Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4
Но это было преждевременно, так как, несмотря на этот обязательный приказ, участковый мировой судья не только приступил к рассмотрению искового прошения гр. Толстой по делу о выселении кн. Андроникова из занимаемого в доме Толстой помещения, но и постановил определение об удовлетворении этой ее просьбы в силу того, что в обязательном постановлении не было указано о приостановлении на время действий этого приказа в силу[*] соответствующих статей закона. Действительно, это было уязвимое место этого обязательного постановления, так как этим постановлением затрагивалась сфера гражданских взаимоотношений, не могущих служить по неоднократным решениям сената предметом обязательных постановлений, на что и обращали мое внимание (докладывал ли Анциферов А. Н. Хвостову — не помню, но я говорил А. Н. Хвостову) как Анциферов, так и Кафафов, что смущало тоже и представителя военного округа; но я держался той точке[*] зрения, что эти разъяснения сената относятся к определению прав администрации по изданию обязательных постановлений на основании усиленной и чрезвычайной охраны, а в данном случае шла речь об обязательном постановлении, издаваемом не только на основании военного положения, а в виду положения Петрограда в более исключительных условиях — нахождения на территории военных действий — и находил подтверждение своего мнения в особом журнале, высочайше утвержденном, комитета министров при гр. Витте. Вопрос это действительно спорный, и, во избежание затяжки рассмотрения его в сенате, после моего ухода и ликвидации дела кн. Андроникова, военное начальство как в интересах семей призванных на войну, так и в общих целях, провело эту меру в форме закона в связи с обстоятельствами военного времени.
После решения судьи, просьба и приставания кн. Андроникова к нам стали еще настойчивее, но мы посоветовали князю обжаловать это решение в съезде, внести причитающуюся за квартиру плату нотариусу для передачи гр. Толстой и взять, для поддержания его интересов в съезде поверенного, а также снабдили князя некоторыми справками из закона указанных сенатским[*] и комитета министров разъяснений в дополнение к справочному материалу, полученному им непосредственно от Анциферова; а затем, когда кн. Андроников, веря во всемогущество градоначальника, настойчиво пристал к А. Н. Хвостову с просьбой все-таки воздействовать на домовую администрацию и А. Н. Хвостов поручил в этом духе написать письмо градоначальнику, то я, переговорив с Кафафовым, которого я до сего посвятил в необходимость нашей поддержки Андрониковым, не указывая тому причины, ограничился, хотя Кафафов был и против этого, сообщением кн. Оболенскому ничем его не обязывающего разъяснения обязательного постановления в связи с делом кн. Андроникова, показав А. Н. Хвостову предварительно и убедив его дальше этого в исполнение просьбы кн. Андроникова не итти, а последнему показать для успокоения копию этого письма, с чем А. Н. Хвостов и согласился. Это разъяснение кн. Андроникова успокоило, но градоначальник, получив его, не мог понять, какую цель мы преследовали этим письмом, и, переговорив со мной по телефону, по соглашению со мной, никаких указаний полиции не дал, и дело получило свое естественное течение.
Проявленная нами сравнительная осторожность в этом деле показала нам, и в особенности А. Н. Хвостову, менее знавшему кн. Андроникова, насколько общественное мнение относилось с предубеждением к деятельности и личности последнего, так как в скорости после этого А. Н. Хвостов получил от члена государственного совета кн. Васильчикова, родственника гр. Толстой, письмо, написанное в очень определенной форме, задевшей А. Н. Хвостова, по поводу роли местной администрации в деле кн. Андроникова. Письмо это явилось последствием того, что кн. Андроников, не зная о моих переговорах с градоначальником, придал нашему последнему письму к кн. Оболенскому решающее значение и, по свойственной ему черте подчеркивания своих влияний и запугивая таковыми, указал кому-то из домовой администрации, что несмотря на все меры, принятые гр. Толстой, он все-таки останется в своей квартире, так как его друг, А. Н. Хвостов, отдал уже соответствующие распоряжения градоначальнику.
Письмо кн. Васильчикова сильно встревожило А. Н. Хвостова, так как кн. Васильчиков передал об этом деле кому-то из членов Государственной Думы, о чем уже А. Н. Хвостов получил сведения. Когда я рассказал Хвостову о моем соглашении с кн. Оболенским, то он успокоился и поблагодарил меня и, обсудив со мной, в какой редакции написать ответ кн. Васильчикову, послал ему краткий ответ в соответствии с тоном письма кн. Васильчикова. Хвостов в своем ответе указал, что дело кн. Андроникова находится не в распоряжении администрации, а в судебных учреждениях, что по закону исключает возможность вмешательства полиции. Затем А. Н. Хвостов, сняв копии с этого письма, показал некоторым членам Государственной Думы, рассказал о письме кн. Васильчикова, его сильно задевшем, Горемыкину и своему дяде министру юстиции, чтобы парализовать, при содействии последних, начавшиеся в государственном совете различные толки, так как кн. Васильчиков об этом деле и о роли администрации передал многим членам государственного совета.
