Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию
На этой телеграмме имеется весьма примечательный комментарий ответственного чиновника министерства иностранных дел. Он пишет, что предложение министерства было сделано не на основе информации, полученной от Янга, а исходя из «несколько панических донесений ведомства по борьбе с поставками противника». Чиновники министерства иностранных дел, включая самого Бальфура, согласились с Янгом и ответили, что он Может отложить публикацию прокламации. Этот успех явно воодушевил консула. Он подготовил неофициальное обращение к населению Архангельска, в котором не содержалось угроз, подчеркивались продовольственные трудности, испытываемые самой Англией, и сообщалось о посылке двух судов с продовольствием, нуждающихся в сопровождении русских ледоколов, «в качестве выражения доброй воли в отношении населения Архангельска и сочувствия его трудному положению, вызванному нехваткой продовольствия». Он намеревался также распространить через местные почтовые конторы анонимное заявление в том же духе и стремился заручиться одобрением министерства иностранных дел (30 марта 1918 года)[27].
Вновь разрешение было дано. Вся эта история с прокламациями выявила резкий контраст между упорством Лондона, одержимого навязчивой идеей «ничего не спускать большевикам» (не говоря о полном незнании ни политической ситуации, ни природногеографических условий в Архангельске), и осторожным, мотивированным подходом Янга, лояльного, все еще настроенного антибольшевистски, как и его руководство, но хорошо понимающего, что с настроениями русских нельзя не считаться.
Успех, очевидно, поощрил его предпринять новые энергичные усилия для создания более делового климата англо-советских отношений. 8 апреля 1918 года он направил депешу в Лондон. Вот ее текст[28]:
«Две недели назад сюда прибыли экипажи русских судов, реквизированных Соединенным Королевством. Моряки распространяет слухи, неблагоприятные для британских властей. Суть жалоб касается не столько самого факта реквизиции, сколько той преднамеренно оскорбительной для их национальных чувств формы, в которой она была осуществлена. Члены экипажа утверждают, помимо прочего, будто их заставили покинуть суда без своевременного предупреждения, так, что они не успели захватить все свои пожитки, что русский флаг был специально заменен британским на их глазах и что они уходили под вооруженным конвоем и практически содержались как арестанты вплоть до отправки. Высказывания прибывших в Архангельск моряков публикуются в прессе. Они, по-видимому, правдивы. Действия британских властей вызвали удивление и сожаление даже в кругах, дружественных нам. По моему мнению* как бы ни была необходима и оправданна в принципе эта реквизиция, она крайне несвоевременна в свете наших слабых позиций в вопросе военного снаряжения. Если она была проведена в той неуклюжей и бестактной форме, как здесь утверждают, без преувеличения можно сказать, что это лучший способ противодействия моим усилиям посеять в демократических кругах дружественные чувства по отношению к Англии. Сейчас неофициально сообщается, что три русских судна, отправившихся отсюда в феврале прошлого года, также реквизированы. Я принимал деятельное участие в обеспечении отправки этих судов совместно с дружественными местными властями, действуя с ними в добром согласии. Если эти суда теперь реквизированы, то я как представитель правительства Его Величества могу быть заподозрен в вероломстве, а местные власти, помогавшие мне, будут опасно скомпрометированы в глазах большевиков и могут быть предметом мести экипажей, когда они вернутся в Архангельск».
Этот разумный документ вызвал мрачный комментарий со стороны другого официального лица, М. М. Начбулл-Хьюссена: «Большинство тех, кто предпочитает возвратиться в Россию, — большевики, это само по себе объясняет многое». Тем не менее он требовал предпринять все возможное, чтобы избежать неприятностей, и Янгу было письменно соЬбщено, что министерство иностранных дел изучает жалобы.
Усиление враждебности Британии по отношению к Советской России вызывало у Янга тревогу, хотя в то время он приписывал эго скорее бюрократизму, чем политическим предубеждениям. 17 апреля он запрашивал, как следует оформлять визы на въезд в Англию, русским, а также иностранцам? возможно эмигрирующим из Советской России. Он предложил, чтобы британские подданные, прибывающие в Архангельск из различных частей России, допускались сразу же на борт судов, поскольку город был перенаселен и им негде даже остановиться (число граждан из стран-союзниц, желавших уехать, составляло, по подсчетам Янга, 1200–1400 человек).
