Вадим Дамье - Тоталитаризм в ХХ веке
Процесс, преобразивший Россию, повторился после Второй мировой войны - частью со ссылками на теорию Маркса, частью без них - в национально-освободительных движениях в Азии и Африке, где во многих случаях большевистская партия была заменена армией". Этот анализ американского социального исследователя и экономиста П.Маттика можно считать ключевым для понимания места и роли тоталитарных устройств, служивших орудием форсированного развития национальных государственных и хозяйственных систем.
Историческая функция тоталитарных режимов
Если одни исследователи сводят роль тоталитарных (прежде всего, фашистских) режимов к чрезвычайному орудию подавления трудящихся масс, своего рода превентивной или односторонней "гражданской войне" сверху87, то некоторые другие считают их простым проявлением неуемной жажды власти тех или иных лиц или группировок88 либо неким случайным зигзагом в истории, не обусловленным развитием соответствующих обществ. В действительности, мы могли видеть, что тоталитарные или прототалитарные режимы возникали в самых различных исторических обстоятельствах, на самых разных этапах социального развития. В одних случаях они сопровождали (и, как мы увидим, организовывали) создание основ индустриального общества (Россия-СССР, некоторые страны Восточной Европы и "Третьего мира"). В Германии и частично в Италии они устанавливались в период перехода от одной стадии развития индустриального общества ("дофордистской") к другой ("фордистской", "тейлористской", "конвейерной"). Общим можно считать одно: тоталитарные системы правления призваны были обеспечить концентрацию сил, резервов и ресурсов для ускоренного, форсированного решения задачи социально-экономической и социально-политической модернизации в ситуациях, когда "нормальное" достижение цели бывало по тем или иным причинам затруднено или невозможно.
Не следует искать здесь какой-либо "предопределенности". История не есть поле действия "железно-необходимых" законов, пробивающих себе дорогу с неотвратимостью рока. Нельзя считать неизбежной и упомянутую нами "модернизацию", то есть переход от доиндустриальной фазы развития к индустриальной либо от одной из ступеней индустриального общества к другой. Направление развития всегда связано с интересами и с соотношением тех или иных социальных сил или групп, которые вступают между собой в острую борьбу по вопросу о путях общественного развития. Но у этих процессов существует и своя собственная логика. Так, стремление новых, "альтернативных" элит в России и иных "догоняющих" странах обеспечить собственное господство внутри страны и за ее пределами неумолимо предполагало ориентацию на экономическую независимость и индустриализацию страны, для чего было необходимо жестко контролировать ее связи с мировым рынком и т.д. Точно так же, интересы итальянского и германского капитализма, отставшего от своих конкурентов, в конкретных обстоятельствах "требовали" активной внешней экспансии, что опять-таки побуждало к ускоренной "модернизации".
Первая мировая война обострила все внутренние противоречия, особенно в странах, не добившихся в результате ее ощутимых успехов или потерпевших поражение. В Италии неспособность либеральной системы преодолеть отставание от других держав, обеспечить дальнейшее процветание итальянского капитализма, покончить с препятствовавшими ему гегемонией региональных и групповых интересов, с разрывом в уровне индустриализации между Севером и Югом побудила Муссолини использовать широкое недовольство для установления фашистской диктатуры. Попытки решения этих проблем занимали важнейшее место в политике режима Муссолини. Итальянские фашисты не случайно воспринимали себя как продолжателей национальной задачи Риссорджименто с его максимой: единое итальянское государство уже создано, теперь следует "создать итальянцев" как единую, гомогенную нацию.
К концу 20-х - началу 30-х гг. либеральный капитализм оказался в тупике во всех важнейших странах. Промышленный рост, стимулированный Первой мировой войной, и распространение новой конвейерной технологией вызвали стремительное развитие социальных и экономических диспропорций, гигантскую безработицу, невиданное прежде обнищание и падение покупательной способности масс. "Великий кризис" 1929-1932 гг. знаменовал собой поворот к новому, "фордистско-тейлористскому" этапу в истории индустриального капитализма. Государство вынуждено было брать на себя функции планирования и решения системных проблем, а также усилить свое вмешательство в социальную сферу. В большинстве капиталистических стран оно прибегло в 30-е гг. к так называемой "кейнсианской" политике: увеличению государственных инвестиций в экономику, регулированию условий производства и сбыта, поддержке программ борьбы с безработицей, принудительному картелированию, поощрению общественного спроса (в том числе посредством увеличения военных заказов) и т.д. Смягчение социальных проблем в результате активной государственной политики должно было также стимулировать массовый спрос, а этот последний - вызвать новый экономический рост.
