Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — Почему он за вас хлопотал?
Комиссаров. — Потому что он меня знал. Он был товарищем прокурора палаты в Петербурге.
Председатель. — Бальц знал вас по вашей деятельности? Какой именно деятельности?
Комиссаров. — В охранном отделении я был.
Председатель. — Разве Бальц заведывал охранным отделением?
Комиссаров. — Он был товарищем прокурора палаты. Прокуратура в связи.
Председатель. — Вы фактически не исполняли должность генерала для поручений при министре внутренних дел?
Комиссаров. — Единственный раз меня вызвали, — когда убили Распутина. Я был где-то в гостях. Приехал домой; жена страшно взволнована, меня ждет жандармский офицер, полковник. Посадил меня в автомобиль и повезли в департамент полиции. Курлов говорит мне в упор: «Вы знаете, что случилось?» Тогда, по правде сказать, я знал и не знал. Одни говорили — убит, другие — сбежал. Я говорю: «В чем дело?» Он мне в упор: «Вы знаете, что Распутина убили?» Я говорю, что — нет, не знаю. Это единственное, что было у меня с департаментом полиции при Протопопове.
Председатель. — И что же, вас отпустили после этого?
Комиссаров. — После этого отпустили и просили, не могу ли я узнать, кто убил.
Председатель: — И вы занялись этим?
Комиссаров. — Как же я могу заняться!
Председатель. — Значит, вы отказались?
Комиссаров. — Нет, я сказал, что хорошо. И уехал.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, не было ли у вас предположения о том, что вы можете быть назначены диктатором Петрограда на 14 февраля в связи с предполагавшимися событиями?
Комиссаров. — Сохрани бог и помилуй! Как же я мог быть назначен?
Председатель. — Вы никому не высказывали такого предположения?
Комиссаров. — Я в здравом уме, — каким же образом я мог быть назначен чем-нибудь, если Распутин считал, что самое мое пребывание в Петрограде равносильно концу его. Так считала вся женская половина двора.
Председатель. — Я говорю о 14-м февраля этого года, когда Распутина не было уже в живых.
Комиссаров. — Почему 14-е февраля?
Председатель. — Как вы знаете, 14-го февраля, с открытием думы предполагались некоторые беспорядки, об этом писали в газетах.
Комиссаров. — Та же самая история была с департаментом, когда я был в Ростове! Когда я был назначен, из департамента полиции запрашивали у Аджемова, не может ли он сделать запрос, почему меня…
Председатель. — Кто запрашивал Аджемова?
Комиссаров. — Климович, кажется.
Председатель. — Климович спрашивал Аджемова, не может ли он сделать запрос относительно вас?
Комиссаров. — Относительно меня.
Председатель. — Это когда было?
Комиссаров. — Этого я не знаю. Это нужно у Аджемова спросить.
Председатель. — Откуда же такое плохое отношение к вам со стороны департамента полиции?
Комиссаров. — Плохое отношение со стороны департамента полиции?… Во-первых, вот почему: министром внутренних дел был Штюрмер, а Штюрмер, как вам известно, был всецело подчинен Распутину, канцлеру.
Председатель. — Как подчинен Распутину?
Комиссаров. — Распутин был в то время канцлером.
Председатель. — Вы говорите, что, в бытность министром внутренних дел Штюрмера, в департаменте полиции хотели, чтобы был сделан запрос на ваш счет?
Комиссаров. — Хотели загрязнить меня тем или иным путем.
Председатель. — Но мой вопрос касательно вашего предположения, что вы можете быть назначены диктатором Петрограда, относится к более позднему времени — к началу февраля. Не было ли у вас в начале февраля…
Комиссаров. — Собственно говоря, я не знаю. По-моему, это не серьезная мысль. Если кто-нибудь и болтал… Вы говорите — в газетах… Это не серьезно.
Председатель. — Я не говорю о газетах. У нас имеются указания на это, и мы должны эти указания проверить. Вы были знакомы с Протопоповым давно. Вы встречались с ним у Белецкого. Отчего же ему было не назначить вас.
Комиссаров. — Когда Протопопов был министром, я виделся с ним только один раз, у Бурдукова, и он предложил мне ехать на Кавказ или в Финляндию.
Председатель. — Теперь скажите, пожалуйста, откуда гнев Распутина на вас и почему вы связываете свое увольнение от должности ростовского градоначальника с Распутиным?
Комиссаров. — Когда я был назначен начальником варшавского управления, оно было эвакуировано…
Председатель. — Т.-е. оно не существовало фактически, не функционировало?
Комиссаров. — Тогда меня прикомандировали в Петроград, и я был фактически в распоряжении Хвостова и товарища министра Белецкого. Когда я приехал, то Белецкий и Хвостов обратились ко мне, чтобы я познакомился с Распутиным. Я до тех пор его не видел и понятия о нем не имел. Между прочим, Хвостов и Белецкий говорили, что эта персона настолько серьезная и имеет такое колоссальное влияние на все, что приходится все-таки считаться с ним и что лучше знать, что там делается.
