Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию
Редкое и прекрасное исключение составляет вышедший в свет в 1975 году четвертый том биографии Уинстона Черчилля, написанной г-ном Мартином Джильбертом. Выдержки из записок Черчилля, сэра Генри Вильсона (в то время начальника имперского генерального штаба), сэра Дугласа Хейга (тогдашнего британского главнокомандующего) и в особенности документов британского военного кабинета, приведенные в работе Джильберта, показывают во всех подробностях, с какой яростью пытались сначала все британское правительство, а затем Черчилль и Вильсон с некоторыми своими последователями рангом ниже задушить первое в мире социалистическое государство даже тогда, когда премьер-министр Ллойд Джордж и министр финансов Остин Чемберлен начали утрачивать свой энтузиазм. Я не хочу этим сказать, что г-н Джильберт был доброжелательно настроен по отношению к Советской России или что он был беспристрастен, но он по крайней мере был откровенен.
В последующей главе мы рассмотрим документы того департамента, который непосредственно планировал нападение и с которым Янг вынужден был бороться. Таким образом, ответственность за вторжение 1918–1920 годов будет возложена на истинных виновников.
Часть II
6По предложению А. Дж. Бальфура военный кабинет принял 21 декабря 1917 года следующий меморандум, подготовленный министерством иностранных дел для представления французскому правительству:
«В Петрограде союзники должны немедленно вступить в контакт с большевиками через посредство неофициальных агентов. Каждая из союзных стран при этом должна поступить так, как считает нужным.
Мы намерены дать сэру Джорджу Бьюкенену отпуск по состоянию здоровья и сохранить в Петрограде поверенного в делах. Мы не предлагаем союзникам следовать нашему примеру. Продолжительное пребывание Бьюкенена в Петрограде раз и навсегда связало его в представлении большевиков с политикой кадетов, и в их глазах он занимает место, сходное с тем, которое занимает, скажем, г-н Милюков.
Мы должны показать большевикам, что не желаем вмешиваться во внутренние дела России и что было бы глубокой ошибкой думать, что мы содействуем контрреволюции. Подобная политика могла бы привлечь самодержавные правительства Германии и Австрии, но не западные демократии или Америку. Но мы считаем необходимым поддерживать связь с Украиной, Финляндией, Сибирью, Кавказом и т. д., так как эти полуавтономные области представляют значительную часть Российской державы. В частности, мы считаем нужным установить дружественные отношения с Украиной, так как от Украины зависит снабжение румынской армии, с которой мы связаны обязательствами.
Что касается вопроса об участии в войне, то мы должны избегать всяких выражений или действий, которые могут быть интерпретированы как согласие на предательство русских, начавших переговоры с нашими врагами. Но мы должны неоднократно повторять о нашей готовности согласиться с принципами самоопределения народов и при этом условии с принципом отказа от аннексий и контрибуций. Мы должны обратить внимание большевиков на то, что для них важно не доверяться пустым обещаниям Германии, и указать большевикам, что, если они не получат от Германии определенных обязательств в отношении Польши, Чехии, румынских частей Трансильвании, не говоря уже об Эльзас-Лотарингии и Трентино, они ничего не добьются. Между тем силы сопротивления большевиков тают, и вскоре они окажутся, если уже не оказались, в полной зависимости от германского императора, который тогда посмеется над всеми великолепными фразами большевиков и принудит их к принятию тех условий, которые он сам поставит! Большевикам нужно сказать, что, по-видимому, уже поздно пытаться спасти старые армейские кадры. Но артиллерию следует сохранить, и, во всяком случае, следует воспрепятствовать тому, чтобы она попала в руки наших врагов, которые используют ее против западной демократии. Важнее всего было бы со стороны большевиков воспрепятствовать, если возможно, тому, чтобы хлебопроизводящие области России, и в частности Украина, подпали под влияние или контроль центральных держав. Это еще одна причина того, почему мы должны укрепить положение украинцев и почему мы должны побудить большевиков к тому, чтобы они не пытались силой преодолеть сопротивление украинцев, а, напротив, наладить с ними тесное сотрудничество.
