От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России - Александр Викторович Наумов
Одним словом, хвалиться в иркутских тюрьмах было нечем. Однако на критику в свой адрес тюремное начальство держалось стойко, оставаясь при мнении, что здания содержатся в «хорошем состоянии». «Санитарные условия, в которых находятся иркутские тюрьмы, благоприятнее, чем во многих частных домах в Иркутске».
Тюремному начальству было отчего сохранять спокойствие. Иркутские тюрьмы были не хуже и не лучше других тюрем в стране. Это показала ревизия, проведенная шестью годами раньше инспекторами новоиспеченного Главного Тюремного Управления. Впрочем, масштабная проверка всех мест заключения в стране показала, что положение дел в Иркутске было все же лучше, чем в других городах. Что же вскрыла прошедшая ревизия?
Большинство мест заключения, как писали в последующих отчетах, представляли собой самую безотрадную картину. Один из документов свидетельствует: «В течение десятков лет, в ожидании тюремной реформы, правительство отпускало самые ничтожные средства на поддержание тюремных зданий и не производило почти никаких новых тюремных построек. Переполнение тюрем арестантами достигало ужасающих размеров, следствием чего была усиленная болезненность и смертность и во многих случаях совершенная невозможность разместить арестантов по категориям, сообразно требованиям закона. В одних и тех же камерах содержались: арестанты подследственные, отбывающие краткосрочное тюремное заключение, приговоренные к каторге и к ссылке и вместе с ними пересыльные разных видов, не исключая препровождаемых к месту приписки за просрочку паспорта и добровольно следовавших за ссыльными жен и детей их».
Открылись и другие факты, шокировавшие благонамеренную публику. По городам и весям пересказывался случай, приключившийся во время проверки в одной из уездных тюрем. Инспектор Главного Тюремного Управления, войдя в камеру и не найдя надзирателя, спросил арестантов, куда тот подевался. На что кто-то из последних громко крикнул: «Надзиратель!» С одной из лавок поднялся человек с небритой физиономией, всклокоченными волосами, одетый в арестантский халат с бубновым тузом на спине и вооруженный шашкою. На вопрос удивленного инспектора, сколько он получает содержания, надзиратель ответил: 8 рублей в месяц на своих харчах и одежде.
Реальным хозяином в местах заключения был союз «воровских людей». Такая арестантская община, по свидетельствам современников, вступала «то в молчаливый, то в открытый договор с тюремным начальством». Она ручалась за то, что «никто не бежит, что не будет крупных скандалов внутри тюрьмы, требующих вмешательства посторонней силы, что не будет жалоб при посещениях высшего начальства». В ответ администрация тюрьмы «гарантировала невмешательство в дела общины и обязывалась смотреть сквозь пальцы на такие явления, как пьянство, карточная игра, разного рода торговля, сношения с внешним миром». Все это было настолько распространено, что казалось нормальным явлением. И на вопросы ревизующих чиновников о том, почему все это допускается, тюремные смотрители отвечали: «Так желают арестанты».
Тюремная реформа 1879 года основательно встряхнула пенитенциарную систему. Должности тюремных смотрителей были упразднены. Вместо них учредили должности начальников тюрем. Отвечая за порядок в местах заключения, они облекались распорядительной и дисциплинарной властью. Им увеличили оклады и предоставляли казенные квартиры.
Тюремные надзиратели тоже были приняты на государственную службу как «нижние служители». При условии беспорочной службы, через каждые пять лет они получали право на добавочное жалованье. Им выдали казенную форму. Они получили «право на пенсию по сокращенным срокам службы».
Специальная инструкция предписывала тюремной страже обходиться с арестантами справедливо и в то же время строго требовала от них соблюдения установленного порядка. При этом насильственные действия и употребление бранных слов ни при каких условиях не допускались. Свое служебное достоинство они должны были поддерживать перед арестантами «серьезным и добросовестным отношением к своему делу, трезвым, добропорядочным поведением и образом жизни».
Произошли изменения и в организации тюремной жизни. Арестантов стали привлекать на казенные работы, установив размеры вознаграждения за труд. Стала решаться проблема с одеждой, которую арестанты теперь шили сами. Чтобы сэкономить средства на закупку сукна, Главное Тюремное Управление закупало его оптом у крупных фабрикантов. Холст для белья производили тюремные мастерские.
В те же годы обратили внимание на состояние здоровья арестантов. В тюрьмах росло число больных. На 115 тюремных больничных коек в Иркутске ежегодно приходилось более полутора тысяч пациентов — обитателей мест заключения. Особенно быстро росло число туберкулезных больных. Главное Тюремное Управление издало циркулярное отношение, установившее «правила для борьбы с болезнью».
Первым делом предписывалось изолировать заболевших от остальных арестантов. Для выявления больных определялась периодичность медосмотров — не менее четырех раз в год. Кроме того, обязательному обследованию подлежали все вновь прибывающие в тюрьмы. На каждого больного заводился санитарный листок.
Арестантов с запущенной формой туберкулеза помещали в тюремные больницы, а прочих больных — в отдельные камеры. Для чего предписывалось в таких камерах «устроить усиленную и усовершенствованную вентиляцию».
Определялись и более конкретизированные задачи: «Ввиду той опасности, которой грозит вдыхаемая пыль, содержащая туберкулезные бациллы, пол не следует мести сухим, дабы не поднимать пыли… В камерах обязательно должны быть плевательницы и нужно настаивать и следить, чтобы арестанты не плевали помимо плевательниц….В видах напоминания арестантам о возможности заражения чахоткой следует вывесить на видных местах в камерах или корридорах соответствующия разъяснения о вреде плевания на пол, о заразительности мокроты больных и о других мерах предостережения от заражения».
Предусматривались меры личной гигиены. Арестанты должны были мыться в бане и сменять белье через каждые 7—10 дней. Заболевшим давались некоторые послабления отбывания наказания. «В виду той тяжести и суровости, которую могут представлять для больных кандалы, необходимо неотлагательно испрашивать надлежащее разрешение на снятие их… на все время до выздоровления». Слабым здоровьем арестантам разрешалось более продолжительное время находиться на прогулках, им полагалось дополнительное питание. А кроме того, признавалось «весьма полезным занимать чахоточных, особенно трудно больных, беседами религиозно-нравственнаго содержания».
Однако уже спустя два года многие из начинаний тюремной реформы сошли на нет. Причина была весьма прозаической: нерасторопность, а то и нежелание на местах менять привычный уклад жизни. В 1881 году чиновники тюремного ведомства с тревогой сообщали в своих отчетах о росте числа побегов из мест заключения. По «черному» списку, после самой неблагополучной губернии — Иркутской, шли Волынская, Московская, Новгородская и Подольская.
«Ветхость и дурное устройство наших тюремных помещений, недостаточность, неумелость и неопытность надзора составляют лишь второстепенные причины такого ненормального положения вещей, — сообщал чиновник Главного Тюремного Управления о причинах побегов. — Корень зла заключается в неисполнении существующих узаконений и постановлений относительно порядка содержания…»
«Из арестантских рот и отделений бегут арестанты преимущественно с работ, на которые их посылают… предписывается отпускать арестантов на работы с указанным конвоем, но иногда даже без установленного конвоя, при одном наемном тюремном надзирателе, не имеющем