Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
— лаборатория «В» в Калужской области, вблизи станции Обнинское, расположенная в помещениях бывшей колонии испанских детей и давшая начало Физико-энергетическому институту. В 1947–1949 годах становлением лаборатории «В» руководил со стороны 9-го управления такой «дремуче необразованный» человек, как действительный член АН УССР А.И. Лейпунский.
Как видим, в условиях заключения (в санаторном, впрочем, режиме) работали лишь немцы и часть наших специалистов, осужденных за вполне реальные грехи. И для иллюстрации стиля Берии, как и для более объемной картины эпохи, будет полезным познакомить читателя с извлечением из указания Берии от 16 августа 1946 года:
«Тт. Первухину и Завенягину проверить с выездом на место состояние дела в институтах «А» и «Г» (взяв с собой т. Лейпунского), принять необходимые меры и в 2-недельный срок представить свои предложения по обеспечению максимального использования немцев.
При этом иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам).
Лица, успешно выполняющие задания, должны представляться к премии, а лица, манкирующие работой, должны быть изъяты из институтов и направлены в лагеря.
Л. Берия».
И хотя тут упоминаются лагеря (куда никто из немцев не был отправлен), но и здесь нет пресловутой «лагерной пыли».
В марте 1948 года Круглое и Завенягин обратились к Берии с письменной просьбой о передаче всех этих «санаториев» из ведения МВД в ведение ПГУ, поскольку тематика их работ была полностью «пэгэушной» и все рабочие вопросы решались в ПГУ. Берия снесся с Первухиным, тот поговорил с начальником ПГУ Ванниковым и 27 марта 1948 года сообщил Берии, что Ванников «категорически возражает против приема указанных институтов в Первое главное управление».
Лишь 15 августа 1948 года вышло подписанное Сталиным постановление Совмина № 3091-1248сс/оп о передаче всех объектов 9-го управления из МВД в ПГУ, причем пунктом 6-м постановления министру Круглову предписывалось:
«а) зачислить в действующий резерв МВД генералов и офицеров 9-го Управления и находящихся в его ведении институтов, лабораторий и объектов;
б) обеспечить их положенным обмундированием;
в) сохранить занимаемые ими квартиры».
И у этого пункта была своя предыстория… 28 июля 1947 года заместитель начальника ПГУ Павел Яковлевич Мешик обратился к Берии с письмом. Кадровый чекист (родился в 1910 году, в 1932 году закончил Центральную школу НКВД), он в ПГУ отвечал за кадры и режим. О нем тоже написано немало гнусностей, однако по воспоминаниям ветеранов КБ-11, например, это был человек жесткий, но справедливый, (оценка, применимая и к Берии), а в жизни — еще и добрый. В 1953 году он, как и Берия, был арестован и в конце 1953 года расстрелян.
Так вот, Мешик писал:
«Товарищу Берия Л.П.
В Первом главном управлении при Совете министров СССР работает значительное количество офицерского состава Министерств Вооруженных сил, внутренних дел и государственной безопасности.
Постановлением СНК СССР от 5 октября 1945 г…за генералами и офицерским составом, откомандированным или переведенным на работу в Первое главное управление, были сохранены все права и льготы, предусмотренные для генералов и офицерского состава этих министерств и они числятся состоящими в кадрах на все время их работы в Первом главном управлении.
Однако офицеры ПГУ при Совете министров СССР лишены многих прав и льгот, т. е. не получают денежную надбавку за офицерские звания, как правило, задерживается присвоение очередных офицерских званий, не представляются к наградам за выслугу лет и не обеспечиваются санаторным лечением.
Просим Вас, Лаврентий Павлович, помочь офицерам Первого главного управления при Совете министров СССР получить предоставленные им правительством льготы согласно Постановлению СНК от 5.Х.45 г. № 2531-678 сс.
П.Мешик».
Проблема была серьезной — из-за неопределенности своего положения многие стремились уйти с «почетной» службы в ПГУ обратно в свои ведомства. И Берия адресует письмо министру Вооруженных сил Булганину с визой: «Прошу срочно рассмотреть и решить вопрос об офицерах Первого главного управления. А. Берия. 12.VIII.1947 г.».
И такая оперативная забота о людях, делающих одно с ним дело, была для Лаврентия Павловича характерной. Он даже отрез, полученный на наркомовскую шинель, после того, как шинель была выкроена, отдавал коллегам. В отличие, к слову, от маршала Жукова, складировавшего дома трофейные отрезы километрами.
