Адольф Эрман - Жизнь в Древнем Египте
Тем не менее для египетского искусства было большим шагом вперед то, что эти изображения битв и подобные им по характеру и стилю рисунки меньшего размера были приняты в число официально признанных сюжетов.
Битва Сети I с хеттами. Над царем изображены три божества, которые его защищают, – Гор в образе сокола, тот же Гор в облике солнечного диска и богиня юга в облике коршуна. За ним в виде носителя опахала идет иероглиф, означающий жизнь. Надпись в обычных выражениях восхваляет могущество победоносного царя (согласно L. D., iii. 130 а)
Мы также могли бы ожидать, что, поскольку тяга к реализму в искусстве была в это время сильнее, чем когда-либо раньше[375], оно теперь само разбило бы оковы, которые носило две тысячи лет. Но этого не произошло; наоборот, эта тяга к естественности вскоре угасла, и после эпохи правления XX династии все фигуры снова стали соответствовать старым традициям. У такого отступления искусства назад были политические причины: верховные жрецы Амона, захватившие власть после падения Рамессидов, восстановили прежнюю ортодоксальность в искусстве так же, как и в религии. Набожные художники их эпохи, несомненно, считали грехом даже желание писать не точно так, как в старину. В наше время мы тоже обнаруживаем такой предрассудок во многих церквах.
История развития одной половины египетского искусства, обрисованная нами выше, была пережита и другой его половиной. Искусству ваяния тоже пришлось испытать превратности, которые выпали на долю живописи, с той лишь разницей, что развитие ваяния протекало проще, поскольку оно применялось не так широко и должно было создавать менее важные произведения.
Ваяние в Египте было обязано создавать, грубо говоря, два рода скульптур – портретные статуи для поклонения умершим и статуи богов, царей и священных животных для украшения храмов. Таким образом, в обоих случаях изображаемые фигуры должны были иметь официальную торжественную позу, а поскольку число таких поз ограничено, у египетского скульптора с самого начала было очень мало свободы выбора. Даже внутри этой области свобода творчества сильно ограничивалась, поскольку со времени первых попыток художественного творчества существовали жестко определенные представления о том, как надо ваять стоящую или сидящую фигуру; эти представления регламентировали даже мельчайшие детали и считались стандартом. Поэтому у самых древних статуй мы редко встречаем больше двух разновидностей. Первый тип – фигура, сидящая очень прямо на массивном квадратном стуле; ее глаза смотрят прямо вперед, руки лежат на коленях, правая ладонь сжата, левая полностью раскрыта. Второй тип – фигура тоже стоит в самой прямой и скованной позе, какая возможна; левая нога вытянута вперед[376], руки свисают вдоль тела, их ладони сжаты или же руки держат короткий и длинный скипетры. По техническим причинам египтяне редко решались высекать свои статуи без всякой опоры[377]; сидящие фигуры, как правило, опираются на каменную плиту, а стоящие всегда имеют сзади столб-подпорку. Точно так же египтяне никогда не осмеливались полностью отделить руки и ноги фигуры от ее туловища, а оставляли между туловищем и столбом сзади соединительные перемычки, которые окрашивали в черный цвет.
В изгибе неплотно сжатой ладони тоже оставляли маленький кусок материала, который позже часто ошибочно принимали за короткую палку.
Для деталей существовали такие же строгие правила, как и для целого. Почти для каждой части тела существовал предписанный стиль ее изображения, который нам не всегда кажется самым лучшим. Икры ног изображаются с помощью последовательного ряда плавно изогнутых поверхностей, которые очень неточно передают их форму; кадык, который редко упускали из виду даже при самой большой спешке в работе, помещали, как правило, не на то место, куда надо; пальцы вытянутой руки всегда похожи на четыре маленькие гладкие палочки, а суставы совсем не показаны. Эти формы были так же глубоко врезаны в сознание египетского художника, как предписанные линии рисунка; икры и ладони статуй надо было вырезать так, и только так; даже самое малое отклонение ощущалось бы как ошибка.
Первоначально голова тоже изображалась согласно этим условностям, поскольку лица многих статуй никак не могут быть портретами. Но в этом случае передача индивидуальных особенностей человека впервые проложила себе путь в искусстве, и у многих статуй, созданных при IV династии, мы обнаруживаем совершенно условное тело с головой, которая явно должна была иметь индивидуальные черты. Немного позже художники начали изображать в этом портретном стиле и тело: например, они несколькими штрихами показывали свисающий живот толстого старика. В произведениях, созданных при V династии, изображение форм человеческого тела достигло такого совершенства, а лицо при этом изображалось так правдиво (благодаря подчеркиванию его характерных черт и нововведению – глазным яблокам из хрусталя), что эти работы по праву причислены к шедеврам искусства всех времен и народов. Такие статуи, как так называемый Шейх-эль-белед и его жена из Гизы, Красный Писец и Пехернефр, находящийся в Париже, а также маленькая статуэтка карлика из Гизы (показанная здесь на иллюстрации), приводят в изумление любого лишенного предрассудков человека.
