Николай Михайлов - Над картой Родины

Рост тяжелой промышленности дал возможность расширить и вооружить новой техникой и легкую и пищевую промышленность. В годы довоенных пятилеток старые предприятия были коренным образом перестроены, расширены, улучшены. Появилось также множество новых предприятий.

Главная из отраслей легкой промышленности — текстильная — сильно развилась. Обувная промышленность в значительной мере была создана заново — одна только ленинградская фабрика «Скороход» перед войной давала стране в три раза больше обуви, чем все фабрики дореволюционной России, вместе взятые. А швейная промышленность может считаться новой целиком. Заново было создано и производство искусственного шелка.

Создание советских машин для легкой промышленности началось еще до первой пятилетки. Уже тогда была выпущена, скажем, кардочесальная машина марки «БК», освободившая от импорта. Ныне на текстильных фабриках страны работают высокопроизводительные, частью автоматические машины, построенные на советских заводах. Но с развитием техники многие из этих машин требуют дальнейшего совершенствования.

Теперь в нашей стране есть передовая пищевая промышленность. По стоимости продукции она давно превысила одна всю крупную промышленность царской России вместе с шахтами Донбасса, нефтяными промыслами Баку, текстилем Москвы и металлообработкой Петербурга. В производство идет наше, советское сырье: для пищевой промышленности заготавливается 74 вида сельскохозяйственной продукции. Магазин Елисеева, что был на Тверской улице в дореволюционной Москве, получал из-за границы 45 сортов печенья, 43 вида консервов, 18 сортов сыра. Даже уксусом и горчицей не обходились своими. Все это мы теперь производим у себя.

В России до советской власти существовали сахарные заводы, паровые мельницы и табачные фабрики, но не они определяли лицо пищевой промышленности, а ветряки, полукустарные маслобойни, мелкие винокурни, сельские крупорушки, бойни в деревянном сарае. А сейчас пищевой промышленностью мы называем огромные мелькомбинаты и мясокомбинаты, консервные заводы, автоматические хлебозаводы, целиком перевооруженные сахарные заводы, новые маслоэкстракционные установки, от начала до конца механизированные соляные рудники, океанские корабли-рефрижераторы. Рыболовные суда стали крупными, сильными — они не держатся ближе к берегу, как раньше, а уходят навстречу рыбьим косякам далеко в открытое море — вплоть до Северной Атлантики. На Каспии заманивают кильку в сеть с помощью электрического света. Машина грузит сахарную свеклу, вырабатывает котлеты из мяса, разливает и закупоривает бутылки, упаковывает сигары. Автомат заворачивает конфеты в бумажку — до пятисот в минуту. Автомат делает баранки; заменяя 11 работниц, он выстреливает 75 тысяч баранок за сутки.

И все же производство товаров народного потребления еще отстает от растущего спроса населения. Многие нужды удовлетворяются не полностью.

Уделяя, как всегда, главное внимание основе основ нашей экономики — производству средств производства, партия и правительство организуют вместе с тем подъем производства предметов потребления. На базе непрерывного, преимущественного роста тяжелой индустрии развивается индустрия легкая и пищевая. В короткий срок должен быть создан достаток промышленных и продовольственных товаров.

Никогда еще выпуск вещей для повседневной жизни людей не рос так быстро.

Рост производства предметов потребления намечен большой, и его нельзя достичь без широкого нового строительства. Никогда еще в легкой и пищевой промышленности не было столько новостроек.

Стройка развернулась по всей стране. Промышленность, производящая предметы потребления, идет к потребителю.

РАСТЕТ ВСЯ СТРАНА

Изменения в географии не есть, конечно, особенность только нашей страны. И в хозяйстве капиталистических стран совершаются географические сдвиги. Строятся новые предприятия, осваиваются новые ресурсы, возникают новые районы.

Но изменения не носят там и не могут носить таких грандиозных масштабов. Никогда еще и нигде лицо страны не преображалось так быстро, как у нас и в странах народной демократии.

Главное, однако, не в этом. Главное в том, что географические сдвиги происходят в буржуазном мире совсем на других началах.

Капиталист жаждет прибыли, и если ему покажется выгодным построить новый завод в столице, он построит его там. Если почему-либо больше прибыли обещает тундра или высокогорное плато, он отправится и туда, хватило бы денег.

Предпринимателю и нужды нет, разумно ли разместится его завод с точки зрения интересов всей страны и ее будущего — станет ли география промышленности более рациональной, превратится ли еще один аграрный район в индустриальный, повысится ли благосостояние народа. Для деляги-стяжателя вопросы в такой постановке нелепы.