На юге России нашей главной задачей должно быть, насколько возможно, спасение Румынии[41]. Далее мы должны стремиться к тому, чтобы воспрепятствовать поступлению русского продовольствия в Германию.
Наконец, мы должны, если возможно, защитить оставшихся армян[42] не только для того, чтобы обеспечить тыл наших месопотамских войск со стороны Персии и Кавказа, но и потому, что армяне совместно с грузинами в одном автономном государстве могут служить единственным барьером к развитию пантуранского движения[43] от Константинополя до Китая, которое даст в руки Германии еще более сильное оружие и в свою очередь может стать большей угрозой миру, чем германский контроль над Багдадской дорогой.
Было бы желательно убедить южную русскую армию возобновить войну. Но это, по-видимому, невозможно. Нашей первой задачей должно быть предоставление субсидий для реорганизации Украины, на содержание казаков и кавказских войск и помощи персам. Необходимые суммы не так уж велики, принимая во внимание масштабы войны, но валютный вопрос представляет значительные трудности. Если Франция примет на себя финансирование Украины, мы найдем, быть может, средства для других намеченных целей. Необходимо, чтобы США также приняли участие в расходах. Помимо этих финансовых вопросов, необходимо, чтобы мы имели своих агентов и чиновников, а также чтобы мы могли воздействовать и оказывать поддержку местным правительствам и их армиям. Необходимо это делать по возможности тихо, чтобы никто не смог нас обвинить в том, что мы готовимся к войне с большевиками.
Мы предлагаем, чтобы Украина в этом вопросе оставалась полем деятельности Франции, а мы возьмем на себя другие юго-восточные области страны. Для руководства всеми указанными операциями каждая из союзных стран должна назначить своего представителя. Эти представители должны, поддерживать контакт друг с другом через специальных агентов, с тем чтобы обеспечить полное единство действий.
Остается открытым вопрос, должны ли мы содействовать возвращению в Южную Россию многочисленных русских офицеров, ныне находящихся во Франции и в Англии».
Этот меморандум двумя днями позднее одобрил французский премьер-министр Клемансо. Полный текст меморандума был впервые опубликован в «Военных мемуарах» премьер-министра Ллойд Джорджа[44].
23 декабря 1917 года представители союзников в Париже (с английской стороны участвовали заместитель министра иностранных дел лорд Роберт Сесил и военный министр лорд Милнер) одобрили документ, делящий Россию на «зоны влияния»: Закавказье, Северный Кавказ, Средняя Азия и Северная Россия становились зоной британского влияния; Украина, Крым и Бессарабия — зоной Франции. В Документе министерства иностранных дел от, 15 января 1918 года[45] захватнические планы были изложены в более деликатной форме, а именно: французы «займутся» Румынией и Украиной, в то время как англичане «будут заботиться» о Кавказе и т. д.
Политические заверения в том, что британское правительство поддерживает самоопределение, вряд ли звучали убедительно для большевиков, знавших, что оно в это время держало колониальные войска в Индии, Египте и Ирландии. Маловероятно, чтобы добрые советы о «защите России» от Германии принесли успех британскому правительству. Бальфур отрицает факты какой-либо поддержки контрреволюционеров в России и вместе с тем предлагает оказывать помощь именно контрреволюционным организациям! Было бы серьезной недооценкой умственных способностей британского министра иностранных дел и его дипломатических советников, а также британских военных представителей в России предположить, будто они не понимали, что контрреволюционеры всех мастей охотно объявят себя противниками Германии, если это сулит им получение материальной помощи со стороны Великобритании и ее союзников в борьбе с большевиками. Так именно и произошло.
Меморандум Бальфура появился в декабре 1917 года, шесть недель спустя после Великой Октябрьской социалистической революции. Он представлял собой главную программу антисоветской интервенции и контрреволюции. Последующие события полностью это подтвердили. Учитывая направленность меморандума, не стоит удивляться тому, что в его подготовке наряду с министрами иностранных дел активное участие принимали министры, ведавшие вооруженными силами и секретными службами.
