Эксперт Эксперт - Эксперт № 01-02 (2014)
К этому добавлялось весьма жестокое обращение с рабами. «После подавления восстания Спартака в 71 г. до н. э. были распяты на крестах 6 тыс. рабов. Тацит описывает убийство одним из рабов в 61 г. н. э. своего владельца, после чего по решению сената в качестве коллективного наказания были казнены все 400 принадлежавших ему невольников, включая женщин и детей. Значительная часть рабов была убита на аренах во время вселявших ужас представлений для развлечения толпы. Во всех этих отношениях доля римских рабов была куда хуже, чем жизнь рабов в Бразилии и Вест-Индии. Таким образом, когда территориальные завоевания Древнего Рима начали сокращаться, поддержание численности рабов превратилось в важную проблему», — продолжает Мэддисон.
Весьма любопытна история взаимодействия европейцев с Черной Африкой. Поучительно, например, как действовали португальцы, наладив маршруты в Индийский океан — к восточному берегу Африки, который с экономической точки зрения существенно отличался от западного. «Здесь протекала гораздо более сложная экономическая жизнь, а население было в большей степени космополитичным. От Сомали до Мозамбика протянулась длинная цепочка исламизированных береговых поселений. Каждое из них было в большей или меньшей степени независимым и лишь изредка предпринимало попытки установления политического господства над другими. Жители этих поселений установили широкие торговые контакты с Южной Аравией, Персидским заливом и Азией», — пишет Мэддисон.
Какова же была торговая стратегия португальцев в этом новом регионе? Устранение конкурента: «Португальцы приложили все возможные с их стороны усилия, для того чтобы закрыть выход в Индийский океан для арабских купцов. В 1508 г. они захватили главный оманский порт Маскат и после взятия в 1515 г. Ормуза блокировали арабскую торговлю в Персидском заливе. …В течение более чем столетия Португалия полностью контролировала торговлю в регионе…»
Любопытно и описание динамики африканской работорговли. Ведь европейцы, с их поставками рабов в колонии в Америку, не были первооткрывателями этого вида бизнеса: «Рабство было важнейшей характеристикой мусульманского мира. За восемь с половиной веков мусульманского правления в Северной Африке (650–1500 гг.) из Черной Африки в этот регион было доставлено 4,3 млн рабов (в среднем 5000 человек в год); еще 2,2 млн рабов были отправлены из восточноафриканских портов в Аравию, Персидский залив и Индию (в среднем 2600 человек в год)». В 1500–1900-е годы «поставки» рабов в исламский мир выросли до 12,7 тыс. человек в год, плюс к тому пошли «поставки» в Америку, которые за этот же срок выросли в среднем до 28 тыс. человек в год.
Legion Media
Незаметная драма
Но особый интерес, пожалуй, представляет описание экономических отношений Европы и Азии, прежде всего с Индией и Китаем. Больше всего впечатляют посвященные этой теме графики (см. иллюстрации). Оказывается, такие полные драматизма исторические события, как колонизация Индии (и фактическое уничтожение огромнейшего класса ткачей-ремесленников) и опиумные войны Запада против Китая фактически никак не отразились на динамике подушевого ВВП. Это заставляет призадуматься. Либо все эти экономические пертурбации сопровождались огромными человеческими жертвами и тогда понятно, почему нет резких изменений подушевых показателей, либо есть явные проблемы с методикой оценки.
Понятно, что оценка экономических показателей двухсотлетней давности — задача не из простых и, скорее всего, Мэддисон в своих выводах опирается на весьма грубые аппроксимации. Однако показательно само по себе, что в книге, претендующей на очерчивание контуров мировой экономической истории, не делается попыток оценить масштабы экономического эффекта от колониальной политики в отношении двух крупнейших по численности населения государств мира. Либо Мэддисон сознательно избегает изучения этого вопроса, либо у него нет источников, на которые можно опереться (а это тоже показательно). В любом случае выглядит это странно.
