Георгий Кублицкий - ...и Северным океаном
— Плыви по реке, приплывешь в озеро, — напутствовал он. — А лучше кочуй с нами. Лечить нас будешь. Хороший чум тебе дадим, олешек.
— Что это за место? — спросил Ваганов. Он наносил на карту все речки и холмы, записывал их местные названия.
— Мы зовем Сяттага-Мылла.
Здесь стали ждать ледохода. Весна на Таймыре сырая, туманная. Солнце светило тускло, как свечка в парной бане. Вокруг него расплывались огромные радужные круги. Пересекаясь между собой, они светились пятнами «ложных солнц». Это солнечные лучи преломлялись во множестве ледяных кристалликов, носившихся в воздухе.
Только к середине июня пожаловала, наконец, настоящая таймырская весна.
Ноги вязли в раскисшей глине. Веселые пуночки прыгали по проталинам, появились голосистые лапландские подорожники, вслед за ними потянулись косяки гусей. Крики куропаток не затихали солнечными ночами. Под прозрачной корочкой льда ожили первые растения; и вот уже среди ноздреватого, подтаявшего снега распустились желтые бутоны сиверсии — розы Таймыра.
Полая вода уносила льдины. Из общего потока с клокотанием выныривали и вставали торчком глыбы, покрытые песком и вмерзшими камнями. Это всплывал донный лед.
30 июня спустили в реку лодку, названную «Тундрой», привязали к ней легкий челнок. Плыли быстро. Хвалили реку: лишь однажды она основательно встряхнула «Тундру» в пороге, а затем вынесла к Таймырскому озеру.
Оно расстилалось свинцово-угрюмое, пугающее бескрайностью. Вдоль берегов тянулись мощные валы из гальки, нагроможденные льдом.
Хорошо бы сразу плыть дальше, да пришлось возвращаться за остальным грузом: первый рейс сделали налегке. А пока привезли к озеру всю кладь, погода испортилась, шторм гнал по озеру такие волны, что в открытом месте «Тундре» могло и не поздоровиться.
Перебрались к ближайшему острову. Вокруг — безымянные горы, заливы и острова, не известные даже кочевникам Таймыра. На карте, составляемой Вагановым, им дали имена знаменитых астрономов и натуралистов.
То отбрасываемая встречными ветрами, то подталкиваемая боковыми к берегу, «Тундра» много дней тащилась вдоль западного побережья озера. Непостоянство воздушных течений было поразительным. Миддендорф шутил, что если бы вокруг по тундре плыли парусные суда, то в одно и то же время каждому помогал бы свой ветер, который оказывался встречным для соседнего парусника.
Наконец, «Тундра» вошла в пустынный залив, где вода медленно текла на север. Только там мог быть исток Нижней Таймыры, уходящей из озера к океану.
Экспедиция знала теперь больше, чем кто-либо, о природе Таймыра, его климате, почвах, животном и растительном мире. Не разумнее ли было без промедления повернуть назад? Ведь люди были сильно измотаны.
Чего стоили хотя бы ночевки в комариной тундре! Миддендорф попробовал спать в одежде кочевников, сшитой из шкуры оленя. Утром на руке красная татуировка повторила орнамент вышивки: комары проникли хоботками во все отверстия, оставленные вышивальной иглой!
Сон не освежал людей. Они просыпались с распухшими веками, одутловатыми лицами. Не зря знаменитый натуралист и путешественник Александр Гумбольдт говорил, что в любой момент готов променять сибирских комаров на самых кровожадных москитов реки Ориноко.
Правда, «комар-пора», как называют ее кочевники, кончалась. Днем над тундрой летали бабочки, а по ночам под ногами хрустел ледок. Птицы с подросшим молодняком тянулись в теплые края.
Так не поспешить ли следом за ними? И все же, зная, что риск велик, даже очень велик, начальник экспедиции решил идти дальше. Его манило близкое побережье океана. Стоит только спуститься по Нижней Таймыре — и вот он, полярный фасад Сибири. Ради этого стоило рискнуть!
Быстрое течение Нижней Таймыры подхватило лодку. Она то скользила над глубокими омутами, то царапала днищем гальку перекатов, то черпала бортами воду в порогах.
Глубокая пещера, темневшая среди скал, привлекла внимание Миддендорфа. Он велел причалить к берегу.
Таймыр напомнил о близкой зиме изрядным ночным морозцем. У входа в пещеру запылал костер. Внутри не нашли никаких следов человека. Но вскоре Ваганов, собиравший на берегу топливо, увидел мамонтовый бивень, распиленный на три части. Рядом лежали лошадиный череп, обгоревшие головни, старое топорище. Миддендорф внимательно осмотрел находки.
— Лагерь Харитона Лаптева. Он прошел здесь после гибели корабля. Череп — тому доказательство. Ведь с Лаптевым были якуты, охотники до конины.
