Александр Сладков - Обратная сторона войны
– Мархаба! Как дела, ребята?
Мне отвечает обвязанный патронными лентами пулеметчик. Короб его ПК выкрашен в цвета сирийского государственного флага.
– Нормально!
– Можно воевать?
– Конечно! Вот который день уже наступаем!
Возле нас из развалин выныривает вереница бойцов. О-па! Эти, похоже, идут с реального дела! Хмурые, запыленные. Автоматы на изготовку, у гранатометчиков гранаты вкручены в трубы «РПГ-7». Они, скользнув по нам взглядом, проходят дальше, исчезают в развалинах. Назир заглядывает мне в лицо:
– На передовую пойдем?
– Далеко добираться?
Фиксер поднимает кисть с собранными «в щепотку» пальцами на уровень глаз.
Жест, который можно перевести с восточного как: «А я знаю?!» Потом, пожевав губами, отвечает:
– Километр. Может, два.
И первым легко ступает вперед. Он бронежилета не надевает. Предпочитает мобильность отягощению, пусть даже и защищающему. Вытягиваемся в цепочку и начинаем путь. Зигзагом. Мимо поваленных заборов и сломанных деревьев. По свежим развалинам. Кряхтя, взбираемся на неровные куски обрушенных стен, спрыгиваем, пролезаем в небольшие дыры, оставленные снарядами, пыхтя, перебегаем площадки, на которые из укрытия нас выталкивает один провожатый, словно выпускающий группу десантников из самолета, а на другой стороне площадки нас втягивает обратно в развалины уже второй. Видать, выступать в роли проводников им не впервой. Знают, где слепые места, а где простреливаемые. Перед самыми опасными пространствами накапливаемся в укрытии кучкой, а потом мчимся до другого угла на всей скорости. Военные нам подсказывают, правда, больше жестами, чем словами: «Левее! Левее прими!», «Бегом!», «Нагнись, нагнись!!!».
В первый же день таких упражнений я понял, что самое главное в этих развалинах. Ботинки! Обувь! Она должна быть удобной, приспособленной к длительному перемещению, но! Подошва нужна при этом добротная, толстая! Покрытие-то на съемочной площадке какое? Битый кирпич, всюду торчащие гвозди, куски арматуры. Это вам не поле для гольфа! Наступишь неудачно, проткнешь ногу – вот тебе и «боевое ранение». Вообще, обувка на любой войне – забота особая. Бывал я как-то во Вьетнаме. Знакомился с боевым опытом партизан. Там я видел сохранившиеся реликвии вьетнамского подпольного движения. И знаете, какие мастерские имелись у вьетконговцев? Двух видов. Оружейные и, представьте себе, обувные! Да-да, они сандалии делали! Стратегический товар! Подошвы вырезались из автопокрышек, а ремешки – из колесных камер. Шесть секунд, и партизанская обувка готова, так называемые «вьетнамки». Что еще про обувь… Че Гевара, знаменитый экспортер революции, как он погиб? Очень просто! Обувь истерлась, и он со своими бойцами так и не смог босиком по джунглям Боливии от карабинеров уйти! Поймали легенду! И убили. Вот к чему плохая обувь может привести! Здесь, в Сирии, я, было, вышел на тропу войны в легких кроссовках. Тяжко. В первый же день купил в Дамаске подходящие ботинки, и, слава богу, они не подвели.
Продолжу основную линию своего повествования. Путь по развалинам – это бег с барьерами. Вернее, не только бег, но и переползания. Спасибо моим армейским отцам-командирам, они нас так долго мучили, заставляя преодолевать полосу препятствий: «ров», «змейку», «пролом в стене». Пригодилось. Правда, аж через двадцать лет. Моя работа в городе Грозном не в счет! Там были страшные, стреляющие, но другие развалины. Улицы очень широкие, дома просторные. Частный сектор в Чечне – да, тесный, но плотных позиционных боев в селах мы не вели. Их брали быстро, за редким исключением. Ну, там, Бамут в первую кампанию или Саади-хутор (село Комсомольское) во вторую. А здесь, в Дамаске, улочки узкие, комнатки в домах тесные, небольшие. Протискиваться сквозь такие руины, да еще в «железных шапках», в «брониках» и с аппаратурой… Адский труд. Чтоб не тратить время на съемки таких вот перемещений, мы применяем портативную камеру GouPro. Она размером со спичечный коробок. Приматываем скотчем «звучку» Лехе на грудь, включаем, и пускай сама снимает сколько угодно.
Мы перебегаем к стене. Перед нами пролом, а за ним небольшая военная база. Или, можно сказать, взводный опорный пункт. Вокруг разбитые торговые лавки и офисные помещения. Асфальт усыпан какими-то ведрами, цветными тряпками, одеялами. Вон красивое кожаное кресло лежит на боку, осыпанное бетонной крошкой, вот виден запыленный экран большого современного телевизора. С пулевыми пробоинами.
