Генри Олди - Призрак японского городового
ГРОМОВ. Напряженность общего действия, которая должна нарастать, выходить на пик кульминации. Интрига, которая тоже выходит на пик, развязывается, раскручивается. Очень много факторов влияния.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Сквозное действие персонажа – одна из струн, полос металла, которые при проковке составляют клинок сквозного действия романа. И сквозное действие персонажа не может заставить меня изменить всю магистраль. Я буду скорее менять сквозное действие персонажа.
Вопрос. А тогда вот скажите: когда Лев Толстой писал «Анну Каренину», он с первых строк знал, что она под поезд попадет? Или это где-то в конце книги выяснилось? Байка же такая была, что он какое-то письмо кому-то писал: «что сотворила она, представляете?» – как будто с удивлением о своей героине.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Пушкин писал: мол, что уткнула моя Татьяна – вышла замуж!..
Реплика. Я именно это имел в виду – изменить свои планы. Как-то в таком разрезе.
ГРОМОВ. Трудно говорить за кого-то. Пушкин, Толстой, кто-то еще – не знаю. Мы прекрасно понимаем, что наш метод – не единственный. Мы умеем пользоваться этим. И рассказываем о том, как мы это умеем делать – хорошо ли, плохо ли. Я и Олег знаем, что есть другие методы. Но мы не можем ими делиться: мы знаем об их существовании, но не умеем ими пользоваться. Как мы можем делиться тем, чего мы не умеем?!
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Хотя мне иногда кажется, что когда мастер уровня Пушкина говорит: «Ишь, чего уткнула моя Татьяна!» – это своего рода кокетство. Мы тоже не всегда говорим вам правду. И не потому, что мы лжем, а потому, что это театр. Создание эмоционального фона беседы, формирование нужной реакции. Через несколько лет оно переварится и обернется чем-то совсем другим. Это естественно, ведь мы же все на сцене. А на сцене ведут себя специфическим образом.
Вопрос. Есть ли у вас мечта написать какую-то книгу, про которую вы знаете, что никогда не напишете? Может быть, не хватит таланта, может, не будет востребована…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Есть. И не одна.
Реплика. Хотелось бы написать «Гамлета»… (Смех в зале)
ГРОМОВ. Не знаю насчет таланта – пока не хватает как минимум материала. Если уж браться, то браться всерьез. Условное название: «Два Говарда». Это Роберт Говард и Роберт Филлипс Лавкрафт. Кто они, я думаю, все прекрасно знают – объяснять не надо.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Один – «Ктулху», другой – «Конан».
ГРОМОВ. Как нам кажется, здесь есть яркая возможность на основе их реальных биографий и творчества выстроить некую мистическую подоплеку. Со смертью Роберта Говарда не все ясно – почему и как. Сложности с его поведением перед смертью… Многие пишут, что самоубийство было результатом депрессии после смерти его матери, которую он очень любил. Но даже если допустить, что это так – во-первых, целый год прошел все-таки. Значит, год он как-то держался. Но когда его мать еще была жива, за Говардом было замечено странное поведение. При том, что он был человек сильный, смелый, с большим жизненным опытом: боксер, фехтовальщик, стрелок – он постоянно носил с собой два заряженных револьвера. Всегда. Это уже был не Дикий Запад, где за каждым углом бандиты или индейцы – то есть, в цивилизованном месте жил. Ему не угрожали реальные бандиты, трусом он тоже не был. Но, тем не менее, он чего-то опасался, раз носил эти револьверы? Несколько раз – опять же, это можно списать на поехавшую крышу – он в совершенно трезвом состоянии (кстати, пил мало) был замечен за тем, что боксировал, грубо говоря, с тенью.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Шел по улице…
ГРОМОВ. Вдруг остановился – бах! бах! бах! уходы, удары… – потом остановился, замер и пошел дальше. Можно опять сказать, что у человека крыша поехала или вдруг родился эпизод для романа, и он решил его проработать…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Но в остальное время он вел себя абсолютно адекватно.
ГРОМОВ. Есть намеки в письмах Лавкрафта, которые можно по-разному истолковать… Короче говоря, допускаем, что писатели действительно наткнулись оба, каждый со своей стороны, на нечто, условно говоря, потустороннее. И отчасти это проникло в их тексты в искаженном, завуалированном виде. Грубо говоря, оно их достало в конце концов.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. После смерти Говарда его друг (по переписке, они не виделись) Лавкрафт никогда больше не выходил из дому.