Упомянутая выше статуя писца позволяет увидеть, что художники V династии уже не были ограничены двумя предписанными типами статуй – стоящей и сидящей. Со времени V династии художнику разрешалось изображать умершего сидящим на земле с поджатыми под себя скрещенными ногами, или, как в этом случае, – в обычной позе чиновника, который делает запись на свитке папируса. Были даже попытки создать скульптурные группы: в этих случаях обычно изображали умершего и обнимающих его жену и сына. Обычай класть в гробницу вместе с умершим статуэтки слуг предоставил художникам хорошее поле для творчества, если говорить о фигурах, взятых из жизни; мы можем привести в качестве примеров фигурки женщин, которые толкут зерно и замешивают тесто.
От эпохи Древнего царства мы имеем лишь два примера второй ветви египетской скульптуры, которая играла такую важную роль в более поздние времена, – царских статуй. Это две статуи царя Хафры (Хефрена), строителя второй по величине пирамиды, найденные Мариетом в очень древнем храме недалеко от Большого Сфинкса. Они изображают этого монарха в условной позе сидящих фигур; его головной убор и трон украшены изображениями львов, и это единственный признак, что статуя изображает фараона. Лицо явно портретное, даже одна статуя изображает царя старше, чем другая. О теле мы едва ли можем сказать то же самое: хотя оно и прекрасно как произведение искусства, но показано в обычной условной манере. Одна из этих статуй замечательна также своим размером: она больше натуральной величины, в то время как все статуи частных лиц этой эпохи имеют – самое большее – натуральную величину, а обычно намного меньше.
Карлик Хнем(?)хотеп (согласно Перро – Шипье)
Хотя в целом мы оцениваем скульптуру Древнего царства очень высоко, особенно в дни ее более свободного развития при V династии, все же мы не хотели бы завышать эту оценку. Мы не должны, как часто бывает, судить об этом искусстве только по его шедеврам, которые в действительности были исключениями. Подавляющее большинство статуй этого времени заслуживают лишь умеренного восхищения, а многие, несомненно, плохи; явно даже в те древние времена хороших художников было мало, и они появлялись редко.
Скульптура эпохи Среднего царства шла в основном по этому же пути, и вообще искусство ваяния статуй в Египте развивалось в очень узких границах. Статуи частных лиц напоминают нам реалистичные фигуры времен V династии. В эту эпоху мы обнаруживаем также фигуры с тупыми лицами людей, лишенных воображения, и толстыми телами и группы из трех или четырех фигур, в большинстве случаев выполненные очень торопливо. С другой стороны, колоссальные статуи царей выполнены целиком в идеализированном стиле, и в них нет уступок правде жизни. Они должны были быть лишь частью архитектуры храма и потому выполнялись как чисто декоративные, что видно по сознательно выбранному неверному положению ушей. Мы должны сделать одно исключение: наш вывод не относится к одной замечательной группе царских статуй, а именно к упомянутым ранее статуям с неегипетскими (европеоидными. – Ред.) лицами. То, как художник передал эти чужеземные черты лица, избежав угрожавшей ему опасности перехода в карикатуру, заслуживает нашего полнейшего восхищения, и это же относится к тому, как изображены иноземная манера одеваться и борода.
Количество скульптур, дошедших до нас от эпохи Нового царства, огромно; по большей части они декоративные. Статуи, воздвигнутые в эти времена перед храмами, были колоссальных размеров – одна 17 м, другая – 13 м в высоту, а бесчисленные статуи, которыми были «населены» святилища, – например, построенный Аменхотепом I храм в Карнаке имел семьсот статуй размером в человеческий рост, изображавших львиноголовую богиню Сехмет, – все были произведениями скорее ремесленника, чем художника. Легкость, с которой были обработаны эти огромные каменные глыбы, конечно, поразительна, но изумление вызывает скорее техника скульптора, чем душа художника, которая вообще почти не видна. Голова колосса, несомненно, была портретом, но, как правило, таким идеализированным и неточным, что он производит на нас слабое впечатление. Тело ваяли полностью в старом традиционном стиле – с плохими икрами ног и с еще худшими ладонями рук, и, что особенно режет нам глаза у колоссов, тело не везде соответствует реальным образцам. Но если мы теперь отвернемся от этих работ, которые изготавливались десятками по мере того, как требовались архитектору, и рассмотрим относительно малое число подлинных произведений искусства, которые дошли до нас от времен Нового царства, наше мнение об искусстве этого периода станет гораздо лучше.
