Харуки Мураками - Подземка
В машину «скорой помощи» я не поместился, и добирался до больницы Накано в полицейском автобусе. Там меня положили на кушетку и обследовали. Я лишь понял, что хорошего мало, и почувствовал укол — мне в руку вставили капельницу. Пока я ехал в полицейской машине, по радиосвязи поступала самая разная информация. «Видимо, обладает отравляющим действием». Вот я и подумал, что отравился каким-нибудь ядовитым лекарством. Тогда даже в больнице еще не знали, что это зарин. Но мы-то как были, так и оставались в одежде, пропитанной этим газом. Теперь пожаловались на боль в глазах врачи.
Всю первую половину дня было жутко зябко. Меня закутали в электрическое одеяло, но даже при этом зуб на зуб не попадал. Давление подпрыгнуло до ста восьмидесяти. Обычно, как бы оно ни скакало, выше ста пятидесяти не забиралось. А тут такое высокое. Но я почему-то не беспокоился. О чем беспокоиться, когда я не понимал, что к чему.
В конечном итоге я пролежал там двенадцать дней. Все это время ужасно болела голова. Три дня и три вечера мне клали на голову пузырь с холодной водой. Обезболивающее не действовало, и это ужаснее всего. Однажды целые сутки продолжала то сильно, то слабо болеть голова, словно волны то нахлынут на берег, то откатятся. Была температура. Всего два дня, но под сорок.
Первые три-четыре дня сводило ноги судорогой, было трудно дышать. Будто бы горло внутри чем-то забито. Перед глазами пелена, и сколько ни смотри на улицу, выглядело все, как в потемках. Нарушилась фокусировка, и отдаленные предметы расплывались.
Капельницу ставили пять дней. Пока не восстановились показатели холинэстеразы в крови. Зрачки постепенно вернулись в прежнее состояние, но теперь стоило им сфокусироваться, как в глубине глаз сквозила острая боль, словно от удара током. Словно меня протыкали шилом.
Наконец-то выписавшись 31-го марта, я взял отпуск и весь последующий месяц восстанавливался дома. Головная боль не покидала. К тому же у меня подгибались ноги — упади где-нибудь по дороге на работу, будет двойное увечье.
Утром просыпаешься, и первой приходит головная боль. Будто с похмелья. Такая острая головная боль, будто пульсирует, надрываясь. И так все время. Но я не выпил ни одной таблетки — терпел боль. В организм попала доза яда, и я боялся: вдруг выпью что-нибудь не то и станет еще хуже. Игнорировал даже таблетки от головной боли.
Каждую неделю по средам ходил на прием в больницу Накано. Делал анализы мозга, глаз. Глаза по-прежнему болели, стоило сфокусировать зрение. Почему, не знал даже врач. Как и причину, почему никак не унимается головная боль. Я задавал всевозможные вопросы, но ответа по сути так и не получил. В больнице не было прецедентов с зарином, и они сами не знали, что делать. Посмотрят состояние глаз, померяют давление и говорят: приходите на следующей неделе. И так каждый раз.
Весь апрель я не работал, и вышел только после майских праздников — поехал в новый центр в районе Сёвадзима. Расставлял столы, настраивал компьютеры, каждый день допоздна. Если честно, так перерабатывать не следовало. Голова по-прежнему болела. А в период «сливовых дождей» в июне просто раскалывалась. Такое ощущение, будто надо мной нависала массивная глыба. Хочу что-нибудь разглядеть — и глаза поражает острая боль. Но даже эта боль в процессе работы постепенно ослабла. Работаешь себя не помня — и забываешь о ней. Поэтому пока на работе, даже не обращаешь внимания. Но стоит вернуться домой, расслабиться — и опять охватывает тупая боль. Вспоминаешь: ах да, у меня ведь болит голова. Хуже всего приходилось в электричках по дороге на работу и обратно.
Страшно было садиться в поезд. Войдешь в вагон, двери перед глазами закроются, и в тот же момент голову словно в тисках зажали. Доедешь до нужной станции, пройдешь турникет, выйдешь на улицу, и кажется, что полегчало, но тяжесть остается. Сосредоточиться и подумать о работе не удается. Стоит поговорить больше часа, и голова начинает болеть. И так до сих пор. В середине апреля мы давали полиции свидетельские показания — так я выбился из сил, пока дописал. На все, включая заявление о регистрации инвалида, ушло около пяти часов. Но в августе я взял недельный отпуск, после которого сам почувствовал, что боль ослабла. Спокойно ездил в электричках, боль в голове не беспокоила. Скорее всего, вдали от работы лопнула нить напряжения. Но отпуск закончился, начались будни. Два-три дня все было хорошо, а через неделю по дороге на работу боль устроила повторный налет. Голова разболелась опять.
