Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4
Затем А. Н. Хвостов перевел разговор на безучастное отношение к этим вопросам Горемыкина, а в особенности к вопросу о выборах в Государственную Думу, о коих он, по его словам, уже докладывал государю; при этом Хвостов сказал мне, что Горемыкин с первых же шагов его, А. Н. Хвостова, несмотря на его желания и обращения кн. Андроникова установить благожелательные отношения между Горемыкиным и им, Хвостовым, стал к нему в оппозицию, все время старается найти в его начинаниях по ведомству те или иные промахи, чтобы подорвать к нему доверие государя и провести на должность министра внутренних дел государственного секретаря С. Е. Крыжановского, кандидатуру которого после ухода кн. Щербатова Горемыкин уже выдвигал. Вместе с тем, А. Н. Хвостов сообщил мне, что общее настроение совета министров и отношение Государственной Думы к Горемыкину таково, что уход его только внесет успокоение и, оттеняя начинающие налаживаться у него, Хвостова, с М. В. Родзянко и другими членами Государственной Думы хорошие отношения, находил, что силою вещей, при устанавливающемся к нему постепенно доверии государя и благосклонном внимании государыни, при поддержке, умело проведенной через Распутина и А. А. Вырубову, его кандидатура на этот пост сама собой выдвигается и что, дорожа моим сотрудничеством и добрыми установившимися отношениями, он мне гарантирует проведение меня в члены государственного совета с оставлением в должности товарища министра. Это вполне меня устраивало, и так как я в ту пору находился под обаянием А. Н. Хвостова, то, обещая ему всемерно помогать в этих его начинаниях, я указал ему на кн. Андроникова, с которым надо было считаться, так как если князь об этом узнает, то он направит все свои усилия к тому, чтобы не только мешать осуществлению этого предположения, но, видя в этом нарушение первоначального контакта с ним, по коему мы должны были итти рука об руку с Горемыкиным, и находясь к тому же с Горемыкиным в более старых и тесных сношениях, чем с нами, поведет кампанию против нас.
Хвостов сказал мне тогда, что на кн. Андроникова и Горемыкина у него есть узда, так из полученных им лично в Москве сведений он вынес впечатление, что явно неблагоприятное отношение Горемыкина к неоднократным настойчивым просьбам московской городской думы о передаче городскому общественному управлению общества электрической энергии 1886 года объясняется далеко небескорыстными комиссионными услугами, оказанными обществу со стороны кн. Андроникова. При этом Хвостов просил меня проверить это личными впечатлениями путем сообщения как князю, так и Горемыкину, при ближайшем моем докладе по департаменту полиции, о поступившей просьбе к нему, Хвостову, по этому делу в Москве со стороны представителей города и о его желании этот вопрос широко осветить в совете министров в благоприятном, в отношении налаживаний хороших связей с Москвой, для этого города смысле. А затем Хвостов добавил, что нам, как в лично наших интересах, так и с точки зрения Царского Села, следует отдалить кн. Андроникова и от А. А. Вырубовой и, в особенности, от Распутина, действуя в этом направлении умело; из примера Драгомирецкого он и сам убедился, насколько с князем надо считаться; что наши частые посещения квартиры кн. Андроникова известны уже гр. П. Н. Игнатьеву, которой об этом везде говорит.
Чтобы не отвлекаться от темы, я вернусь к делу об обществе 1886 г. и затем перейду к кн. Андроникову. Дело это мне мало известно и, поэтому, в существо его я не буду входить, так как оно проходило до моего вступления в должность. Когда я, при первом свидании с кн. Андрониковым, сказал ему о полученной А. Н. Хвостовым в Москве просьбе городского общественного управления о передаче в пользование последнего всех предприятий общества и о том, что А. Н. Хвостов предполагает своим заступничеством за московские городские интересы показать не только ведомственную политику отношения его к интересам городов, но и наглядно оттенить этим его первые начинания в государственном вопросе борьбы с немецким засилием, то кн. Андроников растерялся, начал объяснять, что это не немецкое, а швейцарское предприятие, показал мне брошюры, в этом направлении изданные, сказал, что если А. Н. Хвостов начнет снова подымать этот вопрос в совете министров, то Горемыкин ни за что этого не допустит, так как Горемыкин составил об этом деле себе иное представление и, прося моего воздействия на А. Н. Хвостова, заявил, что если А. Н. Хвостов хочет с ним окончательно разойтись, то пусть попробует итти в этом деле против Горемыкина, но, он, князь, думает, что А. Н. Хвостов настолько умный человек, что учтет все обстоятельства и не станет ссориться с ним, князем, и Горемыкиным, на что он, кн. Андроников, и сам ему, Хвостову, укажет. Затем я, будучи у Горемыкина, через день, в той же форме, что и кн. Андроникову, передал Горемыкину о существе намерений А. Н. Хвостова в деле Общества 1886 г. и тоже увидел, что, при всей выдержанности этого человека, производившей на многих, мало его знающих, впечатление полного безразличия к делам государственного порядка, Горемыкин проявил нервную восприимчивость к этому моему докладу: Горемыкин, показав мне журнал совета министров, в установленном порядке прошений[*] по этому делу, заявил, что он не позволит вновь обсуждать этот вопрос и что, в случае выступления А. Н. Хвостова в совете по поводу пересмотра этого дела, он должен будет обратиться к государю.
