Михаил Курушин - 100 великих военных тайн
В конце июня 1941 года Военное министерство и Генеральный штаб сочли возможным сократить количество выделяемых для нападения на СССР дивизий до 25. Затем основной удар собрались наносить силами 20 дивизий. 31 же июля на встрече начальника оперативного управления Генштаба Танака с военным министром Тодзио было принято окончательное решение: для войны против СССР понадобятся 24 дивизии. Это объяснялось тем, что японское командование намеревалось достичь целей агрессии «малой кровью».
В действительности же в результате проведения мобилизации, как отмечалось выше, в Маньчжурии и Корее была сосредоточена группировка японских войск в 850 тысяч человек, что по численности соответствовало 58–59 японским пехотным дивизиям. Ведь японский Генштаб и командование сухопутных сил при разработке плана войны против СССР исходили из того, что на Дальнем Востоке и в Сибири дислоцируется около 30 советских дивизий. Поэтому они и стремились к созданию необходимого для проведения наступательных операций двойного превосходства.
К началу августа для вторжения в Советский Союз все было в основном готово. Приближался установленный графиком срок принятия решения о начале войны – 10 августа.
Уже во второй половине июля, когда подготовка Японии к нападению на СССР осуществлялась полным ходом, среди японского генералитета появились первые сомнения в успехе германского «блицкрига».
Японские стратеги стали серьезнее анализировать перспективы Германии в войне против СССР. «Театр военных действий в России – огромен, и его нельзя сравнивать с Фландрией. Равнинный характер театра войны в России, хотя и дает возможность быстрого продвижения для Германии, но, с другой стороны, он способствует правильному отступлению, на что и рассчитывает СССР. Ликвидировать советские войска в этом случае будет не так-то легко. Партизанская война также значительно усиливает обороноспособность СССР».
Поскольку приближалась запланированная дата принятия окончательного решения о начале военных операций против СССР, японское руководство пыталось выяснить у германского правительства сроки завершения войны. Посол Японии в Берлине Осима свидетельствовал впоследствии: «В июле – начале августа стало известно, что темпы наступления германской армии замедлились. Москва и Ленинград не были захвачены в намеченные сроки. В связи с этим я встретился с Риббентропом, чтобы получить разъяснения. Он пригласил на встречу генерал-фельдмаршала Кейтеля, который заявил, что замедление темпов наступления германской армии объясняется большой протяженностью коммуникаций, в результате чего отстают тыловые части. Поэтому наступление задерживается на три недели».
Подобное разъяснение лишь усилило сомнения японского руководства в способности Германии быстро разгромить СССР. О трудностях свидетельствовали и участившиеся требования вождей Третьего рейха как можно скорее открыть «второй фронт» на востоке. Они все более откровенно давали понять Токио, что Японии не удастся воспользоваться плодами победы, если для этого ничего не будет сделано.
Однако японское правительство продолжало заявлять о «необходимости длительной подготовки». В действительности же в Токио боялись преждевременного выступления против СССР.
Ввиду того, что «молниеносная война» не состоялась, правительство Страны восходящего солнца стало с большим вниманием относиться к объективному анализу внутриполитического положения СССР. Еще до начала гитлеровской агрессии некоторые японские специалисты по Советскому Союзу высказывали сомнения по поводу быстрой капитуляции СССР. Так, например, один из сотрудников японского посольства в Москве, Еситани, в сентябре 1940 года предупреждал: «Полным абсурдом является мнение, будто Россия развалится изнутри, когда начнется война». 22 июля 1941 года японские генералы вынуждены были признать в «Секретном дневнике…»: «С начала войны прошел ровно месяц. Хотя операции германской армии продолжаются, сталинский режим вопреки ожиданиям оказался прочным».
К началу августа 5-й отдел Разведуправления Генштаба (разведка против СССР) представил руководителям Военного министерства документ под названием «Оценка нынешней обстановки в Советском Союзе». Хотя его авторы продолжали верить в конечную победу Германии, они не могли не считаться с реальной действительностью, а потому указывали: «Даже если Красная армия в этом году оставит Москву, она не капитулирует. Намерение Германии быстро завершить решающее сражение не осуществится. Дальнейшее развитие войны не будет выгодным для германской стороны».