Он больше стремится, как говорят на Западе, к «агломерации» — к нагромождению предприятий в центрах, уже густонаселенных, освоенных, хорошо обставленных всяческими подсобными службами. Но он согласен и на менее обжитой район, если, скажем, подсчитает, что новое место снизит в его балансе расходы на транспорт. Он рад избрать и аграрный край — в том случае, если надеется увидеть там меньше конкурентов. Он сам будет рваться в национальный район, если рассчитывает встретить там «желтых» или «черных» рабочих, которым при капиталистических порядках можно платить меньше, чем белым. Он жаждет одного — наибольшей прибыли.

Так и происходят географические сдвиги в хозяйстве капиталистических стран — сдвиги стихийные, несогласованные, никем не спланированные, нередко идущие вразрез с интересами страны. Государственные ведомства пытаются иной раз упорядочить их, но это им плохо удается: ведь в буржуазном мире государство служит тем же самым капиталистам и не может итти против их интересов.

У нас происходят географические сдвиги, и в капиталистических странах происходят географические сдвиги. У нас есть старые и новые районы, и там есть старые и новые районы. Но как различна их судьба!

Текстильная промышленность Соединенных Штатов Америки осела на северо-востоке, в Новой Англии. Там она зародилась, отпочковавшись от Ланкашира, там и выросла, достигнув весьма высокого уровня. До поры до времени, казалось, все шло хорошо. Бостон в штате Массачусетс давал отменные ткани.

Но со временем на юге США появился район-конкурент. Там, особенно в штате Алабама, были понастроены фабрики в расчете на дешевую негритянскую рабочую силу, в расчете на более слабую сплоченность рабочих. Много разоренных негров-издольщиков побросало работу на плантациях и стало стучаться в фабричные ворота. Им можно было платить гроши, и, экономя на дешевом труде негров, капиталисты Юга стали завоевывать рынок. Массачусетс проиграл Алабаме — один штат другому.

Алабама поднялась, а в Массачусетсе начался упадок. Одни предприятия закрылись, другие свернулись. Дело дошло до того, что кое-где фабрики стали взрывать, продавать станки на лом. Только за послевоенное время, по крайней мере, треть текстильных предприятий Новой Англии прекратила работу, с тем чтобы переместиться на Юг.

В царской России хлопчатобумажная промышленность сгустилась в Центре — в Москве, Иваново-Вознесенске, Орехово-Зуеве, Богородске, а также в Петербурге и у западной границы. В этих местах сосредоточивалось почти 99 процентов всех веретен страны, хотя там и не было ни грамма собственного хлопка. Сначала привозили пряжу из Англии, потом хлопок из Америки; перед революцией половину хлопка получали оттуда, половину — из своего Туркестана.

Теперь размещение хлопчатобумажной промышленности начинает изменяться. Она сдвигается к сырью и к новым массам потребителя. Появились новые районы текстиля. И этот процесс продолжается.

Текстильная промышленность в новых сырьевых районах началась с того, что старый район разобрал несколько фабрик и послал на юг. Сырьевые районы были национальными районами. Советская власть заботилась об их индустриальном и политическом росте. И русский народ бескорыстно помотал своим братьям.

В дальнейшем, за годы пятилеток, на юге с помощью инженеров русского Центра были созданы большие хлопчатобумажные предприятия: в Ташкенте, Фергане, Ашхабаде, Сталинабаде, Ленинакане, Кировабаде… Уже не нужно возить кипы тканей навстречу кипам хлопка. Республики Средней Азии и Закавказья стали изготовлять одежду из собственных тканей.

Но они получили и нечто гораздо большее. В местах, где не было никакой индустрии, появились крупные социалистические предприятия — очаги культуры, опорные базы политического и хозяйственною расцвета прежних национальных окраин. Для миллионов тружеников Средней Азии и Закавказья эти предприятия стали школой новой жизни, школой коммунистическою воспитания. Женщины, недавно снявшие паранджу, не только приобретали в этих светлых цехах, среди жужжащих веретен, новые профессиональные навыки, — расширялся их кругозор, новыми глазами стали они смотреть на мир. А при старых порядках женщина в Средней Азии не смела выходить на улицу с открытым лицом, питалась остатками пищи мужа, ее могли продать как вещь… Коллективный труд на социалистическом предприятии, соприкосновение с современной индустриальной культурой, помощь русских текстильщиков преображали людей, день за днем воспитывали в них новые качества.