Владимир Губарев - Зарево над Припятью
– Долго еще ждать?
– Года два-три… Отличник. Старается… А дочь уже работает. Дети у нас удачные, мы с Надей не нарадуемся…
В работе радиометрических машин на фабрике первичного обогащения руды слышался какой-то причудливый "мотив", словно десяток ксилофонистов разучивали новую композицию.
Это было странное зрелище. Полутемный зал. Похожие друг на друга машины. Они щетинились лопатками навстречу потоку урановой руды, поступающей по конвейерам. И щелчки… То звонкие, как звук скрипки, то глухие, как пение контрабаса… «Каменную» мелодию исполняет пустая порода, та, в которой нет урана.
В одном из помещений я увидел совсем не то, к чему уже успел привыкнуть. Никаких лопаток. Гигантский конус, чем-то напоминающий монгольскую шапку. Он вертелся столь стремительно, что казалось, сейчас оторвется от пола и улетит. Конус обвивала змейка урановой руды…
– Это новая машина для отделения пустой породы, – сказал один из конструкторов, который занимался ео наладкой, – первые испытания уже прошли. По сравнению с прежними производительность в 2-3 раза выше.
– Кто ее создал?
– Наши, в ЦНИЛА проектировали и делали.
Что же это за ЦНИЛА – Центральная научно-исследовательская лаборатория, чье присутствие так чувствуется на комбинате?
Цепочка, по которой я шел – наземный комплекс, шахта, фабрика, – в конце концов должна привести к ЦНИЛА… Но сейчас предстояла новая встреча: с заводом, где обогащается урановая руда.
Владимир Филиппович Семенов, директор, задал вопрос:
– Хотите удивиться?
– А это разве трудно?
– Если вы работаете в атомной промышленности – трудно. Но если вы не видели наших предприятий, они вас поразят.
– Технологией?
– Не только… Впрочем, увидите… Однажды к нам приезжал крупный инженер по цветной металлургии.
Прошелся он по заводу и говорит: "Мне кажется, что я читаю фантастическую книгу. Настолько все необычно…"
Заинтригованный, я сел в машину и отправился на окраину города.
Завод утопает в зелени.
– У вас есть дети? – спросил Владимир Филиппович.
– Дочь. Маша. И сын – Алексей.
– Вы не замечали у них индивидуализма? Ну, "это мое", "никому не дам"…
– Бывает. Кое в чем жадность проявляется.
– Вот-вот… У внука то же самое. Рождаются, что ли, такими. Вот и приходится бороться, не только в детстве, а всю жизнь… Мы и сад общественный посадили для этого. Зачем нужен индивидуальный садик с забором? Глупость! Мы сообща обрабатываем большой, хороший сад. Для города… Для всех… В субботу и воскресенье десятки людей в нем отдыхают. Лучше не придумаешь… На заводе тоже сад есть. Маленький, но любят его. К сожалению, сейчас темно, не видно… Посмотрите?
– Обязательно.
Мы вошли в цех, Семенов, шагавший впереди, обернулся:
– А это уже "урановый сад"…
Я так и не понял, что он имел в виду: то ли горшки с цветами, которыми увешаны стены, то ли огромный аквариум, где среди водорослей мелькали золотистые караси, то ли причудливые сплетения труб, емкостей, колонн и установок – они действительно напоминали сказочный сад. И, как деревья, эти громоздкие сооружения из металла жили – слышалось легкое потрескивание, непонятные шорохи, далекий гул.
Мы стояли неподвижно. Необозримый зал, уходящие ввысь, словно корпуса ракет на старте, ионообменные колонны и крошечные фигурки людей у их основания. Это стояли мы, гости. Мы казались здесь лишними, ненужными, чужими – пришельцами из иного мира. А завод работал "сам по себе".
– Эффектно? – Главный технолог комбината Семен Григорьевич Михайлов говорит быстро, словно боясь, что не успеет рассказать обо всем. – Я и сам поражаюсь, когда прихожу сюда… Автоматика? Ох, как тяжко она нам досталась! Сутками, помню, не покидали завода…
Впрочем, и сейчас не все гладко, кое-что нам не нравится, вот постоянно и переделываем. Представьте, наш завод построен всего несколько лет назад, а сейчас от старого только коробка осталась, все остальное изменили.
Многие процессы у нас появились впервые, а потом уже их переняли другие предприятия атомной промышленности. Но мы не зазнаемся: продолжаем совершенствовать технологию и снижать себестоимость добычи урана.