ГРОМОВ. Много всяких нюансов есть. Тут нужно копать очень сильно: и материал биографический, и творчество, и сопутствующие обстоятельства. Труд неподъемный. Пока не хватает сил, информации…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Сил, наверное. Информацию мы найдем.
ГРОМОВ. Может быть, когда-нибудь напишем. Но не факт.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Очень хотелось бы написать роман о том, как Яков Эммануилович Голосовкер – «Сказания о титанах», «Логика мифа» – в молодости, в двадцатых годах написал роман о том, как Сатана приехал в Москву и идет по Патриаршим прудам. Я не шучу. Этот роман сгорел. Никто толком не знает, что там было написано. Голосовкер читал вслух этот роман в литературных компаниях того времени, кстати, в присутствии Булгакова. После пожара Голосовкер не поленился и переписал роман заново… Я сейчас не очень точно рассказываю биографию, могу в годах ошибиться, но у нас есть материалы. Итак, он переписал роман и назвал его «Сожженная рукопись». Сатана, титан древности, приезжает в Москву и вертится в литературной среде… Голосовкер переписал сожженный роман и сказал, что рукописи не горят! «Сожженная рукопись» – вам не кажется такая параллель удивительной?! Короче, роман сгорел во второй раз. Какие-то черновики были восстановлены, какие-то фрагменты даже печатались в журнале «Новый мир» в девяностых. В третий раз Голосовкер не стал его восстанавливать, потому что Булгаков уже написал «Мастера и Маргариту». Но Голосовкер закончил жизнь в психиатрической лечебнице, где он носил шапочку с буквой «М»… Вспомнили? Он не был сумасшедшим, у него был прогрессирующий склероз. Он забывал. Он каждый день что-то новое забывал и очень страдал по этому поводу. И особенно страдал, когда забыл греческий: он был переводчиком с древнегреческого.
Реплика. Причем это человек с несколькими образованиями, прекрасно натренированный ум энциклопедического знания.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Да. То есть, описание Мастера у Булгакова – психбольница и так далее – аукнулось через много лет финалом жизни Голосовкера, который первым написал о Сатане на Патриарших прудах. Ну, а рукопись сгорела. Там такая завязка, что не знаешь, с какой стороны подойти. Вот, тоже не знаем, потянем ли когда-нибудь. Я понимаю, что это вряд ли широкому кругу читателей будет интересно: стрельбы там не предполагается…
Реплика. Только тем, кто знает, кто такой Голосовкер.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Да хотя бы знает, кто такой Булгаков! В общем, есть у нас мечты.
Вопрос. Возвращаясь к театру и к теме романов, которые могут быть не написаны. Я когда играл в театре, у наших режиссеров бытовало мнение, что есть роли, которые человеку подходят, получаются, а есть роли «на слом». Вот вы пишете «на слом»?
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Конечно. У нас есть несколько книг, написанных во время тяжелых кризисов. Да, у нас, как у всех нормальных творческих людей, бывают кризисы. Хотя мы вам их, как правило, не показываем. Не депрессии, а кризисные моменты, когда ты не знаешь, куда дальше двигаться.
ГРОМОВ. Пару раз эти моменты падали во время работы над книгой. На середину, на финальную треть работы. Выползать из ямы было очень тяжело. Ну, ничего – выползли.
Реплика. Я имею в виду «слом» в другом плане – как это написать?
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Мы об этом и говорим. Когда кризис, когда ты не можешь выбраться из тупика, то мы обычно берем в работу такой материал, который совершенно не наш. Приемы, которые мы подбираем для реализации, не наши – мы ими не умеем пользоваться и начинаем учиться по ходу дела.
ГРОМОВ. Нужно же когда-то научиться!
Вопрос. Что значит – «не ваш»? Любовный вампирский роман?
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Нет, приемы – это другое. Как иначе строить фразу, абзац, какими средствами добиваться восприятия такого или сякого. Это не тематика.
Вопрос. Объем причастий?
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Ритмика фразы – можно писать готическими массивными абзацами, можно писать рубленым, лаконичным языком. Можно менять лицо – я перехожу от первого к второму: «Ты помнишь, когда…», «Ты входишь в дом…», и вдруг на третье прыгаю – вот приемы.
Вопрос. Примеры «слома»?..