В заключение Хвостов передал копию своего письма А. А. Вырубовой с оттенением значения изданного обязательного постановления, которое, безразлично от дела кн. Андроникова, отвечало жизненной потребности времени. Он дал ей понять, что Васильчиков поднял шум этим делом около имени кн. Андроникова, чтобы приподнять завесу влияний кн. Андроникова, как близкого Распутину знакомого, на более высокие сферы и, хотя с женой кн. Васильчикова находился в хороших отношениях, тем не менее всюду, где это учитывалось, выставлял кн. Васильчикова, как человека, который, занимая высокое служебное и придворное положение, подобного рода выступлениями только сгущает неблагоприятную для высоких сфер атмосферу. Затем А. Н. Хвостов показал свою переписку с кн. Васильчиковым кн. Андроникову, который тотчас же обо всем поставил в курс Воейкова и рассказал Распутину, оттенив ему, что этим письмом кн. Васильчиков хотел разоблачить и его, Распутина, и А. А. Вырубову, и императрицу. Докладывал ли А. Н. Хвостов государю об этом — я не знаю. Кроме письма Воейкову, кн. Андроников, желая вывести из равновесия кн. Васильчикова, чтобы иметь в своих руках хоть какое-нибудь против него или гр. Толстой оружие и, вместе с тем, показать, что он в этом деле играет страдательную роль, написал кн. Васильчикову, кажется на французском языке, письмо по своему делу с гр. Толстой, в приличной форме, но с задевающими полунамеками, прося кн. Васильчикова убедить гр. Толстую, в интересах которой, он, кн. Васильчиков, действует, войти в его положение и среди зимы и в момент обостренного квартирного голода, и отсрочить ему пребывание до весны в занимаемом им помещении, где у него находится прибывший с войны, по расстроенному здоровью, его брат.
Письмо это кн. Васильчикова задело, и он на русском языке очень кратко, но выразительно дал понять кн. Андроникову, что он с ним в переписку вступать не желает, а с просьбами по делу о квартире отослал его к домовой администрации. Копии этих переписок кн. Андроников переслал Воейкову и кн. Шервашидзе (состоящему при вдовствующей императрице; кн. же Васильчиков был главноуполномоченным Красного Креста) и показал Распутину и А. А. Вырубовой, как доказательство, что и гр. Толстая и кн. Васильчиков в данном случае преследуют те цели, на которые указал А. Н. Хвостов, так как иначе они никогда не могли бы позволить себе проявить такую настойчивость в деле очищения помещения, в котором находился пострадавший на войне гвардейский офицер, имеющий за свои подвиги боевые отличия до золотого оружия включительно.
Конечно, это имело свое значение и, в свою очередь, кн. Васильчикову было учтено. Я же, по поручению А. Н. Хвостова, отправился к министру юстиции А. А. Хвостову с перепиской по этому делу, которую он внимательно прочел, и я ознакомил его, согласно указанию А. Н. Хвостова, с бумагами, относящимися к письму кн. Васильчикова, подтверждающими содержание ответного письма А. Н. Хвостова, но по существу о всех перипетиях этого дела ничего ему не сказал. Чтобы окончить это дело с квартирой кн. Андроникова, я должен сказать, что после получения Хвостовым письма от кн. Васильчикова мы совершенно отказались помогать в дальнейшем кн. Андроникову. Дело в съезде окончилось не в пользу кн. Андроникова; гр. Толстая получила исполнительный лист; князь несколько дней скрывался то в квартире Балашова, то у одной из знакомых. Хотя кн. Андроников и просил нас снова воздействовать на полицию в смысле отсрочки приведения в исполнение приговора путем отказа полиции принимать в этом участие, но мы ему указали, да и он сам понял, полную несостоятельность своей просьбы. Тогда князь сам обратился к кн. Туманову, и последний ему посоветовал подать ему официальное заявление, что в этой квартире помещается больной, прибывший с театра войны офицер, и указать, в каких комнатах находится имущество последнего, так как по закону такие помещения освобождались от принудительного выдворения, что кн. Андроников и сделал. Этим он только на некоторое время обезопасил себя, потому что в дальнейший период его брат, кажется, отказался от какого бы то ни было участия в этом деле и уехал на фронт, и кн. Андроников, видя бесплодность всех своих усилий, сперва переехал на квартиру Балашова по Кирочной улице, а затем нашел в доме Гордона по Потемкинской улице помещение в квартире ген. Араловского.
