«Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев
Лихачев и Воронин учились в одно время на факультете общественных наук ЛГУ, но в студенческие годы знакомы не были. В конце 1930-х годов Воронин руководил подготовкой «Истории культуры Древней Руси» и по рекомендации В. П. Адриановой-Перетц предложил Лихачеву написать раздел о литературе домонгольского периода. По словам Дмитрия Сергеевича, это предложение было для него большой честью, поскольку у него не было ни работ в области древнерусской литературы, ни известности в науке[1633]. В дальнейшем издание было удостоено Сталинской премии.
Воронин ценил работы Лихачева, поддерживал его в период борьбы с космополитизмом и так называемых проработок. В разгар самых серьезных нападок на Лихачева и Сектор древнерусской литературы в начале 1950-х годов Воронин дал очень благоприятный отзыв о его работах: «В лице Д. С. Лихачева мы, несомненно, имеем одного из талантливейших советских исследователей в данной области, с очень широким кругозором интересов, исследователя, не боящегося ставить и решать крупные теоретические вопросы, стремящегося к перестройке литературоведческой науки на базе марксистско-ленинской методологии. Он не замыкается в узком кругу текстологических исследований и публикаций (черта, характерная для некоторых литературоведов), хотя является мастером и в этом исследовательском жанре […] Можно смело сказать, что творческий путь Д. С. Лихачева — это путь исследователя-новатора, исследователя-патриота, обогатившего наши представления о высоком уровне и прогрессивных чертах литературы Древней Руси, о роли трудового народа в создании самых основ этой литературы. Нужно сказать, что работы Д. С. Лихачева, благодаря широте постановки вопросов в историко-культурном плане и мастерству свежих наблюдений и построений, представляют интерес не только для филологов, — ими живо интересуются и историки, и археологи, и искусствоведы. Особо следует отметить, что Д. С. Лихачев стремится сделать свои работы доступными самому широкому кругу советских читателей. Не только его научно-популярные издания, но и специальные статьи могут читаться и не специалистом»[1634].
Лихачева и Воронина связывали десятилетия дружбы и исследовательский интерес к истории Древней Руси, к ее литературе, искусству, архитектуре. По словам Лихачева, их особенно сближало «общее горе всей страны: уничтожение памятников русской культуры: с одной стороны, немцами, с другой — нашими же властями»[1635]. На рубеже 1950–1960-х годов оба ученых публично выступали в защиту памятников отечественной истории и культуры, прежде всего церквей, монастырей Москвы, Пскова, Новгорода, Ленинграда и др., икон, древнерусских рукописных памятников и старопечатных книг, с призывом как можно бережнее относиться к перепланировке исторически сложившейся застройки городов[1636].
Два письма Лихачева Воронину, хранящиеся в ГАВО, впервые были опубликованы филологом, заместителем директора ГАВО, председателем историко-родословного общества Г. Д. Овсянниковым[1637].
1. Д. С. Лихачев — Н. Н. и Е. И. Ворониным 5 марта 1959 г.
Дорогие Николай Николаевич и Екатерина Ивановна[1638]!
В письме Н[иколая] Н[иколаевича] меня очень смутила последняя фраза относительно возможного приближения депрессии. Прежде всего не надо об этом думать и не надо считать это чем-то неизбежным. Критический возраст — это от 45 до 50 лет. Здесь организм перестраивается. Тут чаще всего бывают инфаркты, здесь большая смертность и пр. А после 50 лет — организм уже поборол себя. Нервность уменьшается, уменьшаются все нервные заболевания. Вот и моя язва: хоть она и болит, но разве я могу сравнить то, что со мной было до 45 лет, с тем, как я себя чувствую сейчас? Болезнь у меня идет явно на убыль. Она у меня тоже нервного происхождения (спазмы). Хирурги мне говорили, что оперировать людей безопаснее после 50 лет: они полнокровнее, легче переносят операции и пр. Следовательно, бояться новых сильных приступов болезни у Вас оснований нет. Не надо себя настраивать на это. Болезнь у милого Н[иколая] Н[иколаевича] на стадии затухания. Кризисное состояние прошло, не вернется. Будут только маленькие колебания в сторону оптимизма или пессимизма. И все, и все! Помните все время: небольшая депрессия, а потом она пройдет и все будет хорошо, а в дальнейшем болезнь совсем сойдет на убыль, а цель в жизни сейчас должна быть одна: прожить как можно дольше. Во-первых, это интересно: живешь как в театре, смотришь пьесу с захватывающим интересом, есть завязка, интрига, все, что полагается в интересной пьесе. Во-вторых, нужно, чтобы существовала интеллигенция. Без интеллигенции все пропадет. Значит, надо всем вам беречь здоровье, ездить в Снегири, не переутомляться. Прожить как можно дольше — это общественно полезная цель жизни. Надо, надо, чтобы существовала интеллигенция.
Дорогой, милый, хороший Ник[олай] Ник[олаевич], берегите себя, все идет к лучшему. Я убежден в этом. Все будет замечательно. Пишите стихи: пусть они будут самые мрачные: этим Вы будете освобождаться от Ваших мрачных мыслей. Способность писать стихи[1639], да еще хорошие, это нужно для себя прежде всего: самоосвобождение, катарсис.
Извините, пожалуйста, за сумбурность моего письма. Просто мне уж очень хотелось, чтобы у Вас все было без единого облачка.
Крепко обнимаю дорогого Ник[олая] Ник[олаевича]. Шлю самый сердечный привет Ек[атерине] Ив[ановне]. Привет молодым. Мои все кланяются.
Д. Лихачев 5.III.59
ГАВО. Ф. Р-422. Оп. 1. Д. 1205. Л. 1 и об. Авторизованная машинопись.
2. Д. С. Лихачев — Н. Н. Воронину 2 сентября 1963 г.
2 сент[ября] 63
Дорогой и родной мой
Николай Николаевич!
С наслаждением прочел Вашу статью об авторе «Повести об убийстве Андрея Боголюбского»[1640]. Это образцовое произведение по точности анализа, внимательного наблюдения и художественной выразительности. Никакой литературовед не смог бы написать такое. Это могли сделать Вы с Вашим талантом видеть все, о чем пишется в наших древнейших памятниках. Вы умеете конкретно вообразить себе все, что исследуете. А самое главное, любите древнюю Русь и родной Владимир. Ваш грандиозный двухтомник[1641] — это то, о чем может мечтать только всякий ученый. Вы выполняете свой долг перед любимой родиной, перед самим собой. Как я был бы счастлив, если бы мне удалось так выразить свое отношение к тоже любимой мною древней Руси. Моя «Текстология»[1642] — не более чем руководство для будущих исследователей и предостережение. А Вы сделали в своей жизни самое основное.
А потом — Вы хороший человек, друг. Я Вам очень многим обязан в своей жизни — Сталинская премия, которая сразу посадила меня на «эскалатор»[1643], а главное — заразительной любовью к древней Руси.
Щадите себя и берегите в себе ученого, знающего, к чему он идет. Вы должны гордо держать голову и знать себе цену. Это важно.
В Ленинграде Ваш двухтомник сразу разошелся, несмотря на цену. Значит, он нужен. И он будет становиться все нужнее.
Крепко Вас обнимаю.
Поклон большой Екатерине Ивановне и молодежи.
Искренне Ваш
