Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
«Мистер Блэтти, из аэропорта звонит Эллен Бёрстин. Она говорит, что не хочет брать такси и просит прислать за ней лимузин. Но мистер Фридкин приказал никому не выделять лимузин. Что мне ответить?»
«Раз он сказал — никому, значит — никому. А мне некогда, я опаздываю на встречу».
На следующее утро Фридкин и Блэтти, напихав в себя бутербродов с пастрами [106] в «Карнеги-Дели», отправились вниз по Седьмой авеню. Фридкин стал выговаривать Блэтти за то, как грубо и недипломатично тот повёл себя с Бёрстин. Блэтти защищался. Остановившись перед светофором, Фридкин неожиданно спросил:
— Билл, если тебе что-то не нравится, почему бы тебе меня не уволить?
— Хорошо, ты уволен.
Фридкин развернулся и пошёл в другую сторону. «Конечно, я не собирался его увольнять, просто хотел делать то, что должен делать продюсер, — вспоминает Блэтти. — Я рассчитывал, что в понедельник мы всё утрясём и между нами не останется недопонимания в вопросе — кто и за что отвечает. Однако в понедельник студия направила к нам бригаду из семи адвокатов режиссёра и его агента. Они должны были удержать Билли и убедить в том, что юридически я не имел права его увольнять. Это был нокаут. Я отправился в «Шерри Недерленд», где остановился Фридкин. Как будто в подтверждение его нежелания сотрудничать, на нервной почве у него разболелось горло и поднялась температура — говорить он не мог. После этого случая я доложил руководству «Уорнер», что снимаю с себя всю ответственность за бюджет. Само собой, бюджет картины поднялся с 4 до 12 с лишним миллионов долларов».
С самого начала работы Фридкин установил планку, которую собирался покорить, на довольно серьёзную высоту. На спинке режиссёрского кресла, на накидке слева от фамилии хозяина, красовалась надпись: «Премия «Оскар» за ленту «Французский связной». Справа же, на месте названия фильма и предполагаемого «Оскара», стоял знак вопроса. Всем стало ясно, что лёгкой прогулки не предвидится. Первый кадр в звуковом павильоне студии «20-й век — Фокс» на 54-й улице должен был запечатлеть крупный план жарящейся на гриле свиной грудинки. По замыслу режиссёра операторская тележка должна была двигаться назад, но на пути оказалась стена — только что построенные декорации оказались не нужны до тех пор, пока не решили вопрос со стеной. Правда, теперь Билли не понравилось то, как зажаривается, сворачиваясь в трубочку, мясо. Съёмку опять остановили — завхоз долго искал по всему Нью-Йорку парное мясо (в 1972 году это сделать было непросто), которое, как считал режиссёр, должно оставаться плоским. Фридкин работал так медленно, что один из рабочих, заболев и вернувшись на площадку через три дня, успел застать съёмки всё того же кадра.
«Предохранитель» у Фридкина пробивало мгновенно. По утрам он увольнял сотрудников, а к обеду вновь приглашал на работу. Стоило ему подойти к человеку и произнести: «Можно тебя на минуточку», все знали, что сейчас что-то будет. Так он дёргал всех и каждого. «Только у него я отметил эту манеру общения: радостно здороваясь с кем-нибудь, пожимая руки, он, отвернувшись, мог процедить: «Вышвырните его отсюда!», — вспоминает один из рабочих съёмочной группы. Между собой на площадке его называли «Билли с приветом».
Как режиссёр Фридкин больше интересовался технической стороной — объективами и спецэффектами, — а не исполнителями. Он их не любил и, не стеснясь, говорил: «С пеньками и то лучше работать, чем с актёрами». (В 1990 году его желание исполнится в фильме «Страж».) Он мог вдруг закричать: «Хоть из туалета к вам не выходи!». Любил Фридкин и попугать актёров, стреляя из пистолета или включая на полную громкость фонограмму из «Психоза» или «пение» южно-американских древесных лягушек. Часто он включал камеру, не предупредив об этом участников съёмки. В достижении цели он был безжалостен. В конце фильма, когда отец Каррас умирает, есть сцена отпущения грехов. На роль священника режиссёр пригласил настоящего священника — отца Уильяма О’Молли. Дублей сняли много, но Фридкина игра О’Молли не удовлетворяла:
— Билл, вы играете одинаково, от дубля к дублю ничего не меняется.
— Билли, только что я отпустил грехи своему лучшему другу. Я сделал это 15 раз подряд, а сейчас, между прочим, полтретьего утра.
— Понял. Вы мне доверяете?
— Конечно, — ответил О’Молли.
Услышав ответ, который и ожидал, Фридкин со всего маха отвесил священнику оплеуху. Возможно, данное решение и не соответствовало канонам системы Станиславского и вызвало негодование среди католиков съёмочной группы, но своей цели режиссёр достиг. «Уже на следующем дубле мои руки тряслись по-настоящему, — вспоминает О’Молли. — Вот вам и адреналин».
