Три путешествия к Берингову проливу - Лев Борисович Хват
Пилоты переглянулись. Галышев отрицательно покачал головой:
— Мой и доронинский самолеты перегружены сверх меры. Кабины набиты запасными частями, снаряжением и аппаратурой. Мы не берем даже добавочных баков с горючим. Взять пассажира невозможно: из-за лишнего центнера нам не оторваться на промежуточных аэродромах…
Водопьянов насупился.
— Если бы не вот это! — ткнул он пальцем в пакет, только что доставленный на аэродром. — А теперь — никак! Приказ из Москвы: доставить на Чукотку механика и сварочный аппарат для ремонта машины Ляпидевского. Стало быть, два механика и я сам — трое, а четвертого и вовсе некуда девать…
Пилоты явно сочувствовали журналисту, но дальше этого дело не шло.
— Не то, что тебя, — даже кошку и ту не уместишь, — отшучивался Водопьянов.
Значит, мне остается проводить летчиков, а самому ползти из Владивостока пароходом…
— На Чукотке встретимся, право! — утешал Доронин. — Вот, ей-ей, увидимся!..
По маршруту, намеченному Галышевым, зимою еще никогда не летали. Синоптики предупреждали, что в это время года на всем побережье Охотского моря стоят густые туманы, свирепствуют штормовые ветры и пурга. Прошлым летом здесь пролетел, совершая кругосветный рейс, американский пилот Уайли Пост. «Это был самый трудный участок на всем пути», — сказал он, вернувшись в США. А каково зимою?!.
Расстались мы в полночь, а спустя несколько часов уже шли к старту. Самолеты стояли на льду Амура, недалеко от устья Уссури.
Светало. Погасли аэродромные фонари. Галышев прокрутил валики лётной карты; участок Хабаровск — Николаевск-на-Амуре был прочерчен ровным красным пунктиром. Чем дальше к северу, тем реже на карте попадались кружочки и точки, обозначающие населенные пункты; местами пунктирная линия пересекала «белые пятна» безлюдных районов.
Первым стартует Галышев на самолете «Памяти ленских событий». Потом отрывается Доронин. Последним взлетает Водопьянов. Выстроившись цепочкой, самолеты уходят на северо-восток. Десять часов тридцать минут. В Москве половина четвертого утра, и моя «молния» о вылете звена уже не попадет в сегодняшний номер «Правды».
Двое суток я жил на аэродроме: сюда стекались вести о продвижении летчиков. Галышев не ошибся в предвидении, что погода нарушит его план: на полпути до Николаевска звено попало в сильную пургу. Водопьянов, летевший последним, опасаясь врезаться в передние машины, вернулся в Хабаровск. Галышев и Доронин пробились в Николаевск. Наутро Водопьянов стартовал вторично и в Охотске нагнал товарищей. Следующий этап перелета — до бухты Ногаево — звено преодолело лишь двадцать второго марта.
В это время я находился во Владивостоке, на борту парохода.
VII
У тридцать второго причала Владивостокского порта пришвартовался пароход «Совет». Днем при весеннем солнце, ночью в ярких лучах прожекторов трюмы «Совета» поглощали мешки с продовольствием, тюки одежды, ящики с частями дирижаблей, самолетов, тракторов и аэросаней, бочки с горючим.
Два года назад пароход «Совет» побывал в Арктике; судно пыталось пробиться к острову Врангеля, но оказалось совершенно неприспособленным для плавания во льдах. Теперь «Совет» пойдет только до Петропавловска-на-Камчатке, а там передаст пассажиров и грузы другому пароходу.
Сто тридцать участников экспедиции едва разместились на небольшом судне. Шумно и тесно на палубах, в кают-компании, коридорах, твиндеках.
