Владимир Губарев - Зарево над Припятью
Михайлов. Володя уже пришел тогда к нам. Кажется, ты с 50 процентов начал?
Семенов. С 55.
Михайлов. А потом выше, выше… Проектанты, к примеру, представляют документацию на строительство завода. Смотрим: "извлечение 88 процентов". Мы их в штыки: "Что же вы делаете, если мы 82 получить не можем? А они отвечают: "Мы в лаборатории получаем, значит, должны смотреть в будущее".
Семенов. Правильно говорили, потому что проходило немного времени, а мы не только 88 дали, но и 90, 91, 92, 93 и 94… Сырье все хуже становится, извлекать уран все труднее… А показатели – 95, 96, 97 процентов…
Технология понемногу совершенствовалась, но кислотно-содовая схема оставалась. Вот и завод в Желтых Водах тоже на ней проектировался. Более десятка лет прошло, а схема оставалась старой. Естественно, она развивалась, улучшалась, но принципиально не менялась…
Михайлов. И когда появились сорбционные процессы, стало ясно, что эта схема устарела.
Корреспондент. Вы имеете в виду завод в Желтых Водах?
Михайлов. Да.
Корреспондент. Это уже второй этап вашей жизни. А мне бы хотелось поподробнее узнать о первом, в Средней Азии. Быть может, не о технологии, не о тонкостях обогащения урановой руды, а о ваших впечатлениях, каких-то случаях.
Михайлов. Наверное, Володя, об ишаках стоит рассказать?
Семенов. Конечно. Это ведь экзотика.
Михайлов. Добывали мы уран и в горах. Подъездных путей нет, а там богатые руды.
Семенов. Река и над ней скалы.
Михайлов. Вниз спускается вереница ишаков.
Мешки перекинуты через спины. Так сверху доставлялась к нам руда на переработку… А позже мы канатную дорогу соорудили.
Семенов. Так что, видите, и ишаки внесли вклад в атомный век. Действительно, первое время тяжело было.
Вот приезжает он с женой на новое место. Пусто. Одкн полуразвалившийся барак стоит, окна досками крост-накрест заколочены. Посмотрели внутрь вроде жить можно. Семен доски отрывает, жена с тряпкой внутри чистоту наводит. Когда же удалось снять в поселке комнатушку с деревянным полом, ему все остальные завидовали – с комфортом устроился. У нас еще земляные полы были…
Михайлов. Постепенно города построили, красивые, удобные… Семенова даже секретарем горкома партии выбрали.
Семенов. Скоро попросил, чтобы освободили. Все же техника мне ближе.
Михайлов. А не садоводство?
Семенов. И сады.
Михайлов. «Больной» он человек. Сады – его хобби, так, кажется, говорят. Где бы он ни был, везде деревья сажал. Сортов шестьдесят роз развел.
Семенов. Когда ты перебрался на наш комбинат, тоже один отменный куст привез.
Михайлов. Я же знал, что тебе будет приятно.
А вообще он типичный буржуй. В Желтых Водах у него пять садов: на заводе, два за городом, у дома и на соседнем дворе… К тому же эксплуатирует чужой труд – полгорода в его садах трудится!
Семенов. Что правда, то правда. Сейчас у всех пятидневка. Если заглянете в субботу в наш коллективный сад, многих там встретите. На два дня люди приезжают, отдыхают и работают. У нас нет «своих» и «чужих» деревьев и участков – все общее.
Михайлов. Как при коммунизме…
Семенов. Семен тоже одно время садоводством увлекался, там, в Средней Азии… А потом в Москву подался. Жарко стало на юге.
Михайлов. Не в Москву, а сюда.
Семенов. Сюда-то, но в Москве твои приятели говорят: "Чего тебе в этой дыре делать? Оставайся здесь, в Дубну устроим!"
Михайлов. Я уже документы сдал. Ждали только академика Блохиыцева, он где-то в командировке был.
Семенов. И Семен решил пока посмотреть, что за Желтые Воды такие.
Михайлов. Меня поразило, что комаров и мошкары мало. Вы знаете, как только попали в Среднюю Азию, они нас буквально живьем съедали. В волдырях ходили. Потом привыкли – или мы к ним, или они к нам… А новому человеку житья не было… В Желтых Водах мне понравилось.
Семенов. Так он и не вернулся в Москву… Но свое обещание сдержал – и мне здесь место приготовил.
Михайлов. Когда я уезжал из Средней Азии, Володя там секретарем горкома партии был. Говорит, если и мне работу найдешь, отпущу, Семенов. Ну а о Москве он быстро забыл. Видно, в характере у нас есть что-то беспокойное: привыкли постоянно с нуля начинать. Завод пустишь, а там снова в путь… Кочевники…
Михайлов. За эти годы здесь многое переменилось.
Завод не только построен, но даже уже полностью переделан.
