Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии
— Может, вместе, урядник? — Скопцеву не хотелось оставаться одному в дикой тайге.
— Разве забыл приказ?
— Что ж, до встречи в условленном месте, Аркатов!
— Лучше в Харбине. — Аркатов проследил, как валко шагал Скопцев в сереющей полумгле. Потрогал маузер за поясом. Тронулся на северо-восток, к Сретенску.
Корэхито Тачибана охватило чувство неизвестности: как осуществится операция «Гнев Аматэрасу»? Начало положено. Выдержат ли казаки? Всё ли предусмотрено? Не переметнутся ли русские?
В 1941 году Тачибана временно работал в разведуправлении Генштаба Японии, занимался анализом поступающих данных от агентуры и дипломатов, примерно тем же, что ныне делает перебежчик Люшков. Ежедневно из донесений узнавал, как немецкие войска в России занимают города, сёла, сея там панику и хаос, захватывая тысячи и тысячи пленных.
— И всё это правда? — с примесью сомнения спрашивал он старшего начальника.
— У нас нет блефа! — отвечал тот и пускался в глубокомысленные рассуждения: — Ниппон проснулась в начале двадцатого века полной сил и воли, готовой принять предначертания судьбы. Ей нужно было держаться вровень с веком, который должен стать японским веком! Победы наших немецких союзников укрепляют дух Ниппон, сражающейся в Восточной Азии. Дух Ниппон является духом Германии и её союзников, сражающихся в Европе.
Тачибана тогда ещё раз убедился: «За улыбкой прячет меч Ниппон!». Встреться сейчас тот штабист, Корэхито спросил бы его насчёт духа Германии. Ещё год назад Тачибана слушал по радио речь министра иностранных дел Ниппон Мамоту Сигемицу. «Пакт трёх держав по-прежнему сияет и освещает нам дорогу к победам». Кроме улыбки, ныне те слова ничего не стоят. Тень недоверия лежала сегодня на сердце капитана. Он как офицер разведки убедился: в Харбине три хозяина. Квантунская армия. Дипломатические чины Токио. И наконец — маньчжурское отделение дзайбацу. Последняя, маловидимая власть — направляющая сила здесь для всех японцев. Армия исполняет волю дзайбацу и часть этой власти — военная разведка генерала Доихара. Капелька её — он, капитан Тачибана. Дзайбацу — крупные монополии. Они тайно содержали и армию, и дипломатов, и разведку. Взамен требовали сведения о потенциале противника, его возможностях устоять под напором дзайбацу. Это раздражало Тачибану: дух бусидо и жёлтый дьявол капитала! Идея великой Ниппон и презренные деньги — омерзительно для истинного самурая! Толпа честолюбивцев, растленных собственной алчностью, если она окажется у руля страны Ямато, оставит сынов божественной Аматэрасу на задворках мира! Военные люди — всегда исполнители чужой воли. Они делают всё для долга перед Ниппон. Победить врага и сохранить Страну Восходящего Солнца — вот благая цель самурая!
Лёгкий стук в дверь прервал размышления капитана Тачибана. Согнувшись до пояса, порог переступил солдат в поношенной форме. На крошечном подносе подал офицеру пакет. Опустив посыльного, Тачибана с замиранием сердца вскрыл конверт. Там были две шифрограммы. Одна короткая, как выстрел: «Прошли. Арат». Другая — из разведуправления: «Поздравляем началом операции. Ждём успешного продолжения. Полковник Кадзуо». Они были своеобразными уколами в сердце: «Тачибана может!». Он сдерживал чувства удовлетворения. Мысленно послал благодарность богине Аматэрасу и божественному микадо. Он настолько расчувствовался, что позволил себе позвонить сотнику Ягупкину.
— Жду вас. Нет, не в штабе, в отеле «Ямато».
Тачибана быстро оказался в гостиничном номере-квартире. Его несла на крыльях удача. Переоделся в домашнее. Выпил маленькую рюмку сакэ.
В комнате было тихо и одиноко. Кукла Кокэси посматривала из-под чёлки. Душа его пела от довольства. Он будет двигаться вперёд, пусть медленно, как червь, но только вперёд! Это — закон и долг самурая. Осуществив диверсию, он, офицер божественного микадо, внесёт свою лепту в борьбу сынов Ямато. Он с презрением думал о полковнике, своём начальнике, который вышел из подлого племени низов, а не из клана самураев. Потому-то он сравнивал глупого казака и его, Тачибана!..
Приглашая Ягупкина в номер-квартиру, Тачибана желал ещё раз подчеркнуть своё превосходство над диким русским. А сближает их одно: тайная война. И ничего более!
Слуга открыл перед сотником дверь.
— О-каэринасай! — воскликнул Корэхито. — Добро жаловать!
Тачибана сидел на пятках. Кимоно распахнуто, открывая впалую грудь. На маленьком столике бутылка и маленькие рюмки.
