Владимир Куценко - Тревожные будни
— Ну-ну, жалеть не о чем, спекулянтов поймали... А насчет шлака ты прав — радоваться действительно нечему...
— Я и говорю...
— Чепуху говоришь. — Вески снял очки и медленно стал протирать их. — Хорошо, если сразу ухватишься за верную нитку. Но такое редко случается, сам знаешь. Пока доберешься до истины, не одну лопату шлака отбросишь. А отбрасывать его надо, иначе истина останется погребенной под ним. Чем больше отбросим — тем ближе к правде... А ты — о Хеннинге... И все же для радости мало причин. Пауль Арупыльд арестован, и мне все больше кажется, напрасно арестован. Это уже не шлак. Невинный человек — в тюрьме! Пойми, невинный. О чем он сейчас думает, что переживает? Я, ты и мы все в ответе за это, мы что-то прозевали. Сиди и думай! Вспоминай! Вот мы выехали из управления... Поле... Картофельная ботва!.. Вспоминай, записывай, что пропущено!.. Обыск... Все, все вспоминай!
В кабинете наступила тишина. Отсу эта затея, которую он окрестил «вечером воспоминаний», показалась нелепой, но он добросовестно морщил лоб, стараясь припомнить, как развивалось дело. Вески же очистил стол, зажег верхний свет, а затем, открыв сейф, вытащил из него пакет с вещественными доказательствами. Там были аккуратно завернутые в бумагу брюки Пауля, его ботинки, сумочка Армильды, из которой посыпались аптечные сигнатурки.
— Вспомнил что-нибудь?
Нет, Отс ничего не вспомнил, он... задремал.
— Эх, ты! Надо уметь не спать. — Веселые нотки в голове Вески удивили Отса. — Смотри: рецепты! Зачем? Почему так много?
Отс ничего не понимал. Чему радуется Вески? Рецепты! Какая у них может быть связь с делом?
— Мудрствую. Так, кажется, про меня говорят? — глаза Вески хитро улыбались и блестели. — Может, и так, может, все это ни к чему... А только... только все преступления раскрываются не случайно, как это порой кажется. Ничего нельзя отбрасывать. Следователь честен тогда, когда он не упустил ни одной мелочи. В них-то и прячется то, что мы называем случайностью. Завтра трогать Арупыльда не будем... Завтра — рецепты. Заверни их отдельно, я заберу. Остальное спрячь. А сейчас, — Вески снова хитро улыбнулся, — порадуем Хеннинга, если он еще не ушел.
Звонок застал майора Хеннинга уже в шинели, во, услышав первые слова Вески, он сел к столу.
— Опять сомневаетесь? — прервал он Вески. — Надоело! Завтра же кончайте.
Вески не успел возразить — Хеннинг повесил трубку.
«Ну и черт с тобой! — размышлял Вески по дороге домой. — День у меня еще впереди».
Утром Вески проснулся с тяжелой головой. Глухо звонил будильник.
— Восемь? — Вайке открыла глаза. — Поздно пришел, Лембит? Я и не слышала.
Вески подхватил сына, бросившегося к нему в постель, и скомандовал:
— Вставать, быстро вставать! Через час большой Харри зайдет. Я ему завтрак обещал.
Двери Отсу открыла Вайке. Как всегда, она позавидовала цветущему виду лейтенанта, но и у него были озабоченные глаза.
— Что у вас такое, Харри? — Вайке опасливо оглянулась.
— Ты не бойся, не бойся, сами расскажем! — Вески со смехом выглянул из столовой. — Быстрее к столу! Вот, допустим, скажут, что ты мне изменила, не любишь меня. Убью я тебя? Ага, молчишь!.. Испугалась?
— Глупости ты говоришь! — Вайке рассмеялась. — За это судят — побоишься. — И уже серьезно добавила: — Не поверишь. Когда очень любишь, хочешь верить в любимого.
— А вот и ошиблась. — Вески потянулся за ножом и подмигнул Отсу. — Харри может доказать тебе обратное. У него нет сомнений.
— В том-то и дело, Пауль... — мрачно начал тот.
— Имен не называйте, лейтенант, тайна!
— Хватит! — Вайке рассердилась. — Мерещатся вам убийства.
— Я серьезно, Вайке. Мог бы я тебя убить из ревности?
— Ты у себя спроси. Убьешь — тут же сам застрелишься, — с напускной серьезностью ответила она.
После завтрака Вайке ушла, забрав с собой сына.
— Вот оно как, лейтенант! — Вески, посмеиваясь, поглядел на Отса, когда они стали разбирать рецепты. — «Убьешь — сам застрелишься!» А Пауль на пароход пошел... Надо разобраться. Погубить жизнь Пауля — не фокус. На-ка лучше посмотри... — И Вески протянул Отсу несколько сигнатурок. — Тут и аптека на Нарва маантэ и на Ратушной площади. И на Пярну мазитее и еще, еще — все аптеки Таллина! Рецептов куча, а ты в протокол всего несколько слов записал: «Различные медицинские справки на двадцати двух листах». Эх, прозевали мы с тобой, прозевали!.. А я-то хорош, ведь тоже держал их в руках! Эти — мне, а эти — тебе! — Вески пододвинул к Отсу кучу бумажек. — В пять встречаемся в управлении.