Председатель. — И Хвостов и Белецкий обратились к вам?
Комиссаров. — Да, оба.
Председатель. — Это, должно быть, было в конце сентября?
Комиссаров. — Вероятно, в октябре месяце.
Председатель. — Т.-е. после их назначения: Хвостова — министром внутренних дел, Белецкого — товарищем министра.
Комиссаров. — Повидимому, да. Я тогда познакомился с ним у Бадмаева.
Председатель. — С Распутиным?
Комиссаров. — Да. Ведь Распутин, видимо, был раньше знаком с Хвостовым и Белецким. После того, как я познакомился с Распутиным у Бадмаева, я у него был раза два-три, заходил к нему, по поручению, узнавать, что нового делается, какие новые планы в Царском и у самого Распутина. Все это шло довольно прилично. Прошло недели две. Вечером, часов в 9, звонит ко мне Хвостов, чтобы я немедленно приехал. Я приезжаю к нему на Фонтанку. Хвостов говорит мне (я приехал в форме): «Есть у вас штатское платье? Поезжайте, переоденьтесь и возвращайтесь». Я поехал домой, переоделся и вернулся. Он говорит: «Вот, что, вы поезжайте к Распутину. Распутин в Царском Селе».
Председатель. — Вы тогда были в должности генерала для особых поручений?
Комиссаров. — Да. Я рассказываю, начиная с сентября 1916 года.
Председатель. — 1915 года.
Комиссаров. — «Я, — говорит, — поеду в лавру, митрополит Питирим ждет меня. Вы приедете с Распутиным». А я Питирима еще и в глаза не видел. Я приехал к Распутину. Его не было дома. Смотрю, через некоторое время приезжает Распутин и еще какие-то люди, — видимо его дочери, там разные женщины, которые у него жили. Я всех хорошо не знал. Он был в Царском Селе. И с ним же, как я в тот день узнал, секретарь митрополита.
Председатель. — Осипенко?
Комиссаров. — Осипенко.
Председатель. — Позвольте, как же они соединились: женщины, питиримовский секретарь и Распутин, который был в Царском?
Комиссаров. — Они были у Вырубовой, потому что, насколько я знаю, так всегда бывало: сначала заезжали к Вырубовой, потом отправлялись. Я говорю: «Поедем в лавру, там ждет Хвостов и Питирим». Говорил я тихо, потому что не знал остальных всех господ. Я только после узнал, что тут была Акулина[*] и секретарь Осипенко. Акулина[*] и секретарь Осипенко бегут бегом, — боятся, что я его куда-нибудь завезу. У меня стоял извозчик. Я сел на извозчика, ко мне лезут Акулина[*] и секретарь. Мы поехали, а они сзади бегом. Я приехал в лавру без них.
Председатель. — Вы, значит, попросту удрали?
Комиссаров. — Я просто из мальчишества стал гнать извозчика, а они бегут и кричат: «Завезет тебя антихрист».
Председатель. — Это они вас звали антихристом?
Комиссаров. — Да, разные названия были. Когда мы приехали, — я в лавре ходов не знал, — в первый раз в жизни был там. Распутин разделся и бежит; я говорю: «подожди». Он свободно прошел, и мы вошли в какую-то комнату. Туда вышел какой-то келейник не келейник, — какой-то господин; что-то поговорил с Распутиным и ушел. Через некоторое время выходит Питирим. Тот с ним на ты. Расцеловались. Я поклонился, он меня благословил. Питирим вскинул глаза и спрашивает: «Кто такой?». Я говорю: «Генерал для поручений Комиссаров». Тот от меня шага на два отскочил. Распутин орет благим матом и побежал туда, где Хвостов. Хвостов не предупредил Питирима, что я приеду с Григорием. Питирим все время уверял Хвостова, что он с Григорием не виделся, а Хвостов хотел его уличить в том, что он в хороших отношениях с Распутиным. И когда келейник доложил Питириму, что приехал Григорий, он встал и говорит: «Извините, один господин ко мне приехал по очень важному делу. Я сейчас приду». И вдруг вместо господина явился я и Распутин. После этого Питирим слова не сказал, а на другой день поехал в Царское Село, — и пошло! Так как я привез Распутина, Питирим на меня, как бешеный, полез. Это первое неудовольствие, которое я вызвал. Хвостов очень курьезный человек; он, когда задумает, что сделать, то перед этим очень много говорит. В одно прекрасное время до Питирима дошел слух, будто Хвостов хотел его обстричь и будто бы Хвостов поручил мне его выстричь. Тут еще пуще пошло. Так продолжалось некоторое время. Хвостов виделся с Григорием Распутиным.
