Прогулки с Робертом Вальзером - Карл Зеелиг
— Еще в нашем отделении уже несколько недель обитает один почтальон, состоятельный человек, который изо дня в день бегает вокруг одного и того же стола и ведет себя довольно непристойно.
— Вам, наверное, не нравятся такие соседи?
— Почему нет? Мы вполне рады чокнутым. Они привносят краски в будничную серость лечебницы.
Он сообщает о смерти д-ра Хинриксена, настоящее имя которого было Отто Хиннерк. Его приняли на службу в лечебницу Херизау в 1923 г. Некролог д-ру Хинриксену появился в газете за авторством нового главного врача, д-ра X. О. Пфистера. Роберту Хинриксен всегда казался помесью вельможи и циркача. Он мог быть очаровательным, особенно на Рождество, но вместе с тем капризным. Когда его комедию Сад любви поставили в Городском театре Занкт Галлена, д-р Хинриксен застал Роберта врасплох вопросом: «Вы слышали о моем триумфе, Вальзер?»
— Что вы ответили?
— Я промолчал, как обычно в подобных случаях. Сдержанность — единственное оружие, которым я владею, несмотря на мое скромное положение. Но я нахожу неприличным, когда семидесятилетний человек, занимающий высокую должность, привлекает внимание публики романтическими комедиями. Однажды доктор подарил мне свою пьесу Почтенный Тримбориус. Но я ее не прочел. Он умер, так и не узнав моего мнения о ней. В другой раз он сел рядом со мной и спросил: «Что это вы читаете?» Я ответил: «Хайнриха Цшокке». Д-р Хинриксен воскликнул: «Кто-то такое еще читает?» Я и на это промолчал. Читает ли еще кто-то Цшокке! Ведь это утонченный писатель, придерживающийся благородного образа мысли. Чего стоит хотя бы его рассказ Солдат в Юре, Деревня алхимиков или автобиография, в которой рассказывается о его встречах с Кляйстом и Песталоцци! Какой обаятельный человек! Впрочем, мне доводилось давиться его Швейцарскими новеллами, словно щепками. В них Цшокке кажется ненастоящим, ведь он родом из Магдебурга и написал их из чистой вежливости. Но одна лишь вежливость не сделает литературу полнокровной.
По поводу продуктивности: «Нехорошо, если художник растратил себя уже в молодости. Значит, он внутренне сломлен. Вот Готтфриду Келлеру, К. Ф. Майеру и Теодору Фонтане удалось сберечь творческие силы на старость! И уж точно с большой для себя пользой».
— Как с этим справились вы?
— В последние несколько месяцев бернской жизни меня словно сковали по рукам и ногам. Я не мог больше находить сюжеты. Кстати, Келлер, возможно, испытал нечто подобное, когда вступил в должность статс-секретаря. Постоянное копошение в рабочем кабинете может привести к бессилию.
— Но в отношении многих художников ваше замечание будет несправедливым. Например, Готтхельф прожил всю жизнь в одной обстановке.
Роберт знал о моем увлечении творчеством Готтхельфа и желал мне досадить:
— Я хорошо изучил Готтхельфа и полагаю, что вы ошибаетесь. Ровно то же произошло и с ним. Но он был дерзким. Он просто не мог держать язык за зубами, этот задира. Ему приходилось изо дня в день переделывать своих прихожан, пока это не стало для них невыносимым. Осознав это, он пал духом. Не скажу, что он был неправ. Он был выдающимся писателем и ярким проповедником, желавшим добра своему народу. Но нельзя безнаказанно выступать против собственной нации. Должно быть, бернцы сочли предательством то, что он столь часто распекал их при посторонних. Ведь те, кто читал его, были немцами.
«Безусловно, поражает величие социальных инстинктов Гёте, гениально подбиравшего для каждого жизненного периода подходящую сферу деятельности. Когда он уставал от поэзии, его наполняли силами геология и ботаника, министерская и театральная деятельность. Он всегда находил новый источник молодости».
О Ницше: «Он мстил за то, что ни одна женщина его не любила. Он и сам утратил способность любить. Как много философских систем представляют собой лишь месть за упущенные удовольствия!»
О революционерах: «Помните, как французские генералы из чистой зависти, недоверия и карьеризма убивали друг друга, чтобы проложить дорогу Наполеону и королю? Вот так же может выйти с Гитлером и Сталиным. Возможно, Россия выроет могилу им обоим. Георг Бюхнер гениально описал эту трагедию революционеров в Смерти Дантона».
«Вокруг меня всегда были заговоры с целью избавиться от таких паразитов, как я. Люди всегда ловко и высокомерно изгоняли все, что не вписывается в их мир. Мне не хватало смелости туда втиснуться. Мне не хватало мужества даже бросить на него взгляд. Я жил собственной жизнью, на периферии буржуазного существования, что же в этом плохого? Разве мой мир существует с меньшим на то основанием, хоть и кажется более бедным, слабым?»
«Вы спрашиваете, где я служил? 25-й мотопехотный батальон, 3-я рота, 134-й батальон ландвера.
Я всегда ладил с товарищами, но офицеры частенько говорили: "Вальзер, вы отъявленный лентяй!" Меня это никогда не смущало».
X
1. июня 1942
Зэнтис — Урнэш — Аппенцелль
Незабываемая поездка к Зэнтису! Небо серое, как ослиная шкура. Я извиняюсь перед Робертом за то, что не привез погоды поприятнее. «Всегда ли человеческая жизнь купается в солнечных лучах? Не придает ли ей смысл прежде всего игра света и теней?» Потягивая сигару, он садится в купе. Мы едем в Урнэш и беседуем о Херизау, старинных красот которого не видно из окна вагона. Торговый Херизау — улей промышленности. Во всем Аппенцелле не найти более населенной коммуны. Но честь получить швейцарские казармы в Брайтфелде выпала херизаусцам лишь на Троганском совете земельной общины в 1862 г. после тяжелой борьбы не в пользу Тойфена. Потребовалось 14 раз проводить голосование, и только тогда был объявлен окончательный результат. Роберт рассказал, что когда закладывался фундамент, земля оказалась болотистой, из-за чего в совете возник забавный спор. Один из членов предложил: «Построим не двухэтажные, а сразу трехэтажные казармы: если один этаж уйдет под землю, получится как раз два этажа!» Иногда Херизау кишит не только рекрутами, но и больными, которые спешат к натуропатам и дантистам.
Болтая о подобных вещах, мы добираемся до Урнэша, который лежит в долине, зеленой от лука-резанца. В 1673 г. здесь был убит последний медведь. Когда мы пересекаем деревню на желто-оранжевом почтовом автомобиле, ему приходится протискиваться сквозь упрямое стадо бурых коров. Стадо гонят в Альпы три пастуха, которые дымят трубками,
