Георгий Свиридов - Охотники за алмазами
Буровую вышку Юрка увидел в конце дня. Она одиноко возвышалась вдали над горизонтом.
— Ото и е буровая, — сказал возница. — Гул от нее, скаженной, идэ на сто верст.
Солнце клонилось к закату, а зной, казалось, усиливался. Воздух был раскален, словно с неба жег огонь «Как в Азии, припекает», — подумал Юрка.
Вышка стояла на пустыре, выжженном солнцем. Ни днем, ни ночью не прекращался грохот. Напряженно гудели моторы, скрежетала лебедка, на блоках и барабанах скрипел отшлифованный до зеркального блеска трос. С гулом вращался стальной круг над скважиной, который, как позже узнал Юрка, называется ротором. У механизмов деловито сновали рабочие. Обнаженные по пояс, загорелые до черноты, вымазанные. На головах у них выгоревшие кепки, на ладонях — брезентовые рукавицы. От железа, нагретого солнцем и моторами, исходил палящий жар. Пахло моторным газом, горелым маслом. От грохота, от жары и духоты першило в горле и начинало стучать в висках. Но буровики работали сноровисто, словно заведенные.
Да, вот как человек заглядывает в таинственное нутро планеты! Гигантский стальной бурав из свинченных труб сверлил землю на глубине более тысячи метров. От его мощного вращения сотрясалась махина железной вышки, мелко дрожала опалубка и тяжелый густой гул распространялся по степи…
— Ну как, нравится?
Перед Юркой стоял начальник вахты, пожилой кряжистый украинец с седыми запорожскими усами.
— Здорово! — выпалил Юрка, стараясь перекричать грохот машин.
— Сегодня смотри и знакомьсь, а завтра — за дело.
Так началась Юркина жизнь на буровой. Старательный и внимательный, с цепкой памятью и крепкими руками, он довольно быстро освоил навыки подсобного рабочего. А потом, постепенно, приобретал одну профессию за другой, продвигаясь к званию бурового мастера. Машины он любил и понимал, ибо о детских лет привык слушать голос мотора и общаться с железом. Юрке не терпелось поскорее узнать секреты мастерства, научиться по звуку понимать буровой станок, состояние долота на большой глубине…
Время помчалось стремительно, словно конь, которого хлестнули кнутом. Началась кочевая жизнь рабочего геологической партии. Искал газ, искал нефть, железную руду, бурый уголь… Приазовье, Кривой Рог, Чернигов, Кировоград, Кременчуг…
Учиться он все же поехал, только не сразу, а через четыре года. Его послали на двухгодичные высшие инженерные курсы. Эревьен закончил учебу с отличием и получил диплом инженера — геолога-разведчика.
И снова — юг Украины. Поиски нефти и газа…
Молодой специалист отлично знал и любил свое дело. Мог заменить рабочего на любом участке, и это умение трудиться, не чураясь никакой работы, не считаясь со временем, рождало уважение и признание коллектива.
Впрочем, не только коллектива, но и отдельных личностей. Женского пола, разумеется. Девушки и молодые женщины не упускали случая, чтобы обратить на себя внимание. Такой симпатичный и — холостой! Но инженер-геолог оставался просто требовательным начальником, ничего не замечал, никого не отмечал. Кто-то даже пустил слух, что «инженеру вовсе не нужна женская особа, он вполне обходится близостью с машинами».
Но всему свое время. Пришла любовь и к нему. Нежданно-негаданно.
Думал ли Юрий, отправляясь на своем мотоцикле в соседнюю поисковую партию, что эта поездка круто изменит судьбу и осветит радостью жизнь? Впрочем, никто не знает, где именно встретит свое счастье. Эревьен повез с собой две стеклянные банки, в которые положил образцы породы. У соседей имелась лаборатория.
Встретила его новая молодая лаборантка. И обожгла взглядом сердце геолога. Если бы Юрия тогда спросили, какая она из себя, он не смог бы сказать ничего вразумительного. Запали в памяти одни большие глаза, опушенные густыми ресницами, и крылатые брови. Глаза излучали свет, от которого становилось тепло и хорошо на душе.
Лаборантка, насыпав пробного грунта в чистую пробирку, уселась за свой стол, уставленный приборами. Юрий скромно присел на край табуретки, не сводя с лаборантки взгляда, смотрел, как она делает анализ, и, по сути, ничего не видел…
Потом он бешено гнал мотоцикл по пыльной дороге, колесил по окрестностям, изъездил ближайшие поля и перелески, не спешил вернуться в свою партию. Встречный ветер дул в лицо, забирался под рубаху, но не мог остудить жара внутри. Куда бы Юрий ни смотрел, всюду виделись ее лучистые глаза.