А потом с лодки увидели береговой обрыв, из которого торчали исполинские кости. Поспешили туда. Река, размыв грунт, обнажила часть скелета мамонта, Отличный экземпляр. Как украсил бы он петербургский музей! Но заняться раскопками? Нет, такой подвиг им не по силам. Мерзлота тверда. Да и как увезти кости?
На карте появился Яр мамонтов, а в лодке — зуб ископаемого.
И вот, наконец, «Тундра» миновала большой остров. За последним мысом открылся взбаламученный морской залив. Они были у цели!
Мыс, сторожащий вход в Таймыру, Миддендорф назвал именем своего верного товарища. На карте появился мыс Ваганова.
Погребенный в сугробах
В три часа утра 13 августа 1843 года «Тундра» причалила к скалистому острову. Его омывали уже воды Ледовитого океана. На острове обнаружили развалины избушки, сложенной из плавника. Еще один след Великой Северной экспедиции?
Шумел прибой. Море было чистым: сильные ветры отогнали льды на север. Очень далеко над тундрой чуть синели горы. Это могли быть отроги хребта, который кочевники называли Бырранга.
Низко ползли сизые тучи. Казалось бы, уж теперь-то надо немедля поворачивать назад. Но странно устроен человек: неведомое властно влечет его. Вон мыс, что за ним? И как раз дует попутный ветер…
Они пошли было под парусом вдоль морского побережья, но внезапный шквал отбросил «Тундру» назад, к устью Таймыры.
Вечером держали совет у костра. В сущности, выбора не было. Ждать попутного ветра для еще одной попытки? Но при здешней капризности погоды… В общем, остается одна дорога.
Эх, если бы весной они догадались обтянуть остов лодки шкурами! Было бы и вместительнее и легче. А в общем, каким бы судном ни пользовался путешественник, в полярных странах ему не обойтись без собак. Челюскин доказал это.
— Он, бесспорно, самый смелый и настойчивый из наших моряков, действовавших в этих краях, — заметил Миддендорф. — Потому-то на своих картах я назвал и буду впредь называть мыс, которого достиг Челюскин, его именем. А весь этот полуостров Таймырской земли окрестил бы коротко: Таймыр.
Тепло костра манило ко сну. Тит Лаптуков, более чем когда-либо напоминавший гнома, мешал ложкой в котле.
— Ну что же, завтра к дому, — закончил разговор начальник экспедиции. — Только где он, наш дом?
То под парусом, то на бечеве «Тундра» медленно уходила от зимы. Нижняя Таймыра обмелела. В тине у берегов вязли ноги. Пороги стали злее, опаснее, изменчивость воздушных течений изводила людей. Однажды внезапным сильным током воздуха из ущелья «Тундру» бросило на утес; сломался руль.
С неба уже сыпалась снежная крупа. Лодка, обледенев и покрывшись сосульками, отяжелела, текла по всем швам. И как они ни спешили, но, достигнув Таймырского озера, устроили дневку, чтобы законопатить щели мхом.
Был серый ветреный день, когда «Тундра», прыгая с волны на волну так, что трещало днище, понеслась через озеро к югу. Внезапно лодка сильно черпнула бортом. Она пошла бы ко дну, если бы Ваганов мгновенно не повернул ее к узкой косе.
Пока люди выбрасывали скарб из полузатонувшей «Тундры», их мокрая одежда смерзлась. Миддендорф снова и снова лез в воду, пытаясь найти утопленные при аварии записи и антропологические материалы, относящиеся к различным племенам Таймыра! Тщетно! Волны бесследно поглотили то, что Миддендорф-этнограф считал своим главным сокровищем.
Ночь люди простучали зубами на открытой косе. Утром с трудом переплыли к мысу, за которым открывалась самая широкая часть бушующего озера. Снова едва не потопили лодку и вернулись под укрытие мыса.
Непогода держала их там еще три дня. В мешках остались лишь крошки от сухарей. Закидывали сеть, но улова не было. Может, удастся подстрелить какую-нибудь птицу? Взяв ружье, начальник экспедиции поднялся на холм. Озеро пересекала серебряная полоса. Он поспешил назад:
— Льды! И ветер гонит их сюда!
Лед мог отрезать дорогу на юг. Лодка, подгоняемая частыми ударами весел, зарывалась в волнах. Гребцы сменяли друг друга, работали до полного изнеможения, но сильный встречный ветер не пускал «Тундру» к уже недалекому устью Верхней Таймыры.
28 августа внезапно наступило полное безветрие. Льдины, вынесенные в озеро рекой, быстро смерзались. Люди метались, ища чистую воду, дробили льдины веслами, крошили топорами. И уже совсем рядом был вход в Верхнюю Таймыру, когда снова усилившийся ветер сплотил лед.