«Он обожал манипулировать актёрами, выдумывал всевозможные трюки — рассказывает Бёрстин. — Правда, со мной он вёл себя безукоризненно, если не считать одного случая, когда из-за него я повредила позвоночник». В кульминационный момент сцены, где Реган, вся в крови, стоя на кровати на коленях, вводит распятие во влагалище, а неведомый голос из её телесной оболочки призывает: «Отдайся Господу» и «Полижи меня», девочка, притягивая голову матери к промежности, изо всех сил ударяет её по лицу. Макнил вылетает из кровати и ударяется спиной о стену, в ужасе, что вот-вот на неё рухнет шкаф. На талии Бёрстин укрепили специальное приспособление с проводом, за которое каскадёр выдёргивал её из постели. Сняли первый дубль, второй, но Фридкин был недоволен. После третьего Бёрстин не выдержала и сказала:
— Билли, он дёргает меня слишком сильно, скажи ему.
— Понимаешь, всё должно выглядеть натурально.
— Я-то понимаю, но, говорю тебе, он может меня поранить. Билли посмотрел на каскадёра и велел делать всё полегче.
Правда, оборачиваясь, актриса заметила, как режиссёр подмигнул ему — мол, делай, как делал. В этот раз, падая, она приземлилась на копчик. Боль была нестерпимая и она закричала по-настоящему. Билли же, обрадовавшись, приблизил к ней камеру и сделал крупный план. «Обида и злость охватили меня, — заканчивает рассказ Бёрстин. — Значит, он специально хотел сделать мне больно, добивался реакции. С тех пор у меня постоянные боли в спине».
Во время съёмок в Вашингтоне Фридкин и Блэтти попали на одно из представлений мюзикла Боба Фосса «Прекрасная девушка» в Центре Кеннеди, где состоялась премьера постановки перед нью-йоркскими гастролями. Среди танцовщиц они приметили девушку с потрясающими ногами, по имени Дженнифер Нэйрн-Смит. Она работала в труппе Балета Нью-Йорка Баланчина. Перед тем, как получить свои 15 минут славы, танцуя в «Прекрасной девушке», она сблизилась с Фоссом, который параллельно встречался с другой танцовщицей — Энн Ринкинг. Дженнифер была родом из Австралии. Покинув родной дом в 17 лет, она училась в школе Лондонского королевского балета, а затем сыграла роль танцовщицы со змеями в злосчастной «Клеопатре» с Бёртоном и Тейлор в главных ролях. Джон Кэлли в это время находился в Риме, где продюсировал картину «Приключения молодого Хемингуэя», и послал ей телеграмму с предложением сняться в его фильме. «Я выросла в 50-е годы, притом в буше, видела лишь маленькие городки да стада коров, — вспоминает Дженнифер. — Мама строго-настрого наказала мне «не связываться с грязными продюсерами из Голливуда», так что доступные места у меня находились где-то чуть выше шеи и ниже колен. Как-то он заметил: «Я отказался от уик-энда в Монако в обществе Бетси Дрейк и принцессы Грейс, а ты не позволяешь себя даже обнять». По словам одного источника, Кэлли как-то, якобы, сообщил ей, что умирает от рака, а жить ему месяц — полтора. «Он домогался и домогался, и несколько лет спустя я всё-таки уступила ему в отеле «Мейфэр» в Лондоне, где до сих пор крахмалят простыни, — продолжает Нэйрн-Смит. — Я отдала драгоценное тело, вся в ожидании того, что за этим должно последовать, а он тихо исчез».
«Дженнифер была красоты неописуемой, — рассказывает Блэтти. — Я решил, что обязательно должен с ней встретиться». Продюсер позвонил танцовщице, а потом пожаловался Луису Ди Джиамо, отвечавшему за актёрский состав «Изгоняющего дьявола»:
— Представляешь, она не знает, кто я такой!
— Билл, а кто ты такой, Фрэнк Синатра, что ли?!
Блэтти попросил Луиса связаться с ней, но она так и не перезвонила. Дело было не только в связи с Фоссом: у Дженнифер был некий поклонник, который постоянно преследовал её и грозился расправиться с режиссёром, если она не ответит ему взаимностью. Кроме него, она встречалась с Раулем Хулиа, Барри Боствиком и ещё несколькими мужчинами. Как только «Прекрасная девушка» пошла в Нью-Йорке, Ди Джиамо сразу позвонил танцовщице и передал просьбу Билли Блэтти позавтракать с ней. На этот раз она согласилась и пришла в ресторан «Палм корт» отеля «Плаза». Воздыхатель был мрачен, постоянно вспоминал свою мать и попросил Дженнифер пойти вместе с ним на студию звукозаписи, где он пытался связаться с её духом посредством средств электроники. Она не могла устоять перед столь серьёзным отношением к потусторонним силам и согласилась. Блэтти недавно прочитал книгу одного латвийского психолога «Прорыв: связь с умершими через электронику» и считал, что уже близок к успеху — он «записывал» голоса отлетевших душ на магнитофонную ленту. Оператор студии «Эф энд Би Си-ко» на Уэст-Сайде включил запись и Блэтти воззвал: «Мама. Мама. Если ты слышишь, приди ко мне».