Когда я передал А. Н. Хвостову свои вынесенные из этих двух разговоров впечатления и угрозы и просьбы кн. Андроникова, то добавил, что, судя по всему, действительно ему, А. Н. Хвостову, придется считаться с последствиями своего выступления в совете по этому делу; когда же затем я сказал кн. Андроникову, что я передал А. Н. Хвостову наш разговор, то князь, поблагодарив меня, сказал, что он уже сам в тот же день, когда я с ним говорил по этому вопросу, за что он мне признателен, видя в этом знак дружеской услуги, был у А. Н. Хвостова и думает, что А. Н. Хвостов не будет по этому вопросу выступать в совете. А. Н. Хвостов не выступил, насколько помню, по этому обществу[*] в совете, ибо мне кн. Андроников ничего потом не говорил про это дело, но я теперь думаю, что Хвостов, где нужно, в свою пору, в дальнейшей борьбе с Горемыкиным из-за влияний на государя, подготовляя себе председательское кресло в совете министров, использовал все-таки это дело.
Возвращаюсь к нашим отношениям к кн. Андроникову того периода. Действительно, как я уже об этом говорил, толки о влиянии кн. Андроникова на нас в это время усилились. Кроме перечисленных ранее причин, заставивших меня выступить против кн. Андроникова, присоединилась еще одна. Семья Танеевых — А. С. Танеев и его жена — с первого моего знакомства с ними отнеслась ко мне приветливо, благодаря отзывам А. А. Вырубовой, их дочери. Затем, когда по желанию А. Н. Хвостова и по моим к нему ходатайствам за некоторых, очень немногих, правда, лиц, по делам назначений в совет министра, в члены совета по делам губернаторов[*] и вице-губернаторов и явилась необходимость в некоторых случаях ускорить эти назначения, то А. Н. Хвостов все переговоры по этим делам с Танеевым поручал вести мне, что дало возможность А. С. Танееву получить и личное обо мне впечатление и доверчиво познакомить меня с отношением его и его супруги к близости Распутина к их дочери А. А. Вырубовой. Если А. С. Танеев, по свойственной ему широкой доброте и мягкосердечию, из-за любви к дочери, видел в образе жизни Распутина проявление человеческой слабости, то его жена не находила никаких оправданий поведению Распутина, тем более, что последний, не стесняясь, подчеркивал свое влияние на А. А. Вырубову и тем ставил всю семью Танеевых в тяжелое положение. Ни А. С. Танеев, ни его жена в святость Распутина не верили, но все их усилия поколебать у А. А. Вырубовой доверие к Распутину были безутешны. Об этой разнице отношений отца и матери к Распутину А. А. Вырубова мне сама передавала, знал ее и Распутин и боялся матери А. А. Вырубовой единственно из-за ее разоблачений перед А. А. Вырубовой связанных с его именем скандалов. К семье своей А. А. Вырубова была привязана: горячо любила своего брата, сестру и, не имея своих детей, проявляла особую нежность к детям своей сестры, к которой всегда заезжала, когда бывала в Петрограде. Распутин знал эту черту души А. А. Вырубовой, и когда я раз завел с ним разговор об этом отношении А. А. Вырубовой к семье, то он, чтобы показать мне силу своего влияния на А. А. Вырубову, ответил, что для него она всех оставит и сделает все, что он ей скажет.
Не имея средств борьбы с этим влиянием Распутина на А. А. Вырубову, старики Танеевы просили меня принять все меры к непроявлению публичности скандальной жизни Распутина, что отвечало и нашим желаниям, а затем, когда в Петрограде заговорили о частых посещениях А. А. Вырубовой кн. Андрониковым и Танеевы собрали о нем некоторые сведения, то это их сильно встревожило. Поэтому, воспользовавшись одним из моих деловых приездов, А. С. Танеев, после моего доклада, пригласил жену и спросил меня, насколько полученные ими данные о кн. Андроникове отвечают действительности; когда я им их подтвердил, они попросили меня отдалить кн. Андроникова от Распутина и помочь им в этом отношении воздействовать на А. А. Вырубову. Я ответил, что к этому и мы тоже стремимся и все, что возможно в этом отношении, постараемся сделать. Что же касается далее вопроса о семье Танеевых, я должен сказать, что их доброжелательные, повидимому, отношения ко мне сохранились до последнего времени, так как, по оставлении мною должности, я, по их просьбе, был у них два раза. Первый раз — когда Пуришкевич, как в Государственной Думе, так и в Петрограде широко распространил фотографические снимки кружка Распутина, где в числе других лиц снята и А. А. Вырубова, и это сильно взволновало Танеевых; тогда мне удалось достать одно из нескольких клише этого снимка и им передать; а во второй раз — после убийства Распутина, когда по городу ходил проскрипционный список лиц, близких к Распутину, в котором в числе первых была помещена А. А. Вырубова и в котором, кажется, фигурировала и моя фамилия, так как на одном из последних заседаний совета Михаила архангела Пуришкевич говорил, что меня надо повесить за близость к Распутину (так мне передал один из членов совета, бывший на этом заседании, Кушнырь-Кушнарев). Танеевы были этим обеспокоены и хотели было упросить А. А. Вырубову оставить двор и поселиться в их родовом имении; но и Танеевы и я пришли к тому выводу, что А. А. Вырубова многими нитями тесно связана с Царским Селом, где даже похоронен был Распутин, что она оттуда не выедет, а что для безопасности ее ей лучше переселиться из своей квартиры во дворец, так как мы все понимали, что она сама государыни не оставит.