Подкатив к реке, он долго плескался в прохладной воде, торопливо отмерял саженками расстояние от одного берега до другого. Но и вода не приносила успокоения. Чувство, ранее совсем незнакомое ему, охватило и понесло в неведомый радостный край жизни. Юрий улыбался реке, прибрежным камышам, покатому берегу, одинокой иве, опустившей свои зеленые косы до самой воды, всему окружающему миру. Потому что отовсюду на него смотрели ее глаза. Глаза девушки, имени которой он даже не знал.
Не ведал и того, что едва он погнал назад на своем мотоцикле, эта самая девушка бросилась к окну и долго смотрела на дорогу, на которой оседала пыль от колес…
Два сердца, того не ведая, забились в одном согласном ритме.
3Осенью справляли свадьбу. Шумную и веселую. Лаборантка Оксана, дочь колхозного кузнеца Василия, сменила свою украинскою фамилию на французскую и стала женою инженера-геолога.
Но женитьба не принесла оседлости. И с рождением сына молодые продолжали, кочевать. Жили на частных квартирах, в построенных наспех бараках, понимая важность своей работы. Советская страна спешно создавала свою индустрию, и ей требовались новые месторождения железных руд, угля, нефти, газа. А когда человек сознает себя участником великих дел, то его работа, какой бы тяжелой она ни была, становится радостью.
Молодость запальчива и упряма, особенно если она убеждена в своей правоте, потому что ищет новых путей и готова к сегодняшним неудобствам ради приближения завтрашних успехов. Молодость на жизнь смотрит критическим взглядом, и, свободная от груза укоренившихся методов, которые в свое время тоже были новыми, а с годами устарели, она остро видит недостатки и в меру своих сил и способностей пытается внести изменения в отлаженный годами производственный ритм, для ускорения конечного результата и лучшей пользы.
Но главный инженер треста, лысый и худой, отмерявший последние годы своей жизненной тропы, чурался нововведений. Зачем они, когда и так все отлажено, когда методы поисков проверены десятками лет бурения? Он ни о чем не хотел говорить, требовал только одного — выполнения плана, смотрел лишь на цифры процентов.
А когда схлестываются две стихии, одной из них приходится отступать. Деловой спор перешел в затяжной конфликт, вызвавший обоюдное непримирение. Оба оказались с характерами. Но бороться и отстаивать свои убеждения Юрию было трудно — слишком неравны оказались условия сторон. Соперник занимал по службе ступеньку выше, был начальством. А как говорит практика жизни, которую Юрий только постигал, прав оказывается всегда тот, у кого больше прав.
И Эревьен вынужден был уйти из геологии.
В те годы много инженеров-геологов работало в проектных организациях, водном и коммунальном хозяйстве, отраслевых министерствах. Коммунальный трест с радостью принял молодого геолога, имеющего опыт работы. Эревьена уже знали и ценили. От поисков газа и нефти он перешел к бурению артезианских скважин, к поискам пресной воды. Бурил колодцы в Николаеве, Тирасполе, Одессе… Конечно, оборудование не то, что при глубоком бурении. И метраж проходок иной. Юрий, может быть, не раз чертыхался про себя, но дело есть дело.
4Великая война ворвалась в мирную жизнь, отогнав своей большой опасностью все мелкие обиды и печали. Немецкие танки топтали гусеницами густую украинскую пшеницу, огненный вал катился к Одессе.
Эревьен успел отправить на Восток жену и сынишку, посадив их в последний товарный эшелон. А сам отказался от брони, чем огорчил прямое начальство, и пошел добровольцем в отдельный отряд глубокого бурения, созданный при штабе Южного фронта.
В отряде подобрались опытные буровики, привыкшие искать нефть, газ, железную руду, каменный уголь. А штаб фронта поставил задачу:
— Армии нужна вода. Достаньте ее из-под земли поскорее!
И вот тут-то пригодился опыт Юрия Эревьена. Он знал, как и где бурить, чтобы найти пресную воду.
Сначала встречались и среди штабных офицеров такие ретивые, что смотрели на отряд косо: тыловые кроты прячутся от огня. Но когда фашисты тяжелой подковой блокады охватили Одессу, прижали к морю, сказалась нехватка питьевой воды. И совсем худо стало, когда гитлеровцы захватили Беляевский водопровод. Вся надежда возлагалась на буровиков. Днем и ночью, под бомбежкой и артиллерийскими обстрелами, гидросаперы спешно бурили артезианские скважины. Город и фронт получали воду. Горожанам ее отпускали по карточкам — по полведра на человека в сутки…
