Прогулки с Робертом Вальзером - Зеелиг Карл
Разговор касается и Семейства Таннер: «Я написал его в Берлине за три-четыре недели, так сказать, без правок. Некоторые части, которые Кассирер счел слишком скучными, были им выброшены, например эпизод, в котором Зимон находит рукопись клерка в печи. Позже роман опубликовали в журнале März, соредактором которого был Хессе. Многоуважаемый д-р Хинриксен, считавший себя выдающимся писателем, однажды сказал мне об этом романе: "Первые страницы хороши, прочие же — невозможны!" Он произнес это так, словно задохнулся бы, дочитай он его до конца». Роберт от души смеется, описывая это. Я даю ему понять, что он делал все правильно, когда жил как Зимон, в бедности, простоте, но свободно, и как неправы творческие люди, что идут на компромиссы ради материальной выгоды. Роберт оживленно кивает и после долгого молчания отвечает: «Да, но в глазах других это путь от поражения к поражению!»
Неподалеку от Вальдштатта Роберт замечает: «Писатели, безразличные к морали, заслуживают того, чтобы их поколотили. Они согрешили против профессии. За это на них спустили Хитлера. Современную художественную литературу нельзя не упрекнуть в том, что она неделикатна, заносчива и чванлива. Я абсолютно убежден, что по-настоящему хорошие книги можно давать любому читателю. Конфирмантам, как и старым девам, повезло. Но ко многим ли произведениям современной художественной литературы это относится?
Видите ли, Марлитт постоянно ругают. Этим занимаются любители поучать, несправедливые и ограниченные. Недавно я прочитал в одном старом журнале ее роман В доме коммерции советника и должен сказать, меня впечатлил ее либеральный дух, понимание социальных изменений. В таких книгах часто находишь больше такта и характера, нежели в отмеченных наградами. Но известна ли вам Марлитт, настоящее имя которой Евгения Йон, обожаемая не только читательницами Gartelaube? Возможно, это была несколько напыщенная дама, слишком верившая в прогресс; но некоторые сегодняшние "знаменитости" могли бы позавидовать ее воображению и просветительскому образу мыслей. Говорят, она была одаренной певицей. Потом она тяжело заболела и почти все книги написала в постели: Goldelse, Тайну старой девы и Даму с рубинами. Ошибусь ли я, если назову ее первой немецкой феминисткой, которая упорно боролась с классовым высокомерием и самодовольным фарисейством? Видманн почтительно снимал перед ней шляпу; он с удовольствием рассказывал, как однажды в Берне участники сельской свадьбы безо всяких насмешек пили за благополучие Марлитт».
Несколько замечаний под конец прогулки, которая завершается в двух пивных Херизау:
«Вежливые люди чаще всего бывают большими пройдохами».
«Только благодаря ошибкам характеры приобретают интересные оттенки».
«Подлость существует для того, чтобы создавать контрасты и приносить в мир жизнь».
«Ни один писатель не обязан быть совершенным. Его любят со всей его человечностью и причудами!»
Речь идет о Титане Жан Пауля, стиль которого, напоминающий вьющиеся растения, завораживает Роберта.
«Творческие натуры не склонны к умозрению. Это отличает их от подражателей».
XIV
27. июля 1943
Занкт Маргаретен — Бальгах — Марбах — Альтштеттен — Марбах
У Роберта осунувшееся лицо, коричневато-красное. Изношенный костюм оливкового цвета, разодранная кайма брюк, воротник рубашки заштопан по краям, неизменный зонт на руке: «Ему ведь тоже хочется прогуляться — к тому же зонты предвещают хорошую погоду!»
Мы садимся в поезд из Занкт Галлена в Альтштеттен, болтаем во время поездки о пустяках, закуривая одну сигарету за другой. Роберт наблюдает за убегающими облаками: «Облака мои любимцы. Они кажутся такими компанейскими, словно добрые молчаливые товарищи. Благодаря им небо становится более живым — более человечным».
Сытный завтрак в привокзальном буфете Занкт Маргаретена (уже в поезде Роберт предложил: «Мы не хотим чего-нибудь съесть? Неплохо бы позавтракать!»). Мы единственные посетители. Нас обслуживает маленькая пухлая официантка, едва ли не обиженная тем, что мы потревожили ее во время завтрака, и жадная до продовольственных карточек. Роберт ест очень быстро, конфитюр — прямо из розетки. Хлебную корку макает в кофе.