Семенов. И производительность подскочила в несколько раз, выпуск продукции – тоже, себестоимость снижена, извлечение урана выросло…
Михайлов. А вначале так плохо все было запроектировано… И конструкторов обвинять нельзя: ведь впервые этот процесс осваивали…
Семенов. Вообще-то первые несколько дней после пуска завод действовал хорошо. Мы нарадоваться не могли. Но вот колонны песочком забивать стало, заилились они…
Михайлов. Даже в резиновых сапогах не могли пройти по цеху. Чего только не делали!
Семенов. Здание садиться начало…
Михайлов. И тогда мы решили перейти на новую технологию. Представляете?! Выбрасываем старое оборудование, ставим новое.
Семенов. Продукцию продолжаем выдавать, и одновременно все перетряхиваем. Старую систему "раскулачили", а новая не идет. Мы и так и сяк – не идет…
Михайлов. И даже авторы новой технологии от нее отказались, говорят: "Ну, мы уже бессильны! Надо бросать все это и восстанавливать старую систему". А Володя просит: "Давайте еще помучаемся, попробуем то, другое. Есть еще надежда!"
Семенов. Пошло наконец. Лучше, лучше… Теперь и забот меньше.
Михайлов. Люди проявили много выдумки, изобретательности, настоящего творчества. Такова уж судьба всего нового… Знаете, пока рабочий сам аппарат не поломает, он не поймет, как тот работает. И приходилось тогда директору с гаечным ключом лезть внутрь и исправлять… Все-таки научились!.. Коллектив сильный, технически грамотный.
Семенов. Раньше с завода сутками не уходили.
Спали там. Вдруг что-то случится! Теперь ни в суббогу, ни в воскресенье даже не показываемся.
Михайлов. И людей-то почти не видно, только операторы, а процесс не прерывается.
Семенов. Вы не думайте, что мы успокоились. Нет, многое нам не нравится… Кое-что улучшить нужно, изменить. Об удешевлении продукции надо заботиться, особенно с переходом на новую систему планирования и экономического стимулирования. За каждую копейку бороться! И если такой-то реагент стоит, к примеру, 60 рублей за тонну, а тот – 40 рублей, мы уже думаем, как отказаться от дорогого реагента и перейти на дешевый…
Михайлов. Наверное, никогда человек не бывает доволен!
…К сожалению, на этом обрывается магнитофонная запись – кончилась пленка.
А мы разговаривали о походе по местам боевой славы дивизии, которая освобождала Желтые Воды от фашистских захватчиков. Летом во время отпуска Михайлов участвовал в этом походе.
Потом Семен Григорьевич читал стихи. Очень разные, но всегда волнующие, идущие от самого сердца…
Передо мной сидели два человека. Оба пришли в атомную промышленность много лет назад. Они отдали ей свои знания, энергию, талант. И таким людям, как Михайлов и Семенов, мы обязаны рождением "атомного века". Их было много, пионеров новой отрасли, в лабораториях и на полигонах, на строительстве атомных электростанций и в поисковых партиях, на комбинатах и в шахтах. Они «приручали» уран, заставляли его служить Родине. Благодаря героизму тысяч людей, от академиков до рабочих, страна создала атомную индустрию.
Прожив неспокойную жизнь, такие, как Михайлов и Семенов, не могут уйти от дел. И не потому, что их не отпустят, нет, у руководителя комбината не поднимется рука отказать – они заслужили право на отдых, но они сами не могут написать "заявление о покое", как сказал Семенов. Не все еще завершено, есть еще идеи, и их "неплохо было бы осуществить".
На одном из рабочих горизонтов шахты я остановился у новой машины. Шли испытания. Записывая в журналистский блокнот фамилии горняков, я расспрашивал об их подземных профессиях.
– Я инженер. – ответил один, – работаю в ЦНИЛА.
– А почему вы здесь?
– Сдаем свою продукцию.
Тогда под землей было мало времени для разговоров. И полный смысл увиденного я понял намного позже – в Центральной научно-исследовательской лаборатории комбината.
По штатному расписанию – это один из цехов.
Но когда мы переступили порог ЦНИЛА, я не мог отделаться от чувства, что нахожусь в крупном институте.
Представьте: разнообразные лаборатории, мощное конструкторское бюро, свои мастерские, миниатюрный опытный завод с самым совершенным оборудованием. Несколько сот человек. И я подумал: не слишком ли обременительна для комбината столь великая армия ученых?
Нужны ли они?
Впрочем, на этот первый пришедший в голову вопрос ответ я получил фактически раньше, когда знакомился с урановыми шахтами, обогатительной фабрикой и заводом. Где бы мы ни были, какую бы новую технику нам ни показывали, рабочие и инженеры подчеркивали, что "это сделано в ЦНИЛА", "в разработке принимали участие сотрудники ЦНИЛА", "нам помогли из ЦНИЛА".
