Харуки Мураками - Подземка

Уже в машине Китамуры промыл водой из бутылки испачканный кончик и швырнул зонт в багажник. Старался быть осторожным, однако спустя какое-то время и у него появились симптомы отравления зарином. Язык не двигался, дыхание сперло, икры правой ноги сводило судорогой.

Хиросэ спешно вколол в ногу полученный от Икуо Хаяси сульфат атропина. Знакомый с наукой не понаслышке, Хиросэ с самого начала прекрасно понимал весь ужас зарина. Он в очередной раз обомлел от превышающей воображение силы яда. Пожалуй, в том вагоне сейчас творится нечто страшное. В сознании мелькнула мысль: «Глядишь, я тоже возьму и умру». Вспомнив, что Икуо Хаяси приказал в случае ухудшения состояния ехать к врачу в больницу «Аум Синрикё» в районе Накано, Китамура повел машину туда, но врача никто не известил о происшествии, и он был не в курсе дела. Зря прокатившаяся в Накано парочка вернулась в квартиру на Сибуя, где Хаяси оказал им срочную помощь.

Вернувшись в Камикуйсики, Хиросэ вместе с другими исполнителями отправился на доклад о выполнении задания к Сёко Асахаре. Тот довольно произнес: «Чтобы получить результат, достаточно доверить дело людям из Министерства науки и техники». Хиросэ сообщил в своем докладе, что по ходу, видимо, привлек внимание пассажиров и был вынужден перейти в другой вагон. На что Асахара, соглашаясь, ответил: «Я следил за астралом всех вас, но астрал Сандзяя[33] был мрачным. Подумал: что-то там случилось, — оказывается, вот что».

«Согласно учению, людские чувства считаются причиной ошибочного видения предметов, поэтому необходимо, чтобы они нас не захлестывали», — говорит Хиросэ.

Хиросэ проткнул оба пакета, после чего на пол вытекло 900 мл зарина. В результате один пассажир погиб, 358 получили увечья той или иной степени тяжести.

На станции Накано-Сакауэ от пассажиров поступил сигнал о людях без сознания. Двоих тяжелых вынесли: одного уже мертвым, второй была — Сидзуко Акаси[34], о которой речь пойдет ниже. Зарин собирал и ликвидировал работник станции Сумио Нисимура — его интервью также впереди. Однако поезд с разлитым зарином продолжал двигаться дальше. Доехав в 8:38 до Огикубо, он отправился в обратную сторону. На свое состояние жаловались даже те, кто ехал с Огикубо. Там же в вагон село несколько работников станции. Они вытирали швабрами пол, после чего почувствовали недомогание и были доставлены в больницу. Двумя станциями позже, на Син-Коэндзи, поезд наконец сняли с маршрута[35].

Разве можно оставаться безучастными

наблюдателями этого шоу?

Живет в Иокогаме. Приятное на вид лицо, аккуратно одет, хорошие манеры. Поэтому выглядит он моложе собственных лет. Сам считает себя оптимистом, человеком азартным. Речь весьма живая. С первого взгляда производит впечатление человека, не имеющего ничего общего с ожиревшей серьезностью. Однако, пообщавшись с ним некоторое время, начинаешь понимать, что он одной ногой уже стоит на территории старости. Сорок лет — веха в жизни, возраст, когда пора задуматься о главном.

Работает в косметической фирме, вместе с приятелями играет в группе на гитаре. Женат, линией Маруноути на работу не ездит, но иногда пользуется ею, когда ездит по служебным делам. Там, к своему несчастью, и оказался вовлечен в инцидент. Посмотрим, как повлияла эта случайность на его жизнь и сознание.

Неделей раньше я переболел сильной простудой. С начала работы в фирме это был мой первый пропуск по болезни. До этого ничем не болел.

Поэтому в тот день, 20 марта, ехал на работу после перерыва и, видимо, хотел приехать пораньше (смеется). Вышел из дома на 20 минут раньше обычного.

Как правило, я спокойно располагался на сиденье и, почитывая газету, ехал до офиса на Хатиодзи. Но в тот день мне нужно было в офис на Синдзюку. Туда я езжу раз в месяц. И именно в этот день проводилось внеплановое совещание менеджеров района. В таком случае я до обеда сижу на совещании, после чего еду в офис на Хатиодзи.

Совещание начинается в полдесятого. Из дома я вышел раньше семи. Доехав по линии Йокосука до станции Симбаси, пересел на Акасака-Мицукэ с линии Гиндза на Маруноути до станции Синдзюку-Гёэн. Офис рядом со станцией, время на дорогу — примерно часа полтора. На Акасака-Мицукэ поезд пустеет, и всегда можно сесть. Но в тот день, сев в поезд, я сразу почувствовал запах кислоты. Что поделаешь, поезд — место разных запахов. Потом запомнилось, что женщина напротив зажимала платком нос. Но не было ничего подозрительного.