"...Фашизм всплыл на поверхность тогда, - констатировал философ М.Хоркхаймер, - когда общее экономическое положение потребовало планируемой организации и когда руководящие силы перевели потребность в таком планировании в угодное для них русло. Они захватили контроль над общественным целым не для того, чтобы удовлетворять "всеобщие" потребности, а для того, чтобы реализовать свои собственные частные интересы. Государственное участие, использованное для осуществления энергичной программы национального оздоровления, особенно для регулирования трудовых отношений, означало в руках этих господ манипулирование всеми производительными силами в целях агрессии".
Общее усиление этатизма, разумеется, далеко не обязательно должно было привести везде и повсюду к установлению тоталитарных режимов. Большинство развитых капиталистических стран ввели у себя государственное экономическое и социальное регулирование при сохранении существовавших структур представительной политической демократии. В целом можно согласиться с мнением, что "с точки зрения общих, долгосрочных интересов капиталистического класса и .относительной стабильности буржуазного общества, буржуазно-парламентский режим предпочтителен по сравнению с любой формой диктатуры, не говоря уже о фашистской. Господство буржуазного класса (и всякой иной власти, - В.Д.) основано на специфическом переплетении механизмов репрессии и интеграции. Чем меньше доля этих последних, тем больше в долгосрочной перспективе нестабильность общества"90. Ведь "только инициативное регулирование посредством стимулирования обеспечивает функциональную интеграцию индивидов, приводя и приманивая их к добровольному подчинению превращению их полностью отчужденной деятельности в инструмент"91. Однако ограничения, наложенные на Германию версальской системой и сдерживавшие экспансию германского капитализма и развитие тяжелой военной индустрии, наличие сильного рабочего движения, способного защищаться перед лицом попыток выйти из кризиса за счет трудящихся, неуравновешенность всей Веймарской демократии, тяжесть кризиса, - все это затрудняло использование в целях модернизации механизмов демократического государства. Влиятельные круги промышленности, финансов, военщины и госаппарата в надежде найти выход из кризиса "допустили" Гитлера к власти, чем он и воспользовался для установления тоталитарной диктатуры.
Экономическая политика фашистского государства представляла собой своеобразное "военное кейнсианство". Часть доходов банкиров, предпринимателей в сфере легкой промышленности, средних классов и, прежде всего, наемных работников перераспределялась в пользу производства вооружений и тяжелой промышленности вообще. За счет этого стимулировался так называемый "общественный спрос", но отнюдь не индивидуальная покупательная способность трудящихся. Она, правда, несколько возросла за счет ликвидации безработицы, но на практике между 1933 и 1937 гг. цены на товары потребления выросли (несмотря на формальное замораживание окладов и цен) на 8-25%, а номинальная зарплата - всего на 8%. По справедливому замечанию бельгийского экономиста Э.Манделя, "это решение, с капиталистической точки зрения, не "идеально"; оно ведет к обострению всех общественных противоречий. Которые в долгосрочной перспективе угрожают ввергнуть режим в крах. Но оно отвечает необходимости в той мере, в какой слишком слабые общественные резервы, слишком подточенная валюта и слишком маленькие сферы для частных инвестиций делают невозможным модель "государства благосостояния".
Техника "накачивания" (экономики за счет инвестиций, - В.Д.) по существу здесь та же, что и в англосаксонских и скандинавских системах. Но ее смысл в еще большей степени и почти исключительно ограничен военной промышленность. Существо этой политики ясно: увеличение норм прибыли за счет рабочего класса, лишенного своих политических и профсоюзных механизмов защиты. По сути, она ведет к милитаризации труда... В своей крайней форме, которую фашизм принял прежде всего в Германии во время Второй мировой войны, он все больше переходит от милитаризации труда к подавлению свободного труда, к рабскому труду" - в форме эксплуатации миллионов узников концлагерей, угнанных и военнопленных.