Армия в это время продолжала активную подготовку к осуществлению плана «Кантокуэн». Генеральный штаб и Военное министерство выступили против включенного в документ японского МИДа от 4 августа 1941 года положения о том, что сражения на германо-советском фронте затягиваются. Начальник Генштаба Сугияма и военный министр Тодзио заявили: «Существует большая вероятность того, что война закончится быстрой победой Германии. Советам будет чрезвычайно трудно продолжать войну. Утверждение о том, что германо-советская война затягивается, является поспешным заключением».
Японские военные не желали упускать «золотую возможность» обрушиться совместно с Германией на Советский Союз и сокрушить его. Особое нетерпение проявляло командование Квантунской армии. Ее командующий Умэдзу передавал в центр: «Благоприятный момент обязательно наступит… Именно сейчас представился редчайший случай, который бывает раз в тысячу лет, для осуществления политики государства в отношении Советского Союза. Необходимо ухватиться за это… Если будет приказ начать боевые действия, хотелось бы, чтобы руководство операциями было предоставлено Квантунской армии… Еще раз повторяю, что главным является не упустить момент для осуществления политики государства».
Командование Квантунской армии требовало от центра немедленного выступления. Начальник ее штаба генерал-лейтенант Есимото убеждал начальника оперативного управления Генштаба Танаку: «Начало германо-советской войны является ниспосланной нам свыше возможностью разрешить северную проблему. Нужно отбросить теорию «спелой хурмы» и самим создать благоприятный момент… Даже если подготовка недостаточна, выступив этой осенью, можно рассчитывать на успех».
Японское командование считало важным условием вступления в войну против СССР значительное ослабление советских войск на Дальнем Востоке, когда можно будет воевать, не встречая большого сопротивления со стороны Красной армии. В этом состояла суть теории «спелой хурмы», а именно ожидания «наиболее благоприятного момента».
По замыслу японского Генерального штаба, военные действия против СССР должны были начаться при условии сокращения числа советских дивизий на Дальнем Востоке и в Сибири с 30 до 15, а авиации, бронетанковых, артиллерийских и других частей – на две трети. Однако масштабы переброски советских войск в европейскую часть СССР летом 1941 года далеко не соответствовали этим ожиданиям. По данным разведуправления японского Генштаба от 12 июля, за три недели после начала Великой Отечественной войны с Дальнего Востока на запад было отправлено лишь 17 процентов советских дивизий, а механизированных частей – около одной трети. При этом японская военная разведка сообщала, что убыль восполняется за счет призыва среди местного населения. Обращалось особое внимание на то, что в основном перебрасываются войска Забайкальского военного округа, прочие же группировки РККА практически остаются прежними.
Сдерживающее воздействие на решение о начале войны против СССР оказывало сохранение на Дальнем Востоке большого количества советской авиации. К середине июля японский Генштаб имел сведения о том, что на запад переброшено только 30 советских авиационных эскадрилий. Особое беспокойство вызывало наличие в восточных районах СССР значительного числа самолетов бомбардировочной авиации. Считалось, что в случае нападения Японии на Советский Союз возникала реальная опасность массированных воздушных атак территории Страны восходящего солнца. Японский Генштаб располагал разведданными о наличии в 1941 году на советском Дальнем Востоке 60 тяжелых бомбардировщиков, 450 истребителей, 60 штурмовиков, 80 бомбардировщиков дальнего действия, 330 легких бомбардировщиков и 200 самолетов морской авиации. В одном из документов ставки от 26 июля 1941 года указывалось: «В случае войны с СССР в результате нескольких бомбовых ударов в ночное время десятью, а в дневное – двадцатью-тридцатью самолетами Токио может быть превращен в пепелище».
Советские войска на Дальнем Востоке и в Сибири оставались грозной силой, способной дать решительный отпор японским войскам. Японское командование помнило сокрушительное поражение на Халхин-Голе, когда императорская армия на собственной шкуре испытала военную мощь Советского Союза. Германский посол в Токио Отт доносил Риббентропу, что на решение Японии о вступлении в войну против СССР оказывают влияние «воспоминания о номонханских (халхингольских) событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии».
