Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Иванов. — Скажите, а когда Макаров показал вам вот эту прокламацию и предложил ее отпечатать, вы читали ее в то время?
Комиссаров. — Читал.
Иванов. — И возражали? Или по содержанию этой бумаги ничего не возражали?
Комиссаров. — Ничего не возражал.
Председатель. — Вы сказали, что Соркин набрал эту прокламацию, и ее отпечатали?
Комиссаров. — И отпечатали.
Иванов. — Где теперь этот Соркин?
Председатель. — В Москве?
Комиссаров. — Должно быть, в Москве.
Председатель. — Это его настоящее имя — Соркин?
Комиссаров. — Да, настоящее.
Иванов. — Он не служил в департаменте полиции?
Комиссаров. — Не могу вам сказать.
Председатель. — Теперь перейдем к позднейшему времени. Скажите пожалуйста, каковы были ваши отношения с Протопоповым, министром внутренних дел?
Комиссаров. — Протопопова я знал лет 25 или 26 тому назад, когда я только что вышел в офицеры. После этого я два раза видел Протопопова на квартире у Белецкого, когда он был товарищем председателя государственной думы.
Председатель. — Когда вы его видели у Белецкого?
Комиссаров. — Я его очень часто видел у Белецкого.
Председатель. — Часто видели?
Комиссаров. — В течение всего 1916 года.
Председатель. — Вероятно, части этого года?
Комиссаров. — Т.-е. в августе 1916 года видел его там часто. Потом я уехал в Ростов, а когда вернулся из Ростова, я был уволен.
Председатель. — В течение 1916 или 1915 года?
Комиссаров. — Несомненно, 1915 года. Когда я приехал из Саратова, — значит, в конце 1915 года и в начале 1916 г., — он очень часто бывал у Белецкого.
Председатель. — А в каких отношениях вы были с Белецким?
Комиссаров. — В очень хороших, чисто семейных отношениях. Мы семьями были знакомы.
Иванов. — А Протопопов тоже был в хороших отношениях с Белецким?
Комиссаров. — Протопопов приходил по вечерам и всегда сидел в кабинете. Видимо, он был с Белецким в хороших отношениях, потому что часто бывал у него. После, когда я вернулся из Ростова, я тоже видел Протопопова. Он приехал перед тем, как сделался министром — дней за десять.
Председатель. — Приехал в Петроград?
Комиссаров. — Я его видел на другой день, после того, как он приехал в Петроград. Я попросил, чтобы мне сообщили, когда он приедет, и я к нему обратился, как к товарищу председателя государственной думы: мне хотелось тогда повидать Родзянко, так как со мной обошлись крайне непорядочно, — очень даже подло обошлись. Мне хотелось со многими переговорить тогда и с Родзянко в том числе.
Председатель. — Вы имеете в виду ваше удаление в связи с Распутиным?
Комиссаров. — Мое удаление по поводу Распутина. Все это, собственно, сплошь одно и то же. Мое увольнение из Ростова — это продолжение Распутинской истории. Я тогда пришел к Протопопову и просил его, чтобы он поговорил с Родзянко. Он мне ответил, что с Родзянкой он не в таких отношениях, а что он сам постарается урегулировать мои отношения с министерством. А дня через четыре он вызвал меня к себе и задает такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, вы ничего не слышали? — «Нет, говорю, — ничего». — «А вы не думаете, что я могу сделаться министром?» Между прочим, когда я был у Хвостова, то шел разговор, что он может быть министром торговли и промышленности. Я и говорю: «Министром торговли и промышленности». Он говорит: «Нет, не торговли и промышленности, а министром внутренних дел!» — Я говорю: «Нет, ничего не слыхал». Вот, когда я в последний раз с Протопоповым виделся. Когда он был назначен министром, я поехал и расписался у него. Понятно, не хотел войти, чтобы не быть назойливым, а только расписался. Проходит дней пять или шесть. Так как Протопопов относился ко мне хорошо, у нас были отношения приличные, — вместе вышли в офицеры, знакомы были. Он так мило относился, я все думал, что он меня позовет. Раз мне сообщают, что Распутин приказал не только меня не принимать, но, если кто меня примет, того выгонят вон.[*]
Председатель. — Кто это вам сказал?
