Эван Райт - Поколение убийц (Generation Kill)
Бодли — новичок в первом разведбатальоне, и признается, что ему тяжело давать советы этим морпехам. «Рвение, которое эти юноши испытывают к убийству, удивляет меня, — признается он. — Когда я впервые услышал, как легко и какими похабными словами они говорят о лишении человека жизни, это наполнило меня чувствами неверия и бешенства. Люди здесь думают, что Иисус — это коврик, о который можно вытирать ноги».
У Хамви сержанта Брэда Колберта морпехи бездельничают под камуфляжной сеткой, наслаждаясь несколькими ленивыми часами в жаркое послеполуденное время. Капрал Джошуа Персон, водитель группы, снял рубашку и загорает, пытаясь свести с кожи «чакни» — фурункулы на груди — под палящим иракским солнцем. Сержант артиллерии Майкл Уинн, старший по званию боец-срочник во втором взводе роты Браво, проходя мимо, останавливается, чтобы пересказать последние слухи. «Говорят, — произносит он с мягким техасским акцентом, — что нас могут отправить на иранскую границу для сдерживания наплыва контрабандистов».
«Черт, нет! — говорит Персон. — Я хочу ехать в Багдад и убивать там людей».
Несколько бойцов от нечего делать вспоминают имена знаменитых бывших морпехов — Оливера Норта, Капитана Кенгуру и Джона Уэйна Боббита. «После того как ему обратно пришили член, он снимался в порнофильмах, где трахал карлицу, да?» — спрашивает кто-то.
Уинн, которому тридцать пять, и он почти как отец для многих бойцов взвода на десять-пятнадцать лет его младше, светится от гордости: «Да, скорей всего. Морпех может трахнуть все что угодно».
На то, чтобы добраться до аэродрома, у этих морпехов ушла почти целая неделя, и им осталось меньше чем полпути до пункта своего назначения: города Эль-Кута, в шестидесяти милях севернее, который является штаб-квартирой дивизии Республиканской гвардии. Кроме того, морпехи нащупывают свой путь по не размеченной моральной плоскости, охотясь на врага, который не вышел из своего укрытия и одет в гражданскую одежду, ведя по нему стрельбу в населенной местности. Временами будет казаться, что убийства безоружных гражданских превосходят по своему размаху убийства настоящих боевиков.
Среди офицеров ходит афоризм, что «сварливый морпех — счастливый морпех». По этому стандарту, никто из офицеров не делает морпехов из первого разведбатальона счастливее, чем их командир — лейтенант-полковник Стив Феррандо. Морпехи обвиняют Феррандо в том, что он набрал в офицерский корпус людей, которые им кажутся некомпетентными, в частности — командира взвода, которого они иронически прозвали Капитан Америка — именно его вскоре будут подозревать в том, что он издевается над вражескими военнопленными. Они обвиняют Феррандо в том, что два дня назад в Эль-Гаррафе он завел их в засаду, где одного морпеха ранило, а многие другие почти чудом, совершенно случайно избежали смерти. Они винят Феррандо за то, что он в последнюю минуту отправил их в атаку на аэродром Калъат-Сикара, во время которой капрал Гарольд Тромбли из группы Колберта по ошибке ранил двух юных пастухов. Они ненавидят Феррандо за его непреклонную одержимость тем, что он называет «стандартом выправки» — его настойчивость в том, чтобы даже во время боевых действий все бойцы носили определенные нормами стрижки, как положено брились и тщательно следили за чистотой своего обмундирования.
В моменты наибольшей паранойи несколько морпехов считают, что их командир пытается их убить. «С точки зрения психопатологии, — говорит сержант Кристофер Уасик, — существует вероятность, что командир хочет, чтобы кто-то из нас погиб, а когда он садится вместе с другими
руководителями, они почему-то не подшучивают над ним и не интересуются, в каком дерьме он только что побывал. Да, такое у нас есть подозрение». (В ответ на вопрос о таких настроениях бойцов Феррандо говорит: «Жаль, что некоторые из них испытывают такие чувства. Если вызываешься на войну, будь готов к тому, что в тебя будут стрелять»).