Мы начинаем прогулку по асфальтированной, почти безлюдной военной дороге. Тринадцать километров до Альтштеттена — это для нас рукой подать. Роберт обращает мое внимание на то, что Алпенцелль окружен кантоном Занкт Галлен как остров. Когда ему попадается на глаза уютный трактир, богатый фермерский дом или церковь с барочной башней, он останавливается и бормочет: «Как красиво, как изящно!» Холмистая местность и воскресная тишина словно опьяняют его: «Какая благодать, когда люди кладут неуклюжие тяжелые руки на колени, чтобы уснуть, и оставляют все на усмотрение природы!»
Почти в каждой деревне Роберт, вопреки обыкновению, спрашивает у проезжающего мимо велосипедиста или крестьянина, который стоит в саду в одной рубашке: «Как называется эта деревня? А тот холм?» Он делает это как бродяга, не останавливаясь надолго и в общем не дожидаясь ответа. Появляются Ау, Хербург, Бальгах; с вершины холма открывается вид на ресторан Meldegg. Минуту раздумываем: свернуть ли нам к Бернаку, напоминающему фруктовый сад из грез, чтобы направиться через Ройте в Хайден. Но Роберт говорит: «Нельзя одновременно завладеть и высотой, и низиной! Давайте повременим с некоторыми желаниями! О них приятно думать в будни».
Большой соблазн в Марбахе — подняться к очаровательному замку Вайнштайн, который возвышается над холмом, покрытым виноградниками, и пообедать там. Но Роберт предлагает героически сопротивляться всем чарам, пока мы не добрались до Альтштеттена: «Благодаря тактике отречения мы будем вознаграждены едой! Давайте ощутим трепет, когда живот становится как сдувшийся воздушный шарик!» Мимо на велосипеде проезжает изящная девушка. Развевающаяся юбка оголяет бедра. «Какое прелестное зрелище, — посмеивается Вальзер. — Чистейшая поэзия». И когда я смотрю на него с улыбкой, добавляет: «Необязательно при этом думать о чем-то низком».
Мы слышим, как в церкви поют «Боже, славим мы тебя». Роберт замечает: «Это звучит бездушно, по-рекрутски. Если милый Господь не получит более теплой похвалы, ему стоит посочувствовать».
Удивительное совпадение, рассказываю Вальзеру, что его брат Карл сообщил мне: кто-то предлагал Кассиреру Пауля Клее в качестве иллюстратора для стихов Роберта и Кристиана Моргенштерна. Моргенштерн, который в то время был редактором издательства Кассирера, отклонил предложение, поскольку счел манеру Клее слишком жеманной. Не прошло и минуты, как мы минуем пустую витрину в Бальгахе с рекламной вывеской Пауль Клее — резчик деревянных люстр.
На деревенской площади в Марбахе — несколько ярких ярмарочных балаганов, карусели и палатки, в которых уютно расположились торговцы, словно отдыхая в домашних покоях. Осы роятся вокруг сладостей. Я спрашиваю у одной женщины: «Наверное, нужно много купонов?» Она кивает и отвечает с горечью матери, отказывающей в просьбе ребенку: «Бог даст, недолго осталось терпеть!» Когда мы двигаемся дальше, Роберт говорит: «Разве не в этом полнота жизни, красочной, радостной и невинной? Пестрые платки, огненная смородина, приторно-красные сласти — вот что любит народ! Добрая старина никогда не умирает. Она возвращается как милый отзвук юности».
В Альтштеттене сначала заглядываем в ресторан при краеведческом музее. Мы оба немного устали после бойкой прогулки. В тенистом саду сидят несколько скучающих офицеров. Никаких штатских. Хозяйка говорит, что у них есть только мясной рулет и картофельный салат. Но у нас аппетит для плотного воскресного обеда. Итак, дальше, в Klosterbräu! Двое стариков с сидром; на стене распятый Спаситель. Пришаркал трактирщик. Нужно узнать у кого-нибудь с кухни, найдется ли что-нибудь поклевать. Он кричит: «Придет наконец кто-нибудь или нет?» Спустя пять минут заказываем вермут, расплачиваемся и исчезаем. Никто так и не пришел, чтобы сообщить нам о еде. Третья попытка — Frauenhof, старое красивое здание. Мы садимся в саду, но Роберт нервничает, на столе пляшут несколько солнечных пятен: «Давайте лучше в тень!» Суп с блинной стружкой, шницель, брюссельская капуста и горох, картофель, пирог и ванильное мороженое. Дымящаяся пища богов побуждает Роберта заметить: «Тепло должно быть холоднее, а холод — теплее». Нам все приходится по вкусу, мы пьем Neuchâteler, цветочный аромат которого нравится Роберту.