Военные сгрудились в отдельном маленьком помещении. Окна его занавешены цветным тряпьем. В жаркой тени – лежанки, устроенные при помощи спальников прямо на бетонном полу. Замечаю, что на некоторых из них, укрывшись с головой кусками брезента, спят бойцы. В разбитом углу и в одном из окон при помощи мешков с песком устроены пулеметные гнезда. Сидящие там бойцы с нашим прибытием даже не оглянулись. Наблюдают. Видать, опасаются неожиданного броска.
Назир подводит ко мне военного в расхристанной камуфляжной куртке и в каске на голове:
– Полковник Аднан. Старший в этом месте.
– Ну, как вы справляетесь?
– Да вот только вчера вечером заняли эту позицию. Оттеснили их. Сплошной линии обороны у нас нет. Она очаговая. Вот это один из пунктов.
– Не контратакуют? Стреляют?
– Снайперы у них хорошие. Профессиональные. Не наши. Скорее всего, чеченцы.
Ого! Вот так просто! Чеченцы… Я тут созванивался с моим другом, он в полиции служит в Грозном. Так он сказал, человек триста из республики воевать уехали. Против Асада, за Аль Кайду. Видать, уже прибыли, даже почерк свой показать успели.
Канонады особенной вокруг нет. То тут очередь протрещит, то там. Где-то в километре от нас ухает миномет, и тут же после пуска слышится взрыв. Позиция совсем рядом с целью. И нет-нет да и щелкают одиночные выстрелы. Это и есть они, снайперы. Много не убьют, но в напряжении противника сколько надо продержат. Кто был на войне, знает, если пуля свистит, она не твоя. А вот если ты слышишь выстрел как щелчок – это по тебе, в твою сторону. Я уже давно, еще в Грозном, научился выделять такие щелчки из общей какофонии. Так стреляют редко-редко. В основном по делу, а не «по площадям».
На войне снайперские истории гуляют по окопам, как по социальным сетям, обрастая самыми невероятными деталями и подробностями. Взять Чечню. Сколько я наслушался сказок про прибалтийских снайперш, хладнокровно убивающих в Грозном российских солдат. «Белые колготки» – да-да, так их все звали. И легенды о них передавались из уст в уста: «Наши! Поймали ее! Воткнули гранату в одно место! И разорвало ее напополам!!!» На самом деле никто и нигде этих «колготок» не видел. И не снимал. Но есть и у меня в запасе подобная история. Ну как история – реплика. Майор один, из семьдесят шестой воздушно-десантной дивизии, в январе девяносто пятого был назначен старшим над группой снайперов. Ночью его ребята работали, днем спали. Так вот, Серега, да, его так и звали, Серега мне потом рассказывал: «Сплю я днем у себя в подвале, и тут рация… «Вермут! Вермут!» Позывной у меня такой был. Я к наушникам, а там женский голос, хриплый такой, сексуальный: «Вермут! Ты зачем моих мальчиков убиваешь». Ну, я обматерил ее, конечно, и все. Снайперша это была или нет, неизвестно.
Эх… Когда он был, этот Грозный! Нынче перед нами Дамаск.
Двигаемся дальше и втягиваемся в фабричную зону. Просторные площадки, огромные навесы, ангары и корпуса. Тут не надо лезть из дыры в дыру. Тут надо быстро-быстро бегать. Чтоб не попали. Вообще, противостоять снайперам можно по-разному.
Если необходимо вынести раненого с открытой площадки – бросают дымы́, чтоб под их прикрытием сделать дело. Здесь применяют еще один способ. Перед заходом в развалины я заметил большое количество разбитых автобусов, стянутых в район боевых действий.
Так вот, из них, стыкуя бампер к бамперу, устраивают заслоны, метров по сто каждый. За ними сирийские солдаты перебегают и прячутся. А в некоторых местах они просто натягивают вдоль открытой площадки трос и вывешивают куски брезента, словно гардины. Тоже вариант для укрытия. Помню, довелось мне работать в начале девяностых в осажденном Сараеве, это в Боснии, на Балканах. Сербы-мусульмане были со всех сторон окружены сербами-православными. Оборона у мусульман была надежная. Вот только снайперы противника их донимали. За пару лет братушки убили пять тысяч сараевских горожан. Две тысячи из которых были дети. И тогда в осажденном городе самую опасную улицу заслонили большими морскими контейнерами. Выстроили из них длиннющую стену. А саму улицу до этого успели прозвать Аллеей смерти, или еще Снайпер-авеню. И там же я видел, как работала так называемая французская антиснайперская миссия. Собственно, вся миссия – это обыкновенный, стоящий на перекрестке, раскрашенный в ооновскую белую краску танк. Едва наблюдатель фиксирует выстрел, танк открывает беглый огонь. Из пушки. По горам, по домам, именно туда, откуда стрелял снайпер. И вы знаете, весьма эффектная штука. И эффективная. Бабах, и половины «двенадцатиэтажки» нету! Или на дальней горе вдруг появляется большое черное пятно после разрывов. Я обмолвился с сирийскими военными о такой миссии. Мне ответили однозначно:
