Алексей Шкваров - Россия - Швеция. История военных конфликтов. 1142-1809 годы
Наконец, там осознали, и согласились принять приглашение Екатерины посетить Петербург в августе 1796 года. Здесь снова возник спор по поводу перехода принцессы Александры в лютеранскую веру. Дело в том, что по законам Швеции, король, женившись на принцессе другой веры, утрачивает права на престол. Юный Густав Адольф пообещал Екатерине, что для принцессы будет сделана маленькая православная часовня во дворце, но на всех публичных мероприятиях она будет присутствовать, в том числе и при проведении лютеранских богослужений. Став королевой, она сама, добровольно может сделать выбор, но до тех пор, она обязательно будет выполнять волю Екатерины.
Обещаний будущего короля для Екатерины было недостаточно, и она приказала подготовить письменный документ, но Густав Адольф в припадке бешенства разорвал его. Шведы просто растерялись, и его окружению стоило огромного труда заставить престолонаследника взять себя в руки. Дело происходило в Петербурге, и неизвестно как могла отреагировать на это, фактически прямое оскорбление Екатерина. Вся шведская делегация могла отправиться в Петропавловскую крепость, а то и еще, куда подальше. Императрица славилась крутым нравом, и вокруг лежала "варварская" страна, где могут сначала на кол посадить, а затем только подумать, что делать дальше.
Наконец, Густава-Адольфа уговорили, и он сам написал некую расписку, где обещал "не отлучать великую княжну… от отправления ее веры при условии соблюдения шведских законов". Между тем пока Густав Адольф бушевал в припадке ярости, гости были уже давно собраны на помолвку в Таврическом дворце и томились в ожидании. Вместе с ними пребывала и Императрица. Когда, наконец, шведы прибыли и вручили ей письменные обещания, она все поняла, подобная формулировка ее не устраивала, и реакция Екатерины была однозначна — помолвка отменена.
Лишь через несколько лет шведы обручили Густава Адольфа с Баденской принцессой Фредерикой Вильгельминой Доротеей. Она была младшей сестрой жены будущего Императора Александра I. Но этот союз был намного слабее, как связующее звено Швеции и России, нежели тот, что можно было ожидать от женитьбы короля на внучке Екатерины Великой.
Царствование Павла I отмечается улучшением отношений со Швецией, причем привязанность монархов друг к другу исходила из довольно странного интереса и одного и другого к Ордену иоаннитов — Мальтийских рыцарей. Какой, казалось, интерес мог вызвать католический рыцарско-монашеский орден у православного и лютеранского монархов? Тем не менее, один из них — Павел, назначил себя главой Ордена, и считал, что мальтийские рыцари станут орудием в крестовом походе и разгроме Франции, в союзе с Англией, затем Турции. Сначала, мы воевали с Наполеоном, из-за того, что он захватил Мальту, (и это был пик военной славы Суворова — его знаменитые Итальянский и Швейцарский походы, увенчавшие великого полководца званием генералиссимуса). Затем Мальту захватила Англия, и гнев Русского Императора обратился на нее. Целью крестового похода становилась Индия — важнейшая из британских колоний.
Павел обсуждал с Наполеоном планы борьбы с Англией, и прежде всего завоевания Индии, ибо было абсолютно верным высказывание, что все пути в Лондон ведут через Индию. Лишившись своей главной колонии, откуда черпались все богатства Альбиона, Англия была бы обречена.
Поход обсуждался абсолютно серьезно, определялись силы, необходимые для экспедиции, возглавить ее должен был лучший из маршалов Наполеона — Массена. Началось даже движение войск — был выпущен из Петропавловской крепости атаман Платов, угодивший туда по велению Павла. Платов должен был поднять все Войско Донское и двинуться с ним через Афганистан на Пенджаб и Дели. Предполагалось, что в Индии союзников — французов и русских будут ждать воинственные сипаи, составлявшие значительную часть английских колониальных войск, и готовые в любой момент восстать против английского владычества. Казаки действительно выступили в поход, но смерть Павла их остановила и вернула в родные станицы.
Когда говорят о прямом участии Великобритании в заговоре и убийстве Императора Павла, то в этих утверждениях немало правды. Значит, угроза Англии была настолько велика и реальна, что туманный Альбион видел единственный выход из сложившейся ситуации лишь в физическом устранении Российского Монарха, тем более, что те меры, которыми пользовался Павел, наводя порядок и дисциплину в армии, не пользовались популярностью. Пик вольностей дворянских выпал на время Екатерины, когда младенцами дворян записывали в полки, и к 12–14 годам, а то и раньше, они уже выходили в полковники. Служба, даже после достижения совершеннолетия, абсолютно не тяготила их, и фактически в полки отправлялись лишь желающие, остальные могли, отдавая свое жалование командирам, преспокойно существовать у себя в имениях. При Павле все изменилось. Самым первым делом он приказал явиться в трехдневный срок в полки всем отсутствующим. Вся страна пришла в движение. Отовсюду скакали офицеры, стремясь успеть к месту службы. Тем не менее, огромное количество генералов и офицеров было уволено. Все младенцы и дети были вычеркнуты из списков полков. Не все меры Павла были действительно хороши. Введение прусской палочной дисциплины, муштра, шагистика, парики и пудры были явным перегибом по отношению к армии, сплоченной боевым братством, родившимся в непрерывных войнах. Да, армия отвыкла от парадов, но она умела воевать, да еще как! Ее мундиры были потрепаны, но чисты и удобны для носки, солдаты выстрижены и помыты. Что Потемкин, что Суворов, они заботились о боеспособности и здоровье солдата, отметая в сторону все то, что могло навредить — парики, посыпанные мукой вместо пудры, были, по их мнению, рассадником вшей, которые вели к заразным болезням, стянутая и по фигуре подогнанная форма стесняла движения солдата и мешала ему в бою. Занятия шагистикой лишь изматывали солдата, не принося никакой реальной пользы. Все учения должны были сводиться к овладению воинским искусством боевого построения, маневра, атаки в сомкнутом или рассыпном строю, а не подниманием пыли на строевых плацах.
Естественно, все нововведения Павла, и разумные — в отношении дисциплины, и неразумные, были приняты в штыки. Те, кто жил припеваючи, числясь в полках, но, не находясь в них, ворчали о потере вольностей дворянских, истинные же воины, открыто выступали против, за что их отстраняли и даже ссылали. Эта участь постигла, кстати, и самого Суворова, правда, Павел, как быстро принимал решение об отстранении, так же быстро и возвращал в строй, легко признавая свои ошибки.
Исходя из этого, составить заговор против Императора, было не сложно. Англичанам оставалось только подтолкнуть, профинансировать, а дальше русские сами все сделали своими руками.
Густав Адольф был настолько восхищен идеями Павла Петровича, что жаждал продолжения борьбы и после смерти Императора. В планах шведского короля была передача Мальтийскому Ордену остова Готланд и организация там некоего бастиона против и Англии и революционных движений в Европе.
Но настроения Густава Адольфа были переменчивы и непредсказуемы. Начало XIX века ознаменовалось созданием коалиции против Наполеона. Густав Адольф также пошел на союз с Англией, и поссорился с Наполеоном. Однако его желание присоединить Норвегию, вызывало определенные опасения, что в случае конфликта с Данией, можно будет ожидать реакции России, как и в предыдущие войны. Находясь в ссоре с Наполеоном, наверно нужно было сохранять хорошие отношения с теми, кто также противостоял ему. В первую очередь с Россией. Но король умудрился разозлить Императора Алексаендра I совершенно идиотской выходкой, которая в шведских источниках получила название "война кистей".
Проезжая вдоль русско-шведской границы в 1802 году, (там как раз в это время встречались родные сестры — королева Швеции и Императрица России), проходившей по реке Кюмень (Кюммейоки), король обратил внимание на то, что пограничный мост в районе Лилла (Малого) Аборфорса, переброшенный через реку, в том числе, и через один из маленьких островов (Герман-саари) течения реки, выкрашен наполовину в шведские цвета — желтый и синий, а наполовину в русские — белый и черный, с красными узкими полосками[685]. Островок посередине реки считался поделенным между Россией и Швецией, потому половина моста была шведской, а половина русской. Густав IV Адольф приказал весь мост выкрасить в цвета Швеции, на следующий день русские ответили тем же, перекрасив весь мост в свои цвета. Шведы вновь перекрасили, и началась чехарда.
Русский посланник в Стокгольме, барон Алопеус, подал шведскому правительству ноту, требуя прекратить провокации на границе. На это шведы не только не ответили удовлетворительно, но даже дали понять, что и за существующей границей их права еще не потеряны. В итоге, русские войска были приведены в боевую готовность и придвинуты к границе. Это образумило шведского короля, и мост снова раскрасили в официальные цвета двух государств. Но впечатление на Императора Александра эта выходка произвела неприятное.
