Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений
Это был причудливый кульбит истории, вывернувший наизнанку стереотипы холодной войны: место для перевалочного пункта грузов, предназначенных американскому военному контингенту в Афганистане, нашлось не где-нибудь, а в родном городе Владимира Ленина Ульяновске. Пока ульяновские коммунисты проводили демонстрации под лозунгами советских времен «НАТО, руки прочь от России!», бывший постоянный представитель России при НАТО Дмитрий Рогозин, регулярно критиковавший США, возражал: создание перевалочного пункта для транзитных грузов НАТО в Афганистане принесет городу миллиарды рублей и создаст рабочие места. Чем меньше времени оставалось до наступления 2014 года, тем сильнее беспокоил Россию вопрос ухода США из Афганистана. На встрече с участниками Валдайского клуба Путин сказал, что не нужно никакого «искусственного графика» выхода США из Афганистана и что Россия и США должны и дальше поддерживать сотрудничество в этой сфере. В торжественной речи по случаю открытия перевалочного пункта НАТО в Ульяновске Путин в очередной раз назвал НАТО «напоминанием о прошлом, о временах холодной войны», однако прибавил: «Мы должны помочь им»{639}.
Иран
Еще в начале первого президентского срока Обама обещал, что в отличие от своего предшественника, проводившего политику изоляции Ирана, постарается наладить диалог с Тегераном. Это обещание вписывалось в более общий новый курс на расширение контактов с исламским миром. В июне 2009 года Обама выступил в Каирском университете с речью, которая, по его мысли, должна была ознаменовать собой новый поворот в политике США. «Я приехал сюда, в Каир, чтобы попытаться открыть новую страницу во взаимоотношениях между Соединенными Штатами и живущими по всему миру мусульманами», – отметил Обама{640}. Российские политические обозреватели благосклонно встретили эти шаги администрации США и подчеркивали, что очень важно вести переговоры с иранцами. Увы, в том же месяце в Иране прошли президентские выборы, и народные протесты против их результатов были жестоко подавлены. Вашингтон подверг критике иранское правительство за его действия против собственного населения. Если раньше у Вашингтона теплилась хоть какая-то надежда на возможность проводить в отношении Ирана политику «двойного участия», то теперь она быстро увяла. Белому дому оставалось заняться разрешением главной проблемы в американо-иранских отношениях – ядерной программы Ирана. По иранскому вопросу, как и по афганскому, Россия имела возможность как чинить препятствия в плане безопасности Европы и США, так и оказать американцам содействие. Политика перезагрузки как раз и была направлена на то, чтобы заручиться поддержкой России в плане ограничения иранской ядерной программы и перебороть двойственную позицию России по отношению к Тегерану.
В период президентства Дмитрия Медведева Россия предпринимала усилия, чтобы расширить сотрудничество с США и общими силами сдерживать ядерную программу Ирана. Решающий момент наступил в сентябре 2009 года, когда советник Обамы по национальной безопасности генерал Джеймс Джонс показал своему российскому коллеге Сергею Приходько сделанные со спутника снимки секретного подземного объекта по обогащению урана в районе города Кум. В ответ россиянин покачал головой и сказал: «Это плохо, очень плохо»{641}. Два дня спустя на саммите «Большой двадцатки» в Питтсбурге Обама обсудил с Медведевым иранский объект в Куме – российская разведка, очевидно, проглядела его. Разговор этот повлиял на мнение Медведева о санкциях против Ирана. В октябре 2009 года российский президент внес коррективы в политику относительно Ирана, допустив, что «в некоторых случаях санкций не избежать», хотя объявил, что в целом остается противником санкций{642}.
В последующие несколько месяцев Вашингтон провел с Москвой серию интенсивных обсуждений, чтобы заручиться поддержкой Кремля в преддверии новых санкций против Ирана. На Пражском саммите в апреле 2010 года, где был подписан СНВ-3, Обама и Медведев львиную долю времени посвятили обсуждению санкций и вообще политики в отношении Ирана. В июне 2010 года Россия в числе пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН проголосовала за принятие Резолюции 1929, согласно которой ООН ввела четвертый, значительно более широкий пакет санкций против Ирана, предусматривавший в числе прочего ужесточение финансового контроля и расширение эмбарго на поставки оружия{643}. Столь же важное значение Белый дом придавал расторжению Россией контракта на поставку Тегерану зенитных ракетных систем С-300 на общую сумму $800 млн{644}. Продажа Ирану этих систем вызывала повышенное беспокойство у США и Израиля, и после расторжения контракта Иран обвинил Россию, что та уступила давлению со стороны американцев и израильтян. Вполне вероятно, что Медведев согласился расторгнуть этот контракт из желания активно продолжать перезагрузку; но не менее вероятно, что причиной стало нарастающее беспокойство самой России по поводу иранской ядерной программы.