Ответ, который он Получил, гласил: русским подданным визы выдавать не следует, а для остальных пока не имеется транспортных средств[29]. В мае и июне он вел переписку с министерством иностранных дел относительно пятиста шахтеров-прибалтов, привезенных из Ланкашира осенью 1917 года и направленных в Омск. Теперь их вернули в Архангельск, они не имели работы, и стоял вопрос об их отправке на родину, оккупированную немцами. Янг был против этого и добился разрешения оставить их в Архангельске[30].
18 июня Янг сообщил, что Центральный комитет по делам еврейских беженцев настоятельно требует решения вопроса о судьбе большого числа семейств, ожидающих репатриации Из Англии вслед за их кормильцами, которым разрешили вернуться в Россию в 1917 году. Янг просил известить его, как обстоит дело с отправкой этих лиц, чтобы комитет мог принять меры по их устройству. Ему сообщили (2 июня), что 192 женщины с детьми были в апреле репатриированы в Мурманск, но в настоящее время этот процесс «временно приостановлен». Причина не сообщалась, хотя вскоре все выяснилось. В делах содержится меморандум (от 3 июля) местного правительственного совета, в котором говорится, что 1570 русских женщин и 3250 русских детей получают в настоящее время государственную помощь и что их репатриация «желательна»[31].
5Лондон с особенной настойчивостью продолжал муссировать вопрос об обмене продовольствия на военное снаряжение. Одновременно он ищет возможность убедить архангельские власти порвать с Москвой. Сначала Янг (12 апреля) повторил свои прежние предостережения — не давать «предлога для обвинений в том, что мы открыто настраиваем местные власти против центрального правительства. Даже среди наших друзей существует твердое мнение, что требование вернуть все вывезенное из Англии — металлы, станки, в которых крайне нуждается промышленность России, — было бы несправедливо и что в этом вопросе мы должны пойти на компромисс». Очевидно, чувствуя, что британский комитет по снабжению, возглавляемый генералом Пулем, вынашивает свои планы, Янг добавил: «Было бы весьма полезно, если бы вы могли сообщить мне конфиденциально, что далее намерено предпринять правительство Его Величества в вопросе об охране военного снаряжения на складах»[32].
15 апреля, докладывая, что Исполком Архангельского совета возражает против возврата каких-либо военных запасов «на том основании, что они нужны русской промышленности и революционной армии и что наши враги не могут завладеть ими», Янг добавил многозначительный параграф: «Они дали также понять, что любая акция с нашей стороны в духе недавних событий на Дальнем Востоке нежелательна» — явное (и первое) предупреждение, что насильственное вторжение, подобное предпринятому десять дней назад во Владивостоке, встретит сопротивление.
«Я склонен верить в искренность намерений советских властей, — поясняет он, — сохранить военные запасы для России, а не для Германии. В то же время недавняя отправка грузов (вызванная, несомненно, непреднамеренной утечкой информации о нашей глубокой заинтересованности в них) свидетельствует о том, что их не просто спасали от наводнения. Советские власти не хотели, чтобы эти грузы попали в наши руки. Выбор же в качестве места выгрузки территории неподалеку от Вологды, которая имеет железнодорожные и водные коммуникации во всех направлениях, весьма удачен, поскольку теперь грузы не могут быть захвачены ни нами, ни немцами».
Янг далее напоминает своему руководству, что недавние перемены в местном административном аппарате «усилили контроль большевиков и соответственно ослабили влияние дружественных нам властей». (Следует вспомнить, что выборы в Архангельский совет увеличили представительство большевиков и ослабили эсеров.) В то же время он был уверен в том, что, если воздействовать на Архангельский совет, он «пойдет на некоторое сближение с нами». Но «если мы применим силу, то это принесет нам кратковременный успех, вместе с тем мы лишимся значительно больших выгод экономического характера». Решение всех этих вопросов уже серьезно задерживается в связи с конфликтом из-за военных грузов. Поэтому, учитывая предложения советской стороны, он призывал британское правительство пойти на компромисс: «Наш престиж не пострадает, поскольку наши условия не были преданы гласности (имеется в виду инструкция министерства иностранных дел относительно публикации обращения к жителям)»[33].