Часто кажется, что эти нарекания по поводу Феррандо служат своеобразным стравливающим клапаном для накопившегося у морпехов раздражения, о котором они замалчивают. Никто из них не спал более трех часов подряд с тех пор, как они покинули Кувейт на прошлой неделе. Еще хуже — их продовольственный рацион сократился где-то до одного с половиной приема пищи в день (после инцидента, в котором иракцы подорвали один из снабженческих грузовиков с сухими пайками). Точно так же они не жалуются на постоянную нехватку воды, которая, по мнению Колберта, на вкус и запах — словно «грязная задница». Многие морпехи, которые впервые за неделю сняли ботинки, когда разбивали лагерь, обнаружили, что из-за грибковой инфекции кожа на их ногах гноится и отслаивается полупрозрачными белыми полосками, похожими на ленточных червей. Они не жалуются на мух, которые наводняют лагерь; постоянный кашель, текущие сопли и слезы, опухшие глаза из-за непрестанных пыльных бурь; или приступы рвоты и диареи, которые донимают около четверти из них. Вместо того чтобы жаловаться на эти страдания, морпехи хохочут.
И мало кто из них признается в каких-либо глубоких опасениях, не говоря уже об откровенном страхе. «Хватит с меня этого дерьма в духе крутых парней, — говорит сержант Антонио Эспера. — И в бою мне ничего не нравится. Я не люблю стрельбу. Я терпеть не могу боевые действия».
Эспера, как и многие другие, поступил в морскую пехоту, чтобы что-то кому-то доказать. Он вырос в бурной семье в неблагополучном районе пригорода Лос-Анджелеса и, после того как ему стукнуло двадцать, четыре года еле сводил концы с концами, изымая за неплатеж автомобили в южно-центральном районе. Он ненавидел свою работу и одновременно наблюдал за тем, как его друзей и одного близкого родственника посадили в тюрьму за насильственные преступления, которые были в их мире практически обычным явлением. Хотя Эспера — на четверть англосакс по линии матери, преимущественно он — латиноамериканец и американский индеец, и говорит, что был воспитан в ненависти к белым.
Он утверждает, что несколько лет назад умышленно уклонился от получения диплома местного колледжа, хотя ему не хватало всего нескольких баллов, чтобы его заработать, потому что, по его словам: «Мне не нужен был какой-то клочок бумаги от белого ректора, говорящий о том, что я пригоден к тому, чтобы функционировать в его мире». Но после четырех лет изымания автомобилей в беднейших районах Лос-Анджелеса у Эсперы наступило прозрение: «В меня стреляли, и я зарабатывал смешные деньги, всего лишь защищая имущество кучки богатых белых банкиров». Тогда он поступил на службу в морскую пехоту. Служить белым можно, рассудил он, но делать это нужно с «честью и достоинством».
Эспера был среди первых морпехов, которые вступили в Афганистан, и провел там сорок пять дней в окопе, но в ту войну в него едва ли стреляли. По его словам, сейчас он сожалеет, что повторно завербовался на службу после Афганистана. «И о чем я тогда думал, приятель? — вопрошает он. — Каждое утро мне кажется, что я сегодня погибну. Ради чего? Чтобы какой-то полковник мог стать генералом, бросив нас в очередную перестрелку?»
В следующую ночь самолет-разведчик сообщает, что к периметру лагеря первого разведбатальона якобы приближается вооруженная колонна иракцев, и морпехи рядом с позицией Колберта утверждают, что насчитали 140 иракских машин, у которых почему-то включены фары. Колберт, который также следит за огнями, высмеивает это донесение. «Это огни деревни», — говорит он своим людям.
Другие его мнение не разделяют. На высших уровнях дивизии передается тревога — на первый разведбатальон вот-вот нападут крупные иракские вооруженные силы. Военная доктрина США в таких ситуациях трактуется довольно недвусмысленно: если существует вероятность непосредственной угрозы — бомбить ее на хрен. Один из офицеров первого разведбатальона, капитан Стивен Кинцли, говорит об этом так: «По нам делают несколько разрозненных выстрелов, а мы стреляем в ответ с такой ошеломляющей силой, что сравниваем их с землей. Я называю это приструниванием хаджей», — говорит он, употребляя распространенное среди военнослужащих США прозвище для иракцев.
В следующие несколько часов волны реактивных штурмовиков и бомбардировщиков сбрасывают вокруг лагеря около 8000 фунтов снарядов. На утро разведбатальон отправляет пеший патруль для оценки повреждений от бомбардировки. Бойцы видят множество воронок рядом с деревней, но не
обнаруживают никаких признаков оружия. Сержант Деймон Фосетт из роты Альфа первого разведбатальона, который руководил одним из патрулей, говорит: «Мы могли пойти дальше. Мы не добрались до всех мест, куда упали бомбы, но я полагаю, они и не хотели, чтобы мы слишком глубоко в этом копались и возможно обнаружили, что нанесли повреждения домам или мирным жителям. Или вообще ни во что не попали».