И все же отношение России к Ирану так и оставалось двойственным. Москва по-прежнему утверждала, что Иран имеет право на программу мирного использования атома, и в который раз указывала на отсутствие доказательств, что Иран добился каких-либо успехов в производстве ядерного оружия. А тем временем строительство Бушерской АЭС в 2010 году после многочисленных проволочек все же завершилось, и в 2011 году она была введена в эксплуатацию{645}. Мало того, когда в ноябре 2011 года вышел доклад МАГАТЭ, где утверждалось, что на новом объекте Иран работает над созданием атомной бомбы, Россия заявила в ответ, что в докладе не приводится никаких новых доказательств и что дальнейшие санкции, за которые так ратуют ее американские и европейские партнеры, непродуктивны{646}. Близкие к правительству РФ СМИ обвиняли США в фальсификации доказательств существования ядерной программы Ирана и предупреждали об опасности ударов Израиля или США по иранским ядерным объектам{647}. В одной из предвыборных статей Путина, опубликованных в 2012 году, говорилось, что последствия военного удара по Ирану будут «поистине катастрофическими»{648}. Когда ситуация вокруг Ирана обострилась, встал вопрос о том, что Иран может перекрыть судоходство через Ормузский пролив, и о возможных мерах возмездия со стороны Запада, Россия предприняла попытку укрепить отношения с Тегераном. Администрация Обамы, как и до нее администрация Буша, на собственном опыте убедилась, что существуют пределы, дальше которых Россия не намерена дистанцироваться от одного из немногих своих оставшихся партнеров на Ближнем Востоке.
Команде Обамы стало ясно, что хотя США и Россия в рамках перезагрузки способны договариваться по целому ряду ключевых проблем, разногласия по другим вопросам сохраняются. И это стало еще очевиднее в 2012 году, в преддверии президентских выборов в России.
Глава 10
От Берлина до Дамаска: старые и новые разногласия
Бывшее советское пространство
Администрация Обамы пришла в Белый дом с твердым намерением не допустить, чтобы отношения США с соседями России подрывали американо-российскую перезагрузку. Если администрация Буша относила интеграцию Украины и Грузии в евроатлантические структуры к своим политическим приоритетам, то при Обаме Белый дом избрал другую линию – учитывать российские тревоги в отношениях с постсоветскими странами и вместе с тем настаивать, что это больше не игра с нулевой суммой. Ход событий на местах также указывал, что постсоветское пространство больше не является главным камнем преткновения в американо-российских отношениях, хотя фундаментальное расхождение интересов двух стран оставалось неизменным. Бюрократические препоны по-прежнему мешали администрации вести последовательную политику и принимать решения, как и при Буше. Старший директор Совета национальной безопасности по России Майкл Макфол, во время предвыборной кампании Обамы отвечавший за все постсоветские государства, после прихода в Белый дом стал отвечать только за Россию. Западные постсоветские государства, как и закавказские, перешли в ведение старшего директора по Европе, тогда как новые независимые государства Центральной Азии – в ведение старшего директора по странам Южной Азии. В 2009 году Макфолу удалось вернуть в число своих подопечных центральноазиатские государства, но в целом эти бюрократические стенки затрудняли выработку целостной и последовательной политики в отношении России и сопредельных с нею государств.
Благодаря событиям в Киеве Украина по большей части перестала быть проблемой в американо-российских отношениях. На президентских выборах в феврале 2010 года Виктор Янукович, отвергнутый населением Украины в ходе «оранжевой революции» 2004 года, одержал верх над своей соперницей Юлией Тимошенко, которая была в числе лидеров «оранжевой революции». Несмотря на многолетние попытки США и Европы утвердить на Украине демократию и торжество закона, «оранжевая революция» пала жертвой распрей между Тимошенко и бывшим президентом Виктором Ющенко, а также разгула коррупции в верхах украинской власти. Это отвратило многих бывших сторонников «оранжевой революции» и лишило всяких иллюзий широкие массы. Как резюмировал кто-то из украинских политических обозревателей, «люди хотят демократии, но они хотят и сильного лидера, который заботился бы о них»{649}. Как ни странно, Украина в 2010 году входила в число наиболее демократических государств Евразии, поскольку исход президентских выборов предсказать было невозможно. Западные эксперты посчитали прошедшие на Украине президентские выборы свободными и честными, и это не оставляло Вашингтону и Брюсселю иного выхода, кроме как признать их результаты и надеяться, что Янукович изберет путь интеграции с Западом. Но этого не случилось.