18 августа, чтобы добраться до работы, потребовалось целых три часа. По пути вышел, и около часа пришлось отдыхать. Дождался, пока боль ослабнет, опять сел в электричку, снова заболела голова, и я опять вышел на платформу — и так несколько раз. На работу приехал в половине одиннадцатого. Я и сам понимал, что так никуда не годится. И вот один человек посоветовал мне обратиться в больницу Сэйрока — к психиатру Накано. Впервые я встретился с ним 30 августа.
Рассказал ему все, что со мной происходило, описал состояние, а он: это никуда не годится, сам факт работы для вас — самоубийство. Спрашивает, пил ли какие лекарства, говорю — нет. Оказывается, в этом был обратный эффект. С тех пор еженедельно хожу на консультации. Рассказываю, что произошло за неделю, как живу, что чувствую в электричках. Иногда в зависимости от состояния получаю другие лекарства. Когда болит голова, пью баффарин[36]. Кроме того — успокаивающее и снотворное, благодаря которому стал спать спокойно.
В конечном итоге, я не работал три месяца. Все это время продолжал ходить на консультации и пить лекарства. Оказалось, что у меня посттравматический синдром. Похожее состояние наблюдалось у пострадавших от землетрясения в Кобэ и вернувшихся из Вьетнама солдат. Вызвано оно внезапным страхом. После тех событий я четыре месяца подряд изнурял себя работой допоздна. Разумеется, накопился стресс. Но благодаря летнему недельному отпуску все напряжение словно вырвалось наружу.
Врач Накано первое время сердился: почему я так с собой поступал? Говорил, что все намного проще, и не нужно забираться в дебри, чувствуй себя спокойно. Я слышал, что полностью избавиться от ПТС невозможно. Душевная рана будет оставаться, пока свежа память. Изжить одни симптомы болезни невозможно. Была бы моя воля, вычеркнул бы память. Но сделать это не так-то и просто. А раз так, остается лишь терпеливо выносить эту болезнь. Не перетруждаться, не позволять накапливаться стрессу.
Ну вот, отдохнув три месяца, с сентября по ноябрь, с начала декабря я опять вышел на работу. Но тяжесть утренних переездов сказывалась, и я понимал, что на весь день меня не хватит. Сейчас я работаю полдня. С утра еду, а после обеда возвращаюсь. И в два часа уже дома. Так и привыкаю. Спрашиваю у врача Накано, можно ли с января увеличить время работы, а он отвечает: подожди, не торопись. Таким образом, как минимум до конца января я буду продолжать работать по полдня и отдыхать по средам. Среда — поход к врачу, выходной в этот день покрывается по статье несчастного случая на производстве.
Поездка на работу по-прежнему сказывается. Час езды от Коива, далее пересадка на Ханамацу на монорельс, где постепенно голова начинает тяжелеть. Приехав на фирму, первым делом выпиваю лежащий там баффарин, минут через тридцать успокаиваюсь, и все повторяется.
Глядя со стороны, я ничем не отличаюсь от других. Это невидимое людям страдание, и оттого бывает горше вдвойне. На счастье, мой начальник меня хорошо понимает. Говорит: «Одним поездом бы позже», — или: «Сам бы мог попасть в такой переплет». Поставили мне в больнице диагноз, объяснил я все начальнику, а он лишь говорит: «Нужно — ложись в больницу, только поскорее выздоравливай».
Вскоре после происшествия, уже в больнице, я видел мрачные кошмары. Вот наиболее запомнившийся. Кто-то пытается меня волочить. Окно прямо рядом с кроватью, и вот меня увлекают за собой. Оборачиваюсь — а там стоят покойники. Да, я часто встречался с призраками.
С давних пор видел сон, будто я птица и лечу по небу. А в те дни снилось, как меня подбивают в таком полете. Не знаю, стрелой или ядром. Подбитый, я падаю на землю, где меня запинывают до смерти. Вот такой сон. Раньше это был приятный сон, а сейчас превратился в кошмар.
Злость и ненависть к преступникам? Все это я уже пережил. Ненависть, естественно, есть. Скорее бы с ними расправились. Сейчас я могу сказать только это.
Второе интервьюВпервые мы встретились с г-ном Оохаси в начале января 1996 года. Во второй раз — в конце октября. С момента первой встречи прошло десять месяцев. Как за это время проходила реабилитация после осложнения — такова тема нашей нынешней встречи. По словам самого г-на Оохаси, состояние то улучшается, то ухудшается. Он и сейчас по-прежнему страдает от головных болей и бессилия. Но от головной боли — больше всего.