Особо же впечатляет, насколько быстро Индия и Китай стали нагонять страны Запада с момента обретения независимости. Всего за полвека Китай и чуть в меньшей степени Индия резко приблизились к Западу, а к 2030 году «должны» свести отставание к минимуму. Японии же на решение этой задачи потребовалось всего несколько десятилетий. И это, конечно, со всей остротой ставит вопрос о том, как будут строиться отношения между теряющим вес в мировой экономике Западом и набирающей силу, исторически униженной Азией. Пожалуй, финальную главку «о будущем» стоило бы посвятить этому вопросу, а не спекуляциям об изменении климата. В общем, данная книга — это отличное наглядное свидетельство того, что контуры контурами, а кошелек лучше придерживать и пистолет держать наготове.
Мэддисон Энгас. Контуры мировой экономики в 1–2030 гг. Очерки по макроэкономической истории. — М.: Издательство Института Гайдара, 2012. — 584 с.
График 1
Сравнительные уровни подушевого ВВП в Индии и Великобритании в 1500-2030 гг.
График 2
Сравнительные уровни подушевого ВВП в Японии и Великобритании в 1500-2030 гг.
График 3
Сравнительные уровни подушевого ВВП в Китае и Великобритании в 1500-2030 гг.
Контрреволюция прилежания продолжается
Павел Быков
Пока Запад переживает один из серьезнейших кризисов, Китай продолжает аккумулировать капитал, грозясь в перспективе стать новым центром мировой экономики
Арриги Джованни. Адам Смит в Пекине: Что получил в наследство XXI век.
«Адам Смит в Пекине» сегодня одна из наиболее актуальных книг по экономике. Причем степень ее актуальности еще не была понятна в 2007 году, когда книга вышла на английском. 2007-й — это еще до кризиса ипотечных долгов в США, до начала глобальной многолетней стагнации, которая положила конец тридцатилетию «финансового турбокапитализма». О возвышения Китая (а книга, по сути, об этом), конечно, говорили уже тогда, но наиболее зримым оно стало именно на фоне непрекращающихся проблем в США и ЕС.
Итак, книга посвящена двум важнейшим современным тенденциям: во-первых, перемещению центра мирового экономического развития из Северной Америки и Европы в Восточную Азию, а во-вторых, кризису западной капиталистической модели развития в целом.
yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="http://an.yandex.ru/system/context.js" /sc'+'ript ');
Арриги заново открывает для читателя Адама Смита. «Я придерживаюсь мнения, что... его теория рынка как инструмента управления особенно важна для понимания некапиталистической рыночной экономики Китая до его включения (на условиях подчиненности) в глобализованную европейскую систему государств», — пишет Арриги. По сути, эта книга — рассказ о том, как на наших глазах начинает сбываться изложенный в «Богатстве народов» прогноз Адама Смита 250-летней давности, согласно которому завоеватель и покоритель Запад и не-Запад придут к равновесию сил, а Восточная Азия может стать центром всемирного рыночного общества. «Адам Смит в Пекине» последовательно утверждает во мнении, что существует фундаментальное различие между формированием рыночного хозяйства и развитием капиталистического производства. А также в том, что до прихода европейцев рынки в Восточной Азии были более развиты, чем в Западной Европе, а сами азиатские экономики были богаче и развивались динамичнее, чем экономики европейские.
Еще в 1850 году суммарный ВВП США и Великобритании составлял лишь чуть больше 10% мирового ВВП, тогда как на Китай и Японию, вместе взятые, приходилось более 27% мирового ВВП (в 1820 году — более 6% и почти 35% соответственно). Но, проникнув в Азию, европейцы силой оружия навязали менее агрессивным азиатским народам капитализм и тем самым разрушили местные рынки. Сегодня мир движется к восстановлению изначального баланса.
Одно из ключевых понятий книги — введенный еще японскими исследователями термин «революция прилежания», которая привела к росту трудозатрат, но одновременно и к росту доходов населения и уровня жизни. В процессе этой революции и сформировалась особая азиатская трудовая этика, которая во многом определила быстрый рост стран региона во второй половине ХХ века и продолжающийся по сей день подъем Китая. В целом же «революция прилежания» сформировала в Азии особый технологический и институциональный путь, особенность которого — упор на человеческий труд и стремление кооперироваться. Это, в частности, снижало риски, в том числе риски внедрения технических новаций, а кроме того, повышало стандарты жизни через увеличение занятости. «Восточноазиатское экономическое возрождение, таким образом, вызвано не сближением с западной капиталоемкой и энергоемкой экономикой, но соединением этого пути с восточноазиатским трудоемким, энергосберегающим путем развития», — пишет Джованни Арриги.