Вот, например, Берия в начале июля 1947 года побывал лично на строительстве комбината № 817. Побывал в первый раз. О том, что в третий свой приезд он провел там специальное «социальное» заседание Специального комитета, мы знаем. Но и после первого визита он был обеспокоен положением в социальной сфере на «сороковке». И тут же дал указание Ванникову об улучшении жилищных и бытовых условий работников комбината. И уже 20 августа Ванников докладывал ему о том, что:
«— на 1947 год установлен план жилищного строительства в 15 000 кв. метров, но дополнительно решено построить еще 5 500 кв. м. стандартных деревянных одноквартирных и двухквартирных домов;
— решено дополнительно к плану построить также 4500 кв. м постоянных жилых каменных и деревянных зданий» для временного заселения строителями с передачей их заводу по окончанию стройки;
— в городке завода строятся и будут в 1947 году сданы в эксплуатацию школа-десятилетка, баня, прачечная, столовая-ресторан, детский сад, детские ясли, центральная котельная (к 5 октября), временный деревянный кинотеатр, а постоянный хлебозавод уже построен в 1946 году».
В конце Ванников предлагал:
«Для улучшения культурно-бытового обслуживания работников завода № 817 необходимо ускорить открытие коммерческих магазинов, ресторанов-кафе, чайных…»
Причем все эти меры относились не только к работникам пока еще строящегося «плутониевого» комбината, но и к самим строителям.
СКАЗАТЬ, что Берия пользовался всеобщей любовью, нельзя… Он и по натуре не был склонен к сюсюканью, а многие годы такой жизни, когда фактически непрерывно, изо дня в день, надо было принимать множество разнородных решений, не могли не выработать у него естественно решительной манеры поведения. А она могла понравиться не всем, и уж никак не могла прийтись по душе людям холодной души и мелкого разума.
И если объективные наблюдатели (тот же академик Харитон или немец-профессор Риль) отмечали вежливость Берии, то это говорит об изначально очень высокой внутренней культуре и самодисциплине Лаврентия Павловича, потому что мало кто, поставленный в условия Берии, сохранил бы и на вершинах власти способность относиться к окружающим с пониманием. А отнестись с пониманием — на таком уровне — это очень много!
Управленцы уровня Берии крайне загружены. Чтобы подчеркнуть значимость того или иного делового человека на Западе, говорят, что минута его работы стоит столько-то тысяч долларов. Минута Берии стоила десятков тысяч долларов. И если она была потрачена впустую, то приносила убыток не лично ему, а стране. Поэтому резкий, решительный, а при необходимости (увы, нередко возникавшей) и жесткий стиль ведения разговора был почти неизбежен.
Я говорю «почти», потому что, судя по стилю виз на документах, да и по ряду воспоминаний, Берия был, как правило, достаточно сдержан в выражении эмоций.
А обаяние?
Да у него и времени не было на то, чтобы быть обаятельным! Это ведь предполагает возможность немного поболтать, пошутить, улыбнуться… А когда он мог так вести себя? Лишь в очень близком кругу не просто близких сотрудников, а тех, кто был ему предан. Допущенных же к задушевности было немного. А вот уважавших его не только как руководителя, но и как человека, было немало, только за много десятилетий шельмования Берии они почти все успели вымереть, не получив возможности сказать правду о нем. Но кто-то смог передать ее по, так сказать, эстафете.
В 2003 году в минском издательстве «Беларуская энцыклапедыя» вышла книга Федора Дмитриевича Попова «Атомная бомба и КГБ». Автор попал на «объект 550» (КБ-11, база № 112, Приволжская контора Главгорстроя), то есть в центр разработки ядерного оружия в Сарове — «Арзамасе-16», в 1954 году, когда Берия был давно предан официальному остракизму.
И вот оперативный уполномоченный «объектового» отдела КГБ капитан Попов представляется начальнику своего отделения подполковнику В.И. Бронникову, и начинается обстоятельная беседа об «атомной» истории «объекта», о бывшей Саровской пустыни, об особенностях оперативной обстановки и прочем.
Ф.Д. Попов пишет:
«Бронников отметил, что решающую роль в развитии атомной эпопеи сыграли Курчатов, Харитон и Берия. «Если бы не они, то атомная бомба в СССР вряд ли была бы испытана в 1949 году», — сказал он».