Ягупкин опустился на циновку. Подобрал под себя ноги в шерстяных носках. Он в страхе ждал вопроса: «Как посмел без спроса отправлять в Россию казака Кузовчикова?». Никита Поликарпович отрядил в «ходку» Ивана Спиридоновича с целью контроля: каков результат диверсии? И Скопцев, и Аркатов могли провалиться, случайно погибнуть. Кузовчиков имел задание осесть на окраине города, собирать сведения о движении поездов, новостройках. Если грохнет в Распадковой, эхо неминуемо докатится до города. Сотник без большой уверенности назвал на этот раз адрес и пароль старого агента. Довоенный. На всякий случай. Он полагал: агент сохранился. Этот же адрес имел и Скопцев — укрыться после диверсии!
Опасения его основывались на предположении: Тачибана болезненно воспримет самовольство, как пощечину, посчитав «ходку» Кузовчикова проявлением недоверия к нему, офицеру Японии, к действиям штаба Квантунской армии. Не доложил он о Кузовчикове и Шепунову — одна шайка-лейка!
Тачибана налил в рюмки сакэ. Молчал Ягупкин. Улыбался Корэхито. Сотник помаргивал в тике.
— За здоровье микадо! — Тачибана приберёг новость.
Ягупкину надоело корчиться на циновке. Хлопнул рисовую водку одним глотком.
— Са-а-а! — Тачибана расширил глаза. — Молодес, за императора залпом!
— За нашу операцию! — Тачибана наполнил стаканчики побольше. Он коротко рассказал о полученном радио от «Арата».
— За это налейте ещё, господин офицер! — Ягупкин в радости потёр пальцами свой узкий лоб.
— Са-а-а! Русский манер…
Закусывали комочками жареного теста и апельсинами. Тачибана вёл воздержанный образ жизни — быстро захмелел. Он хотел, чтобы Ягупкин называл его Тачибана-сан, уважительно, с почтением, как весьма влиятельное лицо.
— Ты знаешь, сотник, кто самурай? Не знаешь! — Корэхито опирался локтями о столик и, не мигая, смотрел на Ягупкина. Тот вертел задом на циновке, высвобождая ноги. Он знал, что слово «самурай» происходит от японского самурау — служить. Термин этот сочетается со словом буси — воин. Кодекс самураев бусидо — путь воина.
Тачибана пьяненько смеялся: выучил русский про самураев!
— Как пишется моя страна? Не знаешь! Два иерографические знака: Нихон. Первый знак — солнце. Второй — корень. Страна Восходящего Солнца — Ниппон! А кто главный после микадо? Не знаешь! Дзайбацу! Войну с русскими знаешь? Разведка нихондзина — сила и воля! В 1904 году кавалерийская группа вашего генерала Мищенко должна была пойти в рейд под Инькоу. Штабу нашего фельдмаршала Ояма было известно о готовящейся вылазке за две недели до начала. Русские не знали, а Ояма знал…
— За такую информацию, сотник! — Тачибана поднял стаканчик.
Ягупкину до слёз было обидно: из-за растяп солдаты и всадники устилали жёлто-красные земли Маньчжурии своими телами! Он со злостью пил сакэ, жевал полусырое тесто. Ноги закостенели в неудобстве. Он тайно ругал японские обычаи.
— Металл проверяется на огне, господин Ягупкин, а человек — на вине. У меня давно не было радости. Сегодня я рад… — Тачибана вперил свой взгляд в сотника. — Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведёт к смерти!
Никита Поликарпович прикипел к циновке: японец собрался избавиться от свидетеля! Он и спаивает для того! Взметелились мысли: выход охраняется, окна высоко от земли. Глаза моргали непрестанно. Захмелев и ожидая неприятности в связи с «ходкой» Кузовчикова, сотник обострённо воспринимал слова Тачибана, лихорадочно ища в них намёк и решение своей судьбы.
— Хороший отдых рождает хороший мысль! — Тачибана наливал очередную рюмку себе и гостю. — Хорошая пища рождает хорошее настроение.
— Вернее, хорошее вино, сан-Тачибана! — Ягупкин перепутал порядок слов: сакэ ударило в голову. И страх мутил ум. Он тоскливо затянул:
Звенел звонок насчет поверки…Ланцов задумал убежать…
— Это из Александровского централа преступник, — заплетающимся голосом пояснял Никита Поликарпович. — От моего города рукой подать… Там у меня спичечная фабрика, Тачибана-сан.
— Воистину храбр тот, кто смерть встречает с улыбкой. — Тачибана думал о своём. — Смерть не бесчестит, сотник!
Ягупкина бросало в жар: «Прикончит!». Он страстно желал завершить застолье, улизнуть из «Ямато-отеля».
— Такое по плечу только самураю, Тачибана-сан!