Комиссаров. — Белецкий.
Председатель. — Вы говорите, что вместе с Протопоповым вышли в офицеры?
Комиссаров. — Нет, не в офицеры вышли, а когда я вышел в офицеры и был в Петербурге, Протопопов был в нашей компании.
Председатель. — Он тоже был офицером?
Комиссаров. — Да, он конно-гренадер.
Председатель. — Значит, вы думали, что он вас позовет, а Белецкий вдруг сообщает вам…
Комиссаров. — Белецкий передал, что было приказано не только меня не принимать, но, если кто-нибудь меня примет, тот будет со стороны определенного круга подвержен каре. Белецкий мне заявил, что к нему лично это не относится, что ему все равно, но к Протопопову — мне было сказано — ходить нельзя. После этого я видел Протопопова, во время пребывания его министром, только у Бурдукова, а затем видел его уже в думе.
Председатель. — У Бурдукова вы несколько раз его видели?
Комиссаров. — Один раз. Он там бывал часто. Собственно говоря, это вышло таким образом. Вначале меня уволили без пенсии, без всего. После Хвостов, увидевши, что сделано было неправильно, вернул мне назад мундир и пенсию. Я просил, чтобы мне вернули действительную службу.
Председатель. — Т.-е. чего же именно вы добивались?
Комиссаров. — Я хотел или быть состоящим при министре, потому что состоящим при министре может быть и пенсионер (там несколько таких генералов было), или же получить место какого-нибудь градоначальника. И так как Протопопов меня, очевидно, принимать боялся, то Бурдуков позвал меня тогда на обед. На этом обеде было много народа: Маклаков был, Протопопов, Белецкий, Чехович, Ушаков… потом, я не помню фамилию, профессор политической экономии…
Председатель. — Мигулин?
Комиссаров. — Мигулин, кажется.
Председатель. — Когда это было?
Комиссаров. — Это было в ноябре или так около этого.
Председатель. — После думских заседаний, вероятно, на которых члены думы выступали с обвинениями против Штюрмера и Протопопова.
Комиссаров. — Не могу сказать (думает). Да, да, безусловно, потому что Протопопов рассказывал об этом.
Председатель. — Какое же было отношение к этому присутствовавших?
Комиссаров. — Протопопов рассказывал, все молчали, конечно.
Председатель. — Но он мог бы обидеться, если бы все молчали.
Комиссаров. — Сторонников у Протопопова, кажется, вообще не было.
Председатель. — Даже в числе обедавших?
Комиссаров. — Даже среди них. Кроме, разве, Бурдукова. Тогда Протопопов со мной заговорил. Вначале он, как будто, игнорировал меня, а после обеда позвал меня и говорит: «Я знаю, что с вами неправильно поступили». Я настаивал на том, чтобы постановили сделать официальную проверку. Протопопов категорически отказался, а вместо этого, предложил мне уехать на Кавказ или Финляндию. — Из Петербурга уехать.
Председатель. — На какую должность?
Комиссаров. — Ни на какую. Просто он говорил, что даст мне возможность уехать в Финляндию или на Кавказ.
Председатель. — Вы с Бурдуковым давно знакомы?
Комиссаров. — Нет, недавно. Я познакомился с ним у Белецкого… Я спросил: «Позволите, почему же на Кавказ или в Финляндию?» Тогда Протопопов ответил, что раз у меня такие отношения с Распутиным, — а это такая персона, — то лучше мне на время уехать.
Председатель. — Ну, а затем, — в декабре, январе, феврале, — как и при каких обстоятельствах вы встречались с Протопоповым?
Комиссаров. — Я говорю, что, после назначения его министром, я всего один раз виделся с ним у Бурдукова, а во второй и последний раз виделся с ним в министерском павильоне.
Председатель. — В течение декабря, января и февраля вы жили в Петрограде?
Комиссаров. — В Петрограде. Я до сих пор не мог пенсии себе выхлопотать.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, не было ли предположения, что вы получите назначение от Протопопова или через Протопопова?
Комиссаров. — Вначале — да. Я просил место петрозаводского губернатора. Меня не назначили. Это началось еще при Хвостове. За меня усиленно хлопотал В. А. Бальц.
