австрийская оккупация Украины состоялась при живейшем участии и поддержке Центральной рады. На самом деле политические коллизии в Украине привели к тому, что именно германское оккупационное командование распустило Центральную раду. Поводом и причиной послужило то, что Центральная рада и Генеральный секретариат не смогли организовать масштабное засевание земель, а это означало, что германской и австрийской армиям в Украине пришлось бы голодать. Но не новые украинские власти в Киеве плохо руководили посевной, а сами крестьяне не желали засевать бывшие господские земли из опасений, что вернутся панские времена, и, стало быть, незачем горбатиться на чужих пашнях. И, что характерно, крестьяне оказались правы: новые «паны» в лице большевиков вскорости же объявили все земли общественными и отобрали их, таким образом, у крестьян. Но еще до большевиков различные предводители Украины проделывали такие сомнительные операции с землями Украины (в том числе земли возвращались в помещичье владение), которые совсем не способствовали тому, чтобы крестьянам хотелось на них хоть что-то выращивать. Тем не менее еще во времена действующей Рады, в начале 1918 г. главнокомандующий германскими войсками в Украине фельдмаршал Айхгорн издал приказ, обязавший земельные комитеты и крестьян засеять все поля. У части депутатов Рады этот приказ вызвал возмущение, и 28 января 1918 г., по свидетельству Винниченко, «когда “революционеры” типа М. Порша размахивали кулаками и кричали “Господин Айхгорн, знайте свое место!”, в здание украинского парламента, Центральной Украинской Рады вошли солдаты того самого господина Айхгорна… велели всем депутатам поднять руки вверх и приказали выдать им немедленно министра внутренних дел М. Ткаченко, министра вооруженных сил Жуковского, управляющего министерством иностранных дел Любинского, министра сельского хозяйства Ковалевского и директора департамента внутренних дел Гаевского. Из названных были только Любинский и Гаевский. Они были тут же арестованы. Всю же Центральную раду… переписали. Операцией руководил щупленький слабенький лейтенантик. Но руководил так, как только может руководить… брутальный… немецкий офицер. Кричал, ругался, размахивал револьвером перед лицом членов Ц. Рады. Это была прелюдия конца»[124]. И уже совсем вскоре на украинской политической сцене появляется мощная фигура гетмана Скоропадского.