А возможности для творчества неисчерпаемы. Прежде чем выделить уран из руды, нужно провести около ста тончайших технологических процессов. Начнем с дробилок…
С фабрики железнодорожный состав подает руду к заводу. Первый этап дробление.
Цех, где установлены дробилки, – всеобщая гордость, "Техническая эстетика", – коротко пояснил Семенов, когда мы невольно удивились праздничному, нарядному виду цеха. Цветы, окраска потолков, стен, лестниц, массивных тел дробилок создают радужное настроение. Куда ни посмотришь, все радует глаз. Правда, шумновато. О титанической борьбе, идущей внутри дробилок между твердыми кусками руды и металлом, свидетельствуют не только звуки, но и заметная вибрация установок. Так дрожит штанга рекордного веса, поднятая спортсменом…
Металл побеждает руду ценой собственной жизни.
Рядом с цехом – своеобразный склад: гора металлических шаров типа бильярдных. Они засыпаются в мельниЧУ (РУДа попадает в нее после дробилки), и в их хаотическом танце кусочки руды превращаются в пыль: ведь чем меньше частички, тем легче выделить уран и освободиться от пустой породы. Правда, в пыль истираются и руда, и металлические шары, особенно здесь, в Желтых Водах, потому что тверже руды, пожалуй, нет на других месторождениях.
После дробления урановая «пыль» переводится в жидкое состояние. И здесь начинается химическая "свистопляска". Прошу извинить за столь нетехнический термин, но разобраться во всех тонкостях не под силу никому, кроме специалиста, так как процессы настолько ювелирны и точны, что выглядят невероятными. К примеру, за толстой стальной стенкой встречаются два раствора – урановый и органический. Органика «отбирает» уран, как бы всасывает его в себя. Но соотношение этих растворов должно соблюдаться скрупулезно. Стоит ему измениться, и органика не успевает извлечь уран или, напротив, начинает «захватывать» вместе с ураном и железо. Кто может быть безошибочным дегустатором? Только автоматы, они одни… Автоматы определяют концентрацию урана в растворе, выясняют, насколько хорошо извлекается уран, какое количество металла ушло в «хвосты» – отходы… Они контролируют, контролируют…
Перешедший в органический раствор уран осаждают на смолах, а потом… потом еще несколько химических превращений, и мы насыпаем в стеклянный стакан желтый порошок. Вот она, конечная остановка путешествия урана по цехам завода! Невзрачный желтый порошок, который вскоре скажет свое веское слово в недрах ядерных реакторов… Стоп! Не надо торопиться: если этот порошок оставить на открытом воздухе, он постепенно потемнеет, окислится. И поэтому проводится последняя операция: обжиг в продолговатых, как артиллерийские стволы, термических печах. Желтый порошок превращается в черный песок. Песок ссыпается в бункеры, затем в контейнеры и отправляется из Желтых Вод на другие заводы, где рождаются урановые стержни для атомных электростанций, пли комбинаты, где черный песок начинают «считать» по атомам и молекулам – так идет разделение урана-238 и урана-235…
В одном из цехов я увидел периодическую таблицу элементов. Она тянулась от потолка до пола, и не заметить ее было нельзя.
Я удивился.
– Зачем она здесь? – спросил у Семенова.
– А рабочие довольны, – полушутя ответил он. – У нас многие учатся, а тут идешь по цеху, смотришь на таблицу – повторяешь. Полезная вещь!
Мы рассмеялись.
А Семенов, вдруг став серьезным, продолжил:
– Может быть, это и смешно, но посмотрите с другой стороны: мы ведь не таблицу умножения повесили…
А потом и формулы, схемы дадим. Пусть просвещаются даже те, кто не хочет… Учиться нужно обязательно.
Без этого уже не проживешь не только в двадцать, но и в шестьдесят лет… Вот в главной диспетчерской рабочпе дежурят, а, честное слово, знают они не меньше иного инженера, потому что на их плечах завод. Сложнейший завод!
В главной диспетчерской, огромной комнате, забитой различной измерительной и контрольной аппаратурой, посредине – стол, за ним человек. Он наблюдает за показаниями многочисленных приборов, стрелки которых каждое мгновение выписывают на диаграммных лентах замысловатые кривые. Отсюда можно следить за всем: как работает любая установка, каковы уровни в емкостях, процентное содержание урана в растворе и количество истраченной кислоты, которая выносит уран из руды, каков расход воды, воздуха, реактивов.
– Один человек? – Семен Григорьевич Михайлов увлекается. – Нет, сегодня это нас уже не устраивает.
Электронно-вычислительную машину нужно здесь поставить. Она ничего не прозевает, все заметит и учтет. Она чувствительнее человека, надежней…