На кормовой палубе стоят металлические гондолы дирижаблей «Смольный» и «Комсомольская правда»; они могут взять до двадцати пассажиров сразу. Мощный подъемный кран водрузил на носу самолет «Т-4», прибывший из Ленинграда; эта машина обладает минимальной посадочной скоростью, легко взлетает и садится на ограниченной по размерам площадке. Рядом с аэросанями, напоминающими кабину легковой машины, на толстых канатах, протянутых поперек палубы, повисли замороженные свиные туши. С пронзительным криком над судном вьются голодные чайки.
Дирижаблисты — самая большая группа на корабле. Многие из них — пионеры русского дирижаблестроения; они водили дирижабли «Коршун», «Ястреб», «Зодиак», которые я еще ребенком, накануне первой мировой войны, видел над Брест-Литовской крепостью. Вместе со стариками на Север направляются и молодые воздухоплаватели — Гудованцев, Суслов, Померанцев, пилоты и штурманы дирижаблей; вся эта молодежь — энтузиасты воздухоплавания, влюбленные в свое дело.
— Многие недоверчиво относятся к использованию дирижаблей в Арктике, — сказал я Николаю Гудованцеву, командиру «Комсомольской правды». — Еще не забыта катастрофа дирижабля «Италия», а в прошлом году погибли американские «Акрон» и «Зодиак», было много жертв…
— Скептики! Не верят только скептики! — горячо возразил Гудованцев. — А мы вот доберемся до Провидения, наполним наши «сигары» и через Уэллен — Ванкарем — прямо в лагерь!..
Гудованцев пылко говорил о перспективах воздухоплавания, использующего творческое наследство Циолковского. Он рисовал себе дирижабль недалекого будущего: цельнометаллический, наполненный гелием, с мощными моторами, способный покрыть без посадки расстояние между Атлантическим и Тихим океанами…
Пилотом самолета «Т-4» оказался летчик Федор Болотов. В юные годы он плавал на подводных лодках; в гражданскую войну вел воздушную разведку, перевозил боеприпасы, бомбил позиции противника. Пять лет назад Болотов на сухопутном самолете «Страна Советов» летал из Москвы в Нью-Йорк через Дальний Восток. Последние годы он испытывал самолеты новых конструкций в Ленинграде. Этот немолодой, плотный и коренастый человек, с коротко подстриженными седеющими волосами, обветренным лицом, ласковыми и усталыми глазами, сам вызвался отправиться на помощь челюскинцам. Конфузливо, точно оправдываясь, он рассказывал:
— Взяла меня эта история за сердце. Решил, как говорится, тряхнуть стариной. Авось, и моя птаха пригодится!..
В одной из кают расположились бывалые полярники Леонид Михайлович Старокадомский и Георгий Давыдович Красинский.
Восточная часть Арктики, особенно Чукотское побережье, хорошо знакомы Красинскому. Еще в 1927 году он руководил воздушной экспедицией в устье Лены и на остров Врангеля. Два гидросамолета обслуживали пароходы, совершавшие первый грузовой рейс из Владивостока в бухту Тикси. Красинский летал с мыса Северного на остров Врангеля и обратно, потом из бухты Тикси в Иркутск. Следующим летом на борту гидроплана «Советский Север» он исследовал трансарктическую воздушную трассу. Перелет «Советского Севера» вдоль берегов Тихого океана от Владивостока до мыса Дежнева длился четыре недели. Из Уэллена гидроплан пошел на запад. Густой туман вынудил его опуститься в Колючинской губе, и тут «Советский Север» стал жертвой стихии: буря сорвала самолет
с якоря и выбросила на берег. Участники перелета пешком добрались до бухты Лаврентия на Чукотке. Спустя год Красинский снова летал в Арктике по маршруту бухта Лаврентия — Уэллен — мыс Сердце-Камень — мыс Северный. Его самолет впервые прошел путь от Берингова пролива до устья Лены. В последний раз Георгий Давыдович был на севере минувшим летом; находясь на борту самолета «АНТ-4», он встретил у мыса Якан «Челюскин», продвигавшийся к Берингову проливу.
Наша первая беседа с Красинским затянулась. Торопясь на телеграф, я неловко столкнулся в дверях каюты с высоким, очень худощавым человеком в стеганой