Уверенности, был ли тот запах зарином, нет. Я узнал об этом со слов других и лишь подумал: «Вот оно что».

Доехав до Синдзюку-Гёэн, я направился в офис. Но когда вышел из вагона, в глазах потемнело. Даже подумал: свет выключили, что ли? С утра было ясно, а поднимаюсь по лестнице — окрестности как в дымке. Может, погода внезапно испортилась? Смотрю на небо — ни облачка.

В ту пору я употреблял лекарство от аллергии на пыльцу и подумал, что это из-за него. Я буквально на днях начал пить новый вид лекарства и подумал, что это — его побочное действие.

Добрался до фирмы, но вокруг все по-прежнему темно, и тело до невозможности вялое. Сел за стол, и оцепенел, глядя в окно. Закончилось совещание, пошел вместе с другими пообедать. Аппетита нет, ни с кем разговаривать не хочется. Молча поел, но при этом сильно вспотел. В ресторанчике «рамэн» по телевизору беспрерывно показывали новости инцидента с зарином. Сидевшие рядом коллеги подшучивали: может, ты тоже того? Но я тогда грешил на лекарство от пыльцы и только отшучивался.

После обеда совещание возобновилось, но состояние мое не улучшалось. Нисколько. Я решил показаться специалисту по аллергии от пыльцы. Тот поставил диагноз: «состояние неудовлетворительное» — и в два часа отправил меня домой. Лишь тогда я впервые подумал, что это действительно из-за зарина.

Но в ближайшую больницу я не пошел. Решил сходить в больницу рядом с домом, где мне прописали новое лекарство. Сам я не был уверен, в чем причина нынешнего состояния: лекарство от пыльцы или зарин. Так я вернулся домой в Йокогаму. На приеме признался, что в то время ехал в метро, и вот теперь такое состояние. Мне проверили зрачки и посоветовали немедля лечь в больницу.

На неотложке меня отвезли в Университетскую больницу нашего города. Тогда еще со мной все было в порядке — настолько, что, выйдя из машины, хотелось идти пешком.

Но к ночи заболела голова. Время за полночь, а у меня голова раскалывается. Позвал медсестру, та сделала мне укол. Острой боли не почувствовал, но вокруг места укола все как будто затвердело. Лекарство действовало час. В тот момент я подумал, что добром это не кончится. Но стоило боли ослабеть, в голове промелькнуло: «Ну, это еще куда ни шло».

А тут еще одна напасть: передозировали капли для глаз, и зрачки расширились, будто от удивления. Просыпаюсь на следующее утро — яркий ослепляющий свет… И только вокруг меня развешена бумага, чтобы прямые лучи солнца не попадали. Пока глаза не сузились до нормального состояния, пришлось провести в больнице еще один день. Хотя можно было и не оставаться.

Утром домашние принесли газеты. Знаки я пока не разбирал, но узнал, насколько все оказалось серьезным. Были жертвы, и немало. Ошибись окружающие — глядишь, погиб бы я сам. Но на удивление, ощущения опасности в тот момент у меня не возникало. В голове лишь крутилось: «Со мной все в порядке». Несмотря на то, что меня вовлекло в водоворот события, сообщение о жертвах совершенно не потрясло, наоборот — я смотрел новости посторонним взглядом, как одно из телевизионных шоу. И никакого чувства надвигающейся опасности. Нисколько.

Уже после я начал понимать, что так думать нехорошо. Нужно хоть немного злиться, взрываться. Когда это было? Осенью того же года. С течением времени во мне наконец-то начало проявляться такое настроение.

Не могли бы вы пояснить конкретней, что значит «думать так — нехорошо»?

Например, упади на глазах человек, я бы его спас. В случае если не пострадаю сам. Но будь он на расстоянии, допустим, метров пятидесяти, уже задумаешься, а стоит ли. Посчитаешь, что это — не твое дело, и закроешь глаза. Ввяжешься, опоздаешь на работу, возникнут проблемы… Вполне мог подумать и так.

Минуло несколько десятилетий после окончания войны, стремительно развивалась экономика, пропало чувство опасности, значение придается одним лишь вещам. Постепенно ослабло сознание, удерживающее людей от того, чтобы причинять боль окружающим. Слышать обо всем этом мне приходилось и раньше, но теперь меня одолевали реальные ощущения. Можно ли с таким настроением воспитывать детей? Думаю, нельзя.

Странное дело: пока в больнице вокруг меня устроили шумиху, сам я был совершенно спокоен. Даже чересчур. Например, когда окружающие, как бы шутя, говорили о зарине, я не обращал на это внимания. Таким было мое отношение к этому происшествию. А к лету я о нем забыл напрочь. Когда в газетах мелькали статьи об исках пострадавших, я вспоминал: да, было такое дело, — но считал, что ко мне оно не имеет никакого отношения.