— Одну минуту! — Отс разложил рецепты в ряд. — Все они датированы августом, а сейчас октябрь...
— Верно! Молодец. Может, в этом и ключ. Что за болезни у нее были?
Вески и Отс весь день рылись в архивах аптек, разыскивая оригиналы рецептов, потом копались в карточках поликлиник, беседовали с врачами. Армильда Арупыльд жаловалась терапевту на боли в печени, одному окулисту — на резь в глазах, другому — на светобоязнь, хирургу — на отсутствие аппетита. Никаких заболеваний не нашли. Она была настойчива, требовала лечения, лекарств. Кто отправлял ее ни с чем, а кто выписывал какое-либо безвредное средство.
Почти два часа они сводили в таблицу сведения, добытые за день. В таблице было четыре графы: «поликлиника», «фамилия врача», «на что жаловалась», «заключение».
— Учебник медицины какой-то! — горько пошутил Отс. — Все болезни тут. Стечение-то роковое, правда не обстоятельств, а болезней. Все это интересно, но фамилии убийцы здесь нет. Пока мы знаем одно имя: Арупыльд Пауль.
— Да, пока непонятно. Но завтра надо или освободить Арупыльда или предъявить ему обвинение. Ясно? Рассуждать нечего, надо действовать! — ответил Вески.
Пятый день
До двенадцати оставались считанные минуты. В кабинете полковника Мяэкиви стоял приглушенный шум, обычный перед многолюдными совещаниями. А такими и бывали оперативки, когда заканчивалось какое-либо серьезное дело. На них кроме начальников отделов и сотрудников, принимавших участие в расследовании, приглашались все, кому время позволяло прийти.
Полковник придавал большое значение таким расширенным совещаниям, он считал их лучшей формой учебы. Сегодня предстояло решить окончательно дело об убийстве Армильды Арупыльд. Правда, полковнику это дело особо сложным уже не казалось, и на оперативку он вынес его, пожалуй, случайно.
Двое суток Мяэкиви был в командировке. Первым к нему вошел Хеннинг и сразу же доложил:
— Арупыльд сознался... Дело закончено.
На сей раз тон майора был сух, спокоен, словно сам он никогда и никакого отношения к делу не имел. Полковнику это понравилось: «Не зазнается». Когда позвонил Вески, разыскивавший Хеннинга, Мяэкиви подумал: «Пусть покается в своих сомнениях, это будет ему серьезным уроком...» Тут же вспомнилась встреча с портовыми рабочими: с людьми поговорили — все стало ясно. Случай снова побеседовать на эту излюбленную тему тоже был исключительный.
И вот теперь, посмотрев на часы, затем на Вески, он снова улыбнулся, положил руку на тонкую стопку бумаги и сказал:
— Начнем.
Вески поднялся и медленно произнес, обращаясь к полковнику:
— Разрешите выступить Отсу?
Мяэкиви одобрительно кивнул. Он любил, когда докладывали молодые сотрудники. Подготовка к совещаниям, считал он, приучает систематизировать материал, а вопросы после выступления — быстро соображать.
Смущенный, Отс встал и оправил китель. Заговорил вначале взволнованно, срывающимся голосом, но уже через минуту-другую овладел собой и справился со смущением.
— Обстоятельства, заставившие выдвинуть наряду с другими предложениями версию о Пауле Арупыльде, известны, — сказал Отс, окидывая присутствующих взглядом. На секунду он остановил глаза на Вески. Тот ободряюще наклонил голову. — Мотив грабежа отпал сразу: маленькая светло-коричневая сумочка лежала нетронутой, какой же грабитель, убив свою жертву, оставит на месте деньги?
Резкий голос майора Луми заставил всех повернуться к нему:
— Слабый довод. А если преступнику в самый последний момент помешали?..
Вески с тревогой ожидал ответа Отса. Не оплошает ли Харри? Нет. Отс задумался только на секунду, и то, видимо, от неожиданности. Он спокойно, даже чересчур спокойно отчеканил:
— Труп найден не на дороге, а на глухом пустыре, где грабителю помешать никто не мог. — Этого ему, очевидно, показалось мало, и он добавил: — Душить, бить, подвешивать жертву — хладнокровия у преступника хватило, а сумку схватить перед бегством, даже если ему помешали, он не успел?!
В кабинете возникло оживление. «Молодец!» — Вески удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Мяэкиви, видимо, тоже был доволен ответом Отса. Он постукивал тупым концом карандаша по столу, а это всегда расценивалось как добрый признак.
Отс приводил все новые и новые доводы. Улики смыкались в единую цепь и все полнее раскрывали перед слушателями картину убийства. Хеннинг, как всегда, подтянутый, ни единым жестом не выдавал своего удовлетворения. Майор Луми, старательно рисовавший на листке блокнота квадратики, обиженно думал, что, собственно, не так уж хитро было предполагать, что на одежде преступника должна остаться кровь жертвы. Не столь уж гениальна такая находка... Подумаешь, сообразили: на брюках и рубашке Пауля кровь той же группы, что и у Армильды, а у самого Пауля — иная